Наталья Борисовна медленно подошла к окну.
Как он, когда является в родные Палестины, общается с нашими?
Наталья Борисовна молчит.
Не загордился?
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (смотрит в окно). Просят на выставки. Я один раз дала, но извелась, — боялась, не вернут. (Перевела взгляд на портрет.)
Вошла Д а ш а, девочка-подросток с хлебной сумкой в руке. В облике ее есть какая-то дисгармоничность: у нее затрудненная походка, выражение лица замкнутое, жесткое. Когда она увидела, что мать и Валерик смотрят на портрет, выражение стало еще жестче.
Д а ш а (резко). Отец не звонил?
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (почти испуганно). Мы его тоже ждем.
Даша вынула хлеб, положила на стол. Валерик с готовностью улыбнулся ей, но она как будто не заметила. Пошла к двери.
Д а ш а. Батонов за двадцать две не было.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. А на Матвеевскую съездила?
Д а ш а. У меня нет времени бегать по магазинам. Была у нас на углу.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Когда ты станешь взрослой, тебе все равно придется бегать по магазинам. Как всякой нормальной женщине.
Д а ш а. Я не собираюсь быть нормальной женщиной.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Прекрасно. Кстати, ты не поздоровалась.
В а л е р и к. Это я не среагировал вовремя. Валерий Сергеевич. Давний знакомец вашей очаровательной матушки.
Д а ш а. Усольцева. Неочаровательная дочь моей очаровательной матушки.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Даша!..
Д а ш а. К сожалению, мне нужно заниматься. (Подошла к магнитофону, приглушила громкость.) Если отец позвонит, позовешь меня. (Вышла.)
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Вот так, Валерушка…
В а л е р и к. Чисто возрастное, со временем все выровняется, и характер, и вообще…
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Болезнь Пертеса. Слышал? Происхождение неизвестно. И в санаториях лежала, и кому только не показывали. Обещают, что будет ходить нормально. Но, знаешь, с ней и до болезни было очень трудно. Всю жизнь ведет себя так, словно мы перед ней провинились. Боюсь, не получилась бы из нее старая дева. Такая, знаешь, типичная, озлобленная. Севка — тот совсем другой. Но ужасно непутевый парень, так ничего и не кончил, мечется… Я же говорю: все, как у всех…
Появился С е в а. Жизнерадостен, общителен.
С е в а (Валерику). Здравствуйте. Всеволод.
В а л е р и к. Валерий Сергеевич. Очень приятно.
С е в а. Мне соответственно. (Достает из сумки.) Киндзмараули тбилисского разлива. Коньяк «Арарат», экспортный вариант на шести винтах. «Белая лошадь» — виски, Шотландия.
В а л е р и к. Преклоняюсь, молодой человек.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Севка, мне даже страшно.
С е в а. Мама Натали, все в порядке. Абсолютно честным путем через абсолютно честных граждан. (Повысил голос.) Галюся, где ты там?
Входит Г а л ю с я — нечто длинное, тоненькое и — пользуясь одним из ее словечек — обалденно хорошенькое; одета странновато: без обуви, в джинсах и меховой курточке, доходящей только до пояса.
Г а л ю с я. Я тапки искала-искала…
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. У нас не мечеть, обувь снимать не обязательно.
С е в а. Это Галина Владленовна. Моя законная, в миру — Галюся.
Г а л ю с я (Валерику, благонравно). Очень приятно познакомиться.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Галюся, а вам не холодно в этом? На улице сырость, а вы — женщина…
Г а л ю с я. Не беспокойтесь, Наталья Борисовна, у меня там колготки чисто шерстяные (задрала штанину), подруга вязала на машине, она на курсах при…
С е в а (прервал ее простодушную повесть). О колготках неактуально. Матушка, где старик? Вот так нужен.
В а л е р и к. Ваш старик всем нужен. (Наталье Борисовне.) Ты не знаешь, прочел он мою рукопись?
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. По-моему, да.
С е в а. Ты поговорила с ним, подготовила почву?
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Лучше чтобы ты начал сам.
С е в а. Ладно, мы погреемся на кухне, подождем.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Не сожрите там всего, по вашему обычаю.
Сева и Галюся вышли.
Хотят переезжать в столицу. Естественно, рассчитывают на отцовскую субсидию. Предстоит кровавая баталия. (Махнула рукой.) Ладно, хватит обо мне и о моем зверинце. Ты такой красивый, юный. Как ты, что ты, где ты?
В а л е р и к. Что — я? Я — неудачник.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. В таком пиджаке?
В а л е р и к. А что — пиджак? Современный неудачник в лохмотьях не ходит. Ученой степени — не имею; машины — не имею; за рубеж — не выезжал. Классический тип неудачника. И городской сумасшедший. На почве коллекционирования.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Ты, говорят, жен коллекционируешь?
В а л е р и к. О, люди. Возьмут и оклевещут. Нет, зачем так пошло. Я коллекционирую юмористические журналы девятисотых годов. «Осколки», «Сатирикон». Монеты, специализация — петровская медь. Пятачок в двести грамм. Ну, работаю, конечно, — есть-то надо. Научный сотрудник НИИ. В общем, тоже — все как у всех. Слушай, по-честному, он действительно прочел мою рукопись?
Телефонный звонок.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Да? Нет, не пришел. (Усмехнулась.) Ну, Димочка, кто ж вас, мужиков, знает, где вы пропадаете? (Положила трубку.) Побеседуешь с ним, и хочется под душ.
В а л е р и к. Кто это?
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Можаров. Управляющий их трестом. Тоже зачем-то срочно нужен Генка. Всем вдруг понадобился. Они с Генкой вместе начинали, потом Можаров исчез куда-то в сферы и вернулся уже руководящим кадром. Когда-то они почти приятельствовали, а теперь — враги.
В а л е р и к. Можаров? Помню. Из компании джазовых. Но и к нашей бражке иногда прибивался. Хотя мы его пугали. У них — Хемингуэй, у нас — Достоевский. У них — Дюк Эллингтон, у нас — Игорь Стравинский. Вообще у них главный вопрос — ширина брюк, у нас — судьбы мира… (Оборвал себя, видя, что Наталья Борисовна не слушает.)
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (постучала по дереву). Суеверная стала до ненормальности. Такие рассказики по городу ходят… Я ж ему звонила, предупреждала, что все наши собираются, что ты… Говорят, сейчас появилось такое бюро — пропавших людей, пропащих людей — может, позвонить? (Прислушалась.) Я — как собака: узнаю шаги на лестнице. (Повысив голос.) Генка, это ты? (Подождала.) Что ты там делаешь?
Г о л о с У с о л ь ц е в а (громко). Мо-юсь.
В а л е р и к (сейчас непринужденность дается ему не без усилия). Генка, сколько можно? Ты хоть узнаешь мой приятный баритон?
Вошел У с о л ь ц е в, быстро подошел к Валерику, слегка обнял.
У с о л ь ц е в. Рад тебя видеть. Ты у нас остановишься? (Не ожидая ответа.) Отлично. (Подошел к столу.) Стол какой, ребята! Цветное кино. Я таких в министерстве на банкетах не видел.
В а л е р и к. Бываем, значит, в министерствах?
У с о л ь ц е в (взял бутылку, смотрит на свет). А как же.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (хорошо понимает, что означает эта веселость). Тебя, между прочим, весь дом ждет. Где ты пропадал?
У с о л ь ц е в. Гулял. Зашел на пристань. Каковую воздвиг двадцать лет назад. Беседовал со сторожем. Он мне рассказывал свою жизнь, я ему — свою. Потом играл в спортлото-спринт.
Князь Пато играл в лото.
Князь Пато проиграл пальто.
Достал спички, зажег свечу.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (негромко). Гена, что с тобой?
У с о л ь ц е в (как будто не слышал). А я наших лет десять не видел. Наталья вот иногда общается, достает билеты в свой музей на престижные выставки. Все-таки нужный человек, а я ненужный человек. Личных пристаней пока не требуется… (Зажег еще свечу.)
В а л е р и к (самым «обаяющим» голосом — надо спасать положение). Прости, друг Геннадий, — это снобизм. Я наших, действительно, двадцать лет не видел, — никого из бражки. Ну и что? Жизнь такая пошла… А сегодня бросил клич, и все отозвались. Окромя Гусляра. Они-с отбыли. Не то в Кострому, не то в Токио. (Показал на портрет.) Кстати, вам бы надо зарегистрировать в милиции — это уже состояние. Один его пейзаж висит в Париже, в Центре Помпиду.
Вошел Сева. Усольцев взглянул на сына, но никак не отреагировал.
А помните, ребята, как мы ездили встречать Новый год в лесу под живой елкой? (Усольцеву.) Твоя, между прочим, была идея.
Усольцев вдруг берет Валерика и жену за руки, заставляет их двигаться по кругу. Вошла Д а ш а, смотрит.
У с о л ь ц е в.
В лесу родилась елочка.
Пускай себе растет,
А мы под ней, несрубленной,
Встречаем Новый год.
Хорошо с вами, но мне пора собираться. В командировку. (И, глядя на жену, с подчеркнутым спокойствием.) Коми АССР. Ижменский район, поселок Дальняя Гавань.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Дальняя Гавань? Красивое название…
Все молчат.
Д а ш а (отцу). Ты уделишь мне до отъезда пять минут? Это необходимо.
С е в а. Мне бы тоже пять минут…
Усольцев неопределенно кивнул. Сева и Даша вышли.
В а л е р и к. Друг Геннадий. Если бы ты ехал в Токио, я бы тебя, так и быть, отпустил. Но в Дальнюю Гавань…
У с о л ь ц е в. Не могу. Я — человек подначальный.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (насмешливо). Когда я тебе звонила утром, командировки вроде не было… Может, вызвать завтра врача, взять бюллетень. Всю неделю кашляешь…