К о м а р о в. Ну, слушай. Я же не запоминающее устройство. Столько времени…
М а ш а. А я запоминающее… Я говорила про то, что у меня дома. Про отца. И почему мне плохо. Но ты ничего не слышал. И стал мне рассказывать про серию иллюстраций, которые ты задумал. К «Мастеру и Маргарите».
К о м а р о в. Потому ты и укатила с Кротом?
М а ш а. И потому тоже.
Маша стоит, нахлестывая себя веткой по ноге.
К о м а р о в. Это боярышник. Он, между прочим, колючий.
М а ш а. Тем лучше для него. Вон, кстати, твой трамвай. Успеешь добежать. Одиннадцатый ходит с большими интервалами, ты знаешь. (Укололась, невольно поднесла палец ко рту.)
К о м а р о в (взял у нее из рук ветку). Я же говорил. Зажми платком.
М а ш а. Ничего. Не смертельно. Пойдешь к трамваю или продолжать?
К о м а р о в. Продолжай.
М а ш а. Вот сейчас я шла, я знала, что ты здесь. Думала: вот подойдешь, и я увижу, ты понял, ты уже не глухой, ты все слышишь. А ты таким победителем… как будто ничего не было. Ненавижу победителей.
К о м а р о в. Это все, знаешь, слова. В пользу бедных. А суть в том, что я тебе просто ни к чему. Как несостоявшийся школьный гений. Не достиг. Не сподобился. Не примчался за тобой на белом коне.
М а ш а. Опять разговор глухих. Я пыталась к тебе пробиться, а ты все о том же. Не достиг, не сподобился, не примчался на белом коне. Ничего не понял. Вчера верил, что я с Кротовым, а завтра чему поверишь? Всё, кончили. Желаю тебе состояться. Искренне желаю.
Ушла в дом. Комаров постоял, медленно отошел в сторону, потом вдруг сорвал с себя куртку, бросил на катушку, подбежал к вышке, вскарабкался наверх, потянулся к проводам. Во двор выбежал П о п о в, рванул на себя вышку. Комаров слетел на землю.
К о м а р о в. Ненормальный. Я же мог шею сломать.
П о п о в. Железная логика. А ты чего добивался? Ожога первой степени?
К о м а р о в. Почему? Двести двадцать вольт в сырую погоду… Вполне достаточно. Для несчастного случая.
П о п о в. Мария?
К о м а р о в. Да. И все остальное.
П о п о в. Я Марию понимаю, что она молчала. Я тебя не понимаю, что ты поверил. Хотя тоже понимаю. Ты легче веришь в плохое.
К о м а р о в. Все люди так.
П о п о в. А ты что, всех спросил? (Подошел к катушке.) Я преклоню главу на твой сюртук. Не возражаешь? (Ложится на спину, подложив под голову куртку Комарова.)
К о м а р о в. Леха…
П о п о в. Все нормально. (Пауза.) Знаешь, я как будто охмелел. Никаких тебе процедур, никакого режима. Свобода.
Увидел на земле рисунок Комарова, подобрал, посмотрел, протянул ему. Комаров взглянул, положил на катушку.
К о м а р о в. В школе все было просто. И вдруг — раз — как в поддых, в солнечное сплетенье.
П о п о в. Так, Миха. Мы все думаем, что с нами ничего такого не может случиться. Какие-то неудачи, болезни, и тэ дэ. Как будто все это не для нас, для кого-то другого. А мы застрахованы. А почему, собственно?
К о м а р о в. Леха. Вот скажи — чего ты ждешь от жизни?
П о п о в. Да просто — самой жизни. (Встал, взял Комарова за грудки, слегка тряхнул.)
К о м а р о в. Прости.
П о п о в. Прощаю. (Пауза. Глядя вверх.) Какое-то выползло созвездие, а какое — не знаю. Я тут читал в газетке про одного сапожника из Польши, всю жизнь человек занимался астрономией — просто так, без всякого расчета на благодарность человечества, на почести и славу. Обсерваторию оборудовал. И что-то там такое открыл. Вот я и думаю: не стать ли мне сапожником?
К о м а р о в. Нет, я бы так не мог — без расчета на почести и славу. Да и вообще, у меня такое ощущение было, что слава и почести где-то совсем близко, за первым углом. Понимаешь, я так уверен был, что я — гений. Жил в этой уверенности, как в скорлупе. И ничего не видел, что снаружи. А теперь эту скорлупу кокнули, и мне стало здорово неуютно. А с другой стороны — может, все-таки не жалко, что кокнули?
Выходят ребята. За ними вышла А н н а А л е к с а н д р о в н а. Вид у нее измученный, но она старается держаться.
А н н а А л е к с а н д р о в н а (остановилась у парадной). Ну, ребята, спасибо, что пришли. Жаль, конечно, что многих не было…
З е н к е в и ч. На выпускном прямо клялись: будем встречаться, будем встречаться — и вот пожалуйста. Двадцать пять процентов.
А н н а А л е к с а н д р о в н а. Конечно, не очень складно все вышло… А вообще, наверное, это естественно. Ваша школа кончилась, мои воспитательские функции тоже. Конец естественный, незачем придумывать продолжение… И наверное, никаких встреч в октябре больше не получится. Ну, желаю вам… желаю вам всего хорошего и доброго, как говорится.
П о п о в. Анна Александровна. А я как же? Я же ваш второгодник, можно сказать.
А н н а А л е к с а н д р о в н а (остановилась, улыбнулась). Почетный второгодник. Ты, Леша, действительно, дай о себе знать в ближайшее время, мы конкретно подумаем об экзаменах. До свидания.
В с е (вразнобой, растерянно). До свидания.
Анна Александровна ушла.
Л ю б а. Как нехорошо-то, а?.. Я к ней пойду.
П о п о в (удерживает ее). Погоди, сейчас не надо. По-моему это не только из-за нас.
К о м а р о в. Много из-за чего, наверное…
К р о т о в. Семейная драма. Муж ушел из дому. А в ее возрасте это — все, крах личной жизни.
Б о й к о. Ты молчи, деятель. Понял? Для меня, если хотите знать, Донна Анна — святое дело. Пускай там она много слов говорит, стихи декламирует и тэ дэ, а все равно, она — человек.
З е н к е в и ч. Нет, она умная очень, к ней даже из других классов ребята приходят — посоветоваться.
К о м а р о в. Дело не в уме, Ниночка. Вот я сегодня понял. Она верит во все высокие слова, которые говорит. Редкий случай. Может, с сегодняшнего вечера перестанет…
П о п о в. Нет, Донна Анна не изменится.
Н и н а. И не изменит? (Пауза.) Пора по домам. А теперь чего-то неохота…
Л ю б а (показывая лист). Смотрите, мне прямо на голову упал. Кленовый.
П о п о в. Нашел тебя. Здесь и клена-то нет, на липе он, что ли, вызрел…
К о м а р о в. «Октябрь уж наступил, уж роща отряхает…» А что отряхает? Забыл.
К р о т о в. Что-то там отряхает.
З е н к е в и ч. Нет, а мне вдруг так страшно стало. Вот я подумала: буду поступать и опять не поступлю, потом опять… А мне цыганка нагадала, что мне ни в чем не будет удачи, ни в работе, ни в личной жизни…
П о п о в. А ты ей ручку позолотила? Ну вот.
Бойко достал из кармана кольцо, посмотрел сквозь него на свет.
Н и н а. Что это у тебя?
Б о й к о. Кто-нибудь найдет, подумает — золотое. (Швырнул кольцо в сторону.) «Эх, потеряла я колечко», Любка, споем?
Л ю б а. В другой раз.
Б о й к о. А будет другой?
Л ю б а. Не знаю, Валя.
Б о й к о. Ладно, мальчики-девочки. Покедова — бонжур.
Ушел, наигрывая на лютне.
Н и н а. Ну и я побегу.
П о п о в. Мы тебя проводим, Зизи. Чтобы цыгане не украли. (Махнул рукой Комарову.) Будь.
Люба, Нина и Попов ушли. Кротов повертел в руках шлем, пошел медленно, потом остановился.
К р о т о в. Сейчас как врублю сто двадцать. (Надел шлем.) Я за рулем вообще обо всем забываю.
Ушел, треск мотоцикла. Комаров поднял свои рисунки, посмотрел, положил на катушку, пошел — сначала медленно, потом быстрее — и побежал. Мгновение сцена пуста, потом из своего подъезда выходит А н н а А л е к с а н д р о в н а. Постояла, обвела глазами двор.
И тут один за другим возвращаются все те, кто ушел. Возвращаются ребята, возвращается Р о с т и с л а в А н д р е е в и ч.
Мы не знаем, когда они вернутся к Донне Анне и при каких обстоятельствах — но все они вернутся.
З а н а в е с.
1976
ПРАКТИЧЕСКИ СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕКПьеса в двух частях
Г е н н а д и й Н и к о л а е в и ч У с о л ь ц е в.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а.
Д а ш а.
С е в а.
Г а л ю с я.
О л ь г а М и х а й л о в н а.
В а л е р и й С е р г е е в и ч.
П е т р В а с и л ь е в и ч З а м ы ш л я е в.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Старый русский город на Волге, разросшийся, шумный. Теплый комнатный свет. Уютно, подсвечники со свечами, в глубине празднично накрытый стол. В комнате хозяйка, Н а т а л ь я Б о р и с о в н а У с о л ь ц е в а, женщина чуть за сорок, с лицом немного усталым, но все еще незаурядно красивым, и В а л е р и й С е р г е е в и ч. Комната эта — часть кооперативной «распашонки». Обычные для таких квартир низкие потолки (эта особенность существенна, ее следует обозначить, например, низко висящим плафоном). Магнитофон, негромкая музыка.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (сидит в кресле, курит). Валера. Я обычная трудящая баба. Нарожала детей; дети, естественно, не такие, как хотелось. Вкалываю у себя в музее, волоку вот такие сумки. На работе отдыхаю от дома, дома отдыхаю от работы. Все — как у всех. (Взглянула на часы.) Жду своего мужика, когда он задерживается, — и злюсь.
В а л е р и к (прохаживаясь). Пора бы ему, действительно…
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Полчаса еще можно не вибрировать… Валера, вот ты не видел меня сто лет: я очень постарела?
В а л е р и к. Натали, ты была, есть и будешь самая-самая. (Смотрит на портрет молодой женщины, писанный маслом.)
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Разве от современного мужика дождешься правды. Ни на работе от вас толку, ни дома.
В а л е р и к. Великолепное полотно. Теперь, в сорок пять, можно подвести предварительные итоги: состоялся из всей нашей бражки один Гусляр.