М а ш а. Теперь поняла. По левой ударила я?
К о м а р о в. Во всяком случае, ты проявила интуицию. Вовремя заметила, что я — неперспективный. И сделала правильный выбор. Потому что Кротов — он перспективный. Будущий киновед. Киновед Кинооператорович. Ты — молодец.
И р м а (проходит). Миша, когда сеанс?
К о м а р о в. В двадцать тридцать. Сейчас идем.
Ирма кивнула, отошла к остальным.
М а ш а. Считай, что ты отомстил мне. На все сто процентов.
К о м а р о в (встал). Что ты, в лучшем случае на тридцать, тридцать пять.
Люба кончила петь. В дверях показался Иван с проекционным аппаратом.
И в а н (угрюмо). Анна Александровна пожелала, чтобы я вам продемонстрировал слайды ее собственного производства. С видами Франции. В основном все смазано, но при очень сильном желании что-то можно угадать.
Устанавливает проекционный аппарат. Кротов подошел к Маше, встал рядом.
Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч (подошел к Комарову). Все-таки ты не прав, мужик. Мы с тобой недоспорили, но ты не прав.
К о м а р о в. Простите, я тороплюсь. (Громко.) Прошу внимания, есть информация. (Все оборачиваются.) Мы с Ирмой Гусевой уходим в кино. Но предварительно я хочу довести до вашего сведения: я не поступил. Я врал. Зачем врал — не знаю. Хотя — знаю: не хотел обманывать ваших ожиданий. Вы ведь считали меня гением, правда, Анна Александровна? (Быстро подошел к одному рисунку, снял.) Извините, я собираю и уничтожаю все свои творения. Поскольку компетентная комиссия установила, что они некачественны. (Снимает второй. В это время послышался голос Маши.)
М а ш а (спокойно и очень отчетливо). Кротов, убери, пожалуйста, руку. Она мне мешает.
Кротов снял руку с ее плеча. Комаров остановился, резко обернулся.
К о м а р о в. Прости, Ирма. Тезка, выйдем на мгновение. Все будет мирно, Анна Александровна.
Дворик перед домом Анны Александровны. К р о т о в покатил на К о м а р о в а малярную вышку, словно пошел на таран, Комаров остановил его. Оба уперлись в вышку, стараясь столкнуть друг друга. На катушке из-под кабеля лежат рисунки Комарова.
К о м а р о в. Ты можешь возить Пронину на мотоцикле. На мотороллере. На мопеде. Но если ты еще раз к ней притронешься…
Комаров рванул, оба покачались на месте и опять замерли.
К р о т о в (с деланным грузинским акцентом). Зря расходуешь киловатты, дарагой. У нас силы равны.
К о м а р о в. Да нет, ты сильнее. Вон ты какой — сияющий и оптимистический. Ну, чего ты радуешься?
К р о т о в. А ты чего злобишься? Что не поступил? Что считался гений, а оказался — неперспективный? Как сказал старший товарищ. Теперь весь свет нэнавидишь немножко, да, дарагой?
К о м а р о в. Не весь. Определенную часть. Тебя в том числе.
Теперь они уже стоят, схватив друг друга за руки.
К р о т о в. За что? За то, что я поступил? Что у моего отца — имя?
К о м а р о в. Нет. За то, что ты считаешь — раз у твоего отца имя, значит, у тебя автоматом — будущее. Ты его заработал? Никого не победил, а глядишь победителем. Вот такие, как ты, и выдумали это слово античеловеческое — «неперспективный».
Появилась А н н а А л е к с а н д р о в н а.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Это и называется — все будет мирно?
К о м а р о в. А мы разучивали танец. Ультрасовременный.
К р о т о в. Ага, японский. Джиу-джитсу — каратэ. (Пританцовывая, уходит.)
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Миша, так нельзя.
К о м а р о в. Так можно, Анна Александровна.
А н н а А л е к с а н д р о в н а (берет рисунок, смотрит). Нет, я не ошибалась. Я тебя туда толкала, можешь меня проклинать, но все равно я не ошибалась. У тебя есть глаз, воображение, линия. Ладно, я дилетант. Но вот Савельев, он ведь не дилетант, слава богу, помнишь, когда он приезжал из Москвы и был у нас в ИЗО, как он сказал? «Дерзкая, точная линия, глаз».
К о м а р о в. Анна Александровна, эту историческую фразу в общем-то можно забыть. Потому что Савельев как раз был в составе приемной комиссии.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Он тебя узнал?
К о м а р о в. Скорее всего, нет. Посмотрел. Поговорил. Тепло так поговорил. Что смотреть — вроде уже есть на что, а видно еще маловато. В частности, вот линия — еще не живет. «Не живет линия, юноша». Так обстоят дела с линией.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. А ты стоял и безмолвствовал? Ну знаешь, это предельно глупо. В таких случаях и поспорить не грех, и напомнить — ты что, растерялся, что ли?
К о м а р о в. Нет. Мне скорее смешно было в тот момент. Ситуация уж очень комедийная. Хотя его понять можно. Тогда, в ИЗО, он хвалил на радость педагогам от общего умиления — вот детки какие хорошие, рисуют картинки. Он же не думал, что я от его слов через два года полечу в Москву. Расправив крылья.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Миша, ты будешь поступать еще раз, и ты поступишь.
К о м а р о в. Насчет «еще раз» — не знаю. Тут все сложно. Я ведь, когда не прошел, стреляться не собирался: слава богу, готовых утешений — вагон, в том числе это самое «еще раз» знаменитое. Но потом у меня был разговор с отцом.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Что сказал Виктор Петрович?
К о м а р о в. Много чего. Виктор Петрович мне открывал глаза на жизнь, как он сам выразился. Тогда, в частности, я и услышал в первый раз этот термин — «неперспективный». В теоретической части он говорил о семейных традициях, о преемственности, о том, что родители расчищают дорогу детям — ну, в общем, я бы все это перевел словом «блат». Практический вывод: больше ты туда поступать не будешь. Я не самый послушный сын на свете, но, знаете, иногда какое-то беспокойство: а вдруг в этом есть сермяжная правда? И не то что поступать — жить не очень хочется.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Миша, я не могу сейчас спорить с твоим отцом, хотя я уверена, что ты многое преувеличил. Но что с тобой происходит, я понимаю. Это реакция на поражение, первое в твоей жизни. Но ты должен преодолеть это чувство, и ты его преодолеешь.
К о м а р о в. Возможно.
А н н а А л е к с а н д р о в н а (села на рельсину). А сейчас ты где?
К о м а р о в (тоже сел). А сейчас я здесь. Вон, видите, вагончик? Это и есть моя работа. Тянем телефонный кабель.
А н н а А л е к с а н д р о в н а (указывая на провода). Вот это?
К о м а р о в. Что вы, Анна Александровна, это пробросили времянку. Вообще, надо будет сказать ребятам, низковато, все-таки опасное напряжение.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Стало быть, ты и учинил все это безобразие у нас во дворе?
К о м а р о в. Нет, это мои коллеги. Я — спайщик.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Миша. Почему вдруг — спайщик?
К о м а р о в. Анна Александровна, наивный вопрос. Потому что мой отец — инженер на телефонной станции. Как трудоустраиваются те, кто не прошел в вуз? В частности, по месту работы родителей. И знаете — доволен. Вчера подошел прораб — ты перепутал пары. Взял зуммер, прозвонил — и все. Отвалил ни с чем. (Вскочил.) Можно доказать. А тут — поди докажи. «Не живет линия, юноша». И все. Пришел бы к нему Дюрер, он бы и ему: «Не живет линия, юноша. Не живет». Скользнул по мне усталым оком и забыл через полсекунды. А я его буду помнить всю жизнь.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Тебя заносит, Миша, тебя, как всегда, заносит. Хотя я тебя понимаю…
К о м а р о в. Это очень ваша фраза — «я тебя понимаю».
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Действительно, понимаю. Я ведь тоже — пыталась переводить стихи, и тоже был редактор, который меня давно забыл… Но у тебя будет по-другому. Я уверена, слышишь?
К о м а р о в (подошел к яблоне). Анна Александровна, вот — когда вы сажали эту яблоню, вы, наверное, думали, что это как-то облагородит всех пятиклассников во дворе. И осенью вы будете праздновать праздник урожая. Дружным хором. Но пятиклассники оборвали яблоки в стадии завязи, вон еще ветку обломили. Вы добрый человек, Анна Александровна. Вы хотите, чтобы все были удачливы, счастливы, талантливы.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Ты талантлив.
К о м а р о в. Я — классический школьный гений. В каждой школе есть свой гений. В каждом классе. И сколько этих школьных гениев порасшибало себе носы. Когда оказалось, что их гениальность не тянет на простые способности. Простите, мы опаздываем в кино. Ирма! Время.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. А рисунки все-таки оставь мне.
К о м а р о в (берет один, смотрит). «И матрос, на борт не принятый, идет, шатаясь, сквозь буран». А. Блок. Напророчил.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. А мой портрет?
К о м а р о в. Он не удался. Линия не живет.
Вышла И р м а.
И р м а. До свидания, Анна Александровна.
К о м а р о в. До свидания.
А н н а А л е к с а н д р о в н а (глубоко огорченная). Все-таки вы звоните, появляйтесь. До свидания. (Ушла.)
И р м а (села на рельсину). Ну вот. Теперь мы можем сделать друг другу ручкой. (Показывает.) И разойтись по домам.
К о м а р о в. А как же англо-польско-турецкий?
И р м а (задумчиво смотрит куда-то вниз). По-моему, я выполнила все, что от меня требовалось. Ты отомстил Прониной, сорвал мероприятие, в общем, Мавра сделала свое дело, Мавра может уйти.
К о м а р о в. Что ты там созерцаешь?
И р м а. Муравьишка. Ползает по ноге, дурачок. Ну что, казнить тебя или помиловать?
К о м а р о в. Помилуй.
И р м а. Ладно, живи. Скажи спасибо товарищу Комарову.
К о м а р о в. Ирма, давай по-честному. Мне хочется полтора часа смотреть шведско-марокканско-австралийскую жизнь и соответствующие страсти. И ни о чем не думать. Попробуем вместе?