(Увидела Комарова на коленях.) Ну ладно, вы извините.
К о м а р о в (встал, отряхивает брюки). Насколько я понял, Зенкевич вообразила, что я просил на коленях твоей руки, типа того.
И р м а (усмехнулась). Бедная Ниночка, она думает, в наше время все еще объясняются в любви на коленях.
З а т е м н е н и е.
Дворик перед домом Анны Александровны. На скамейке сидят Б о й к о и К р о т о в, курят.
К р о т о в (показал на разрытую землю, пустую катушку от кабеля, низко натянутые электрические провода). Устроили пересеченную местность. Работнички.
Пауза.
Б о й к о (кивнул в сторону дерева со сломанной веткой под окном Анны Александровны). Яблоня.
К р о т о в. А-а. Я думал — пальма.
Б о й к о. Донна Анна посадила.
К р о т о в. Сорт — лимонная. Вид — чахоточный.
Б о й к о. Крот, а ты знал, что Машка придет?
К р о т о в. Отвечу через газету. Читай завтра вечерку.
Б о й к о. Смотри, выдаст тебе Комарик…
Входит Л ю б а Б о р и с о в а.
Л ю б а. Ребята, кто пойдет за лимонадом? И плюс бутылка сухого вина. (Имитируя голос и интонацию Анны Александровны.) «Поскольку вы теперь даже официально взрослые люди».
К р о т о в (посмотрел на Бойко, тот не трогается с места). Так и быть, пожертвую собой ради общего блага. (Ушел.)
Б о й к о (выбросил сигарету, тренькает на лютне). Вот скажи, как звук — ничего?
Л ю б а. Хороший звук.
Бойко глубоко вздохнул.
Чего вздыхаешь? (Скороговоркой.) Не вздыхай глубоко, не отдадим далеко, хоть за курицу, да на свою улицу.
Б о й к о. Чего-то сегодня все не как всегда. И Комар какой-то июньский.
Л ю б а. Почему июньский?
Б о й к о. Кусачий. Из-за Машки, наверное. Анну жалко.
Л ю б а. Да, готовилась, приглашенья писала. Пойду.
Б о й к о. Борисова, ты не уползай, у меня тут имеется для тебя одна штука. (Достает из кармана кольцо, протягивает Любе.)
Л ю б а (берет, рассматривает. Засмеялась). Бойко, это же обручалка! Меня же башка из дому выгонит.
Б о й к о. А что такого? Оно не настоящее, это из анодированной стали, я сам выточил. У нас все ребята делают для своих девушек.
Л ю б а. Валя, ну не могу я с тобой обручиться, даже анодированным кольцом. Не злись. Ты аккомпанируешь, я пою — и все.
Б о й к о (траурно). Ясно. (Потренькал на лютне.) А как Попович? Что медицина говорит?
Л ю б а. Они же прямо не говорят. Один раз я сунулась к их зав. отделением, а он меня погнал: «Ты, говорит, девочка, если уж перелезла через забор, хоть на глаза не попадайся». Конечно, получилось по-глупому, забыла, что неприемный день. (Балансируя, пробежала по деревянному «крокодилу».) Все будет хорошо.
Б о й к о (сел на «крокодила»). Вот, Люба, вот, веришь, я хотел бы, чтобы Лешка остался жить, честное слово, но я тут думал — было бы все так: он бы поправился, совершенно, но вы бы поссорились.
Л ю б а. Ты играй лучше. Слышишь, играй. (Взяла Бойко за ворот, потрясла.) Играй, играй.
Из парадной высунулась З е н к е в и ч.
З е н к е в и ч. Люба, Анна Александровна спрашивает… (Посмотрела на них внимательно.) Ну ладно, вы извините…
З а т е м н е н и е.
Комната. А н н а А л е к с а н д р о в н а и М а ш а раскладывают приборы.
М а ш а. Анна Александровна, а почему вы мне послали билетик? Вы действительно хотели, чтоб я пришла?
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Маша, я тебе скажу две правды. Одна правда такая — я тебе его не посылала. Вернее, не я посылала. Неважно кто — не в этом дело. А другая правда — что я тебе рада. И эта правда главнее, понимаешь?
М а ш а. Понимаю. Но я бы не пришла. Просто, на меня билетик как-то подействовал, вызвал приступ сентиментальности, захотелось пройти мимо школьных мест и по вашему двору. Но я бы, разумеется, не зашла к вам, если бы меня не опознали.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Значит, хорошо, что опознали.
Входит печальная З е н к е в и ч.
(Посмотрела на Нину, шутливо.) Что невесел, нос повесил?
З е н к е в и ч. Да ну, Анна Александровна, был класс как класс до десятого класса, а потом началось — сплошные чувства, любовь, вообще… (Безнадежно махнула рукой.) Я понимаю — акселерация, период взросления, но все равно…
А н н а А л е к с а н д р о в н а (обняла ее). Нинушка, акселерация — такое дело, ты тоже от нее никуда не денешься. (Подвела ее к зеркалу, несколькими взмахами гребешка спустила косой челкой на лоб ее короткие отчесанные назад волосы; от этого лицо Зенкевич стало и милее, и забавнее.) Вот тебе и акселерация.
З е н к е в и ч. Ой, я так совсем на себя не похожа…
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Ничего, привыкнешь.
Из кухни появляются К о м а р о в с хлебницей и И р м а с салатом. Из другой двери входят К р о т о в с бутылкой, которую он торжественно вносит, поддерживая за донышко, Б о й к о и Л ю б а.
(Торжественно.) Итак, приступим. (Все сели, Анна Александровна поднимает бокал.) Один замечательный французский писатель сказал…
В дверях появился И в а н, засвистел — довольно громко.
Ты опять здесь?
И в а н. Стоял за дверью, как было велено. Пожалуйста, мы удалимся. (Вышел.)
Пауза.
З е н к е в и ч. А вот я сейчас считала — нас знаете сколько пришло? Двадцать пять процентов от общей численности.
И р м а. Хватит статистики и пессимизма. Анна Александровна, что сказал французский писатель?
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Неважно. Давайте выпьем за тех, кто пришел. (Чокаются.)
Л ю б а (неожиданно, как будто проснувшись). Ребята, а вот знаете — я верю в бессмертие души.
Все замолчали от неожиданности. Потом расхохотались.
З е н к е в и ч. Ой, ну Любка — типичный февралик.
Б о й к о. Она и родилась когда — двадцать девятого февраля. Суметь надо.
М а ш а. Души нет, Любушка. Доказано точными науками.
Л ю б а (запела).
Эх, на столе стоит
Каша пшенная,
Да кому она нужна,
Жена ученая.
Входит Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч.
Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч. Добрый вечер.
Ребята отвечают.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Ростислав Андреевич. Мои выпускники.
Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч (ставит на стол тарелку). Я хочу подкинуть вам немного корму, экзотического, вы о нем слышали, а есть — вряд ли ели. Юкола.
И р м а. А я читала в «Вокруг света». Сушеная рыба. }
К р о т о в (демонстративно закатывает рукава). Сейчас продегустируем. }
Б о й к о. Вы садитесь с нами. } Почти в один голос.
Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч. Спасибо. Садиться не буду, а рюмку за ваше здоровье выпью. Я, как теперь модно говорить, человек со стороны, но все-таки я себе позволю предложить тост. (Посмотрел на лозунг.) Вот у вас тут сказано: «Изменяться, но не изменять». Правильно. Изменяться надо, а изменять — худо. Но во взрослой жизни этого маловато. Во взрослой жизни надо еще уметь изменяться, изменяться сознательно, рационально. Надо уметь выявить себя. Когда ко мне в экспедицию приходит новый человек, особенно если до тридцати, сразу вопрос: чего он стоит, чего от него ждать — в общем, перспективный человек или нет. Так вот, я вам желаю, чтобы в этой самой взрослой жизни вы все оказались перспективными.
Все аплодируют, кроме Комарова.
Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч (улыбаясь). Вы другого мнения?
К р о т о в. Он у нас представляет оппозицию.
К о м а р о в. Нет, я просто задумался: а что вы делаете с неперспективными?
Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч. Обычно они уходят. Сами — или с нашей помощью.
К о м а р о в. Сочувствую неперспективным.
Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч. Знакомая позиция. Слышал.
А н н а А л е к с а н д р о в н а (делая вид, что ничего не было, изо всех сил весело). Братцы, хватит дискуссий. Будем развлекаться и жить бурной жизнью.
Л ю б а. Давай, Валя. Бери лютню.
Все окружили Любу и Бойко. Бойко играет на лютне, Люба поет старинную французскую песенку. Комаров подходит к Маше. Взял стул, сел вполоборота к ней. Маша подняла голову.
К о м а р о в. Итак, набираешь языки и рассчитываешь на посольство. (В руке у него яркий французский журнал). Остриглась, надо думать, чтобы соответствовать журнально-обложечному стандарту? Среднестатистическая Моника Витти? (Показал какую-то фотографию в журнале).
М а ш а. Это хорошо или плохо?
К о м а р о в. Не знаю, не специалист по стандартам. Вообще, я вижу, ты не только прическу усовершенствовала.
М а ш а. Что еще?
К о м а р о в. Общий стиль. Светская такая, холодная, мраморная. Индифферентная.
М а ш а. Это у тебя по контрасту такое впечатление. В десятом я была слишком эмоциональная. Теперь немножко привела себя в порядок.
К о м а р о в. Я как-то тебя видел.
М а ш а. Где?
К о м а р о в. Около университета. Извини, что не поздоровался, но ты мчалась с Кротовым на мотоцикле, волосы развевались из-под шлема — вообще эффектный кадр. Из польского фильма.
М а ш а. Да, он иногда подбрасывал меня домой.
К о м а р о в. Зачем ты пришла?
М а ш а (посмотрела на него). Если я скажу, чтобы увидеть тебя?
К о м а р о в. Хочешь, чтобы я подставил правую щеку?
М а ш а. Не поняла.
К о м а р о в. Знаешь, есть такое евангельское изречение. Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую. Так вот, я не хочу. Потому что я убедился: по правой ударят еще больнее.