Усольцев вышел, принес чемодан, открыл.
Хорошо. (Села к телефону.) Я привыкла отменять праздники.
У с о л ь ц е в. А зачем отменять? Пейте за мое здоровье, а я выпью за ваше в поезде — со своим другом, прорабом и соседом по этому кооперативному палаццо Петей Замышляевым.
В а л е р и к. Без тебя наше мероприятие… Все-таки ты был у нас, как теперь говорят, лидером. Оставайся, Геня, поболей себе на здоровье…
У с о л ь ц е в (укладывает вещи). Явится наша Танечка: «Ложечку, лампочку, ротик — так, горлышко чистенькое…» И чувствуешь себя последним подонком и симулянтом. Я все помню, Валера, мы еще успеем поговорить о твоих делах.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Начнем с Варвары.
У с о л ь ц е в. Наталья, прошу тебя. (Нажал на рычаг.)
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (резко). Пусти, пожалуйста!
В а л е р и к (сделал вид, что принюхивается). О-о. Мой нос говорит, что мне пора на кухню. (Усольцеву.) Я тут затеял пиццу. По-неаполитански. (Вышел.)
У с о л ь ц е в (обыденно). Чистое белье есть?
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Сейчас достану, это моя функция. (Ходит по комнате, задувает свечи.) Как ты меня ненавидишь, даже интересно, правда?
Усольцев молчит.
Да, Гена, я вот что хотела. Я к нашим отношениям привыкла, ты тоже. Но мы живем одним домом, и у нас есть обязанности…
У с о л ь ц е в. Разумеется, Наташа.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. В частности, перед детьми. У Севки трудный момент, у Дарьи тоже что-то… И потом Валерик, это, конечно, дело сотое, но я хочу, чтобы ты не просто поговорил, но помог ему. Он приехал не только ради встречи с друзьями молодости.
У с о л ь ц е в. Все, что я должен сделать, сделаю. (Громко.) Всеволод! Дарья!
Вошли Д а ш а и С е в а, из-за Севиной спины выглядывает уже снявшая курточку Г а л ю с я. В руке у Даши человеческий череп, такие бывают в домах у врачей, у студентов-медиков, — отполированный временем и пальцами изучавших его до муляжной абстрактности.
Время до поезда есть. Излагайте ваши проблемы. Кто первый?
Д а ш а. Считайте, мы с „Кузьмичом“ (погладила череп) заняли очередь за Севкой.
С е в а (мирно). Батя, отнесись разумно к моей информации. Это не очередной зигзаг, а решение на всю жизнь. Мы с супругой перебираемся в Москву. Насовсем. Сегодня на дачу к Тарасику, чтобы опростать комнату для гостя. А завтра-послезавтра — в Москву. Мать одобряет наши планы, она просто не успела с тобой поговорить.
Усольцев молчит, и это молчание выбивает Севу из мирного тона.
Раньше я говорил о Москве в о о б щ е. И говорил, что надо попытать счастья в о о б щ е. А теперь все конкретно и срочно.
У с о л ь ц е в (взял стул, сел). Что именно — конкретно?
С е в а. Сегодня у меня была телефонная беседа с Захаром Виссарионовичем.
Даша хмыкнула.
Захар говорит, я должен быть в Москве не позднее понедельника, иначе место уплывет.
У с о л ь ц е в. Какое место?
Оба говорят уже совсем не мирным тоном.
С е в а. Ты отлично знаешь. Тренера по мотоспорту.
У с о л ь ц е в. Этой полезной деятельности ты, по-моему, успешно предаешься и в нашем облцентре.
С е в а. Сколько раз повторять. Нашим дорогим облцентром я объелся. Здесь людей-то нет.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (экскурсоводческим тоном, она тщательно складывает белье). Нашему городу шестьсот лет. В настоящее время в нем один миллион двести тысяч жителей. (Севе.) По-моему, у тебя была конкретная просьба к отцу.
С е в а. Я хочу, чтобы он сначала понял. Ты же вот поняла, правда? (Взял стул, сел рядом с отцом.) Отец. В Москве у меня куча друзей, куча возможностей. Там я смогу, наконец, заняться настоящим делом.
У с о л ь ц е в. Буксировкой лыжника на мотоцикле?
С е в а (терпеливо). Там я смогу попробовать себя на полную мощность. Не только в спорте. У меня написан киносценарий, мать читала, ей нравится.
Наталья Борисовна молчит.
И не только ей.
У с о л ь ц е в. То есть еще не решил, кем быть. Тореадором или графоманом. Я понимаю, в Москве больше лавровых венков, но ведь и жаждущих больше.
С е в а. Батя, кончилось время людей со стандартной биографией. Школа, институт — и служба до гроба. Посмотри на тех, кто чего-то достиг. Нестандартный жизненный опыт, поиски себя.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (негромко). Сева!..
С е в а (отмахнулся). На свете нужны не только изыскатели, строители и вообще такие, как ты. Для равновесия сил в природе нужны еще — ну, не знаю — мотоциклисты, скоморохи, просто проходимцы, наконец.
У с о л ь ц е в. Этих-то вроде хватает.
Сева вскочил, отошел в сторону.
Галюся, а вы намерены последовать за супругом?
Г а л ю с я (очень серьезно — она вообще серьезная девушка). Понимаете, Геннадий Николаевич, место тренера действительно есть, он не врет. Насчет киносценария… Там, по-моему, другие требования. А в спорте у нас что — у меня первый разряд по лыжам, у него — по мото. По отдельности это ничто. А в паре… Ну, такого еще не было. Мы уже схемку разработали: мотоцикл, тросик, я держусь за тросик, он гонит. А чего — зрелищно, рисково. Буксировка лыжника на мотоцикле — это, все-таки, что-то новое… Народ знаете как тянется к новому. А для нас — дорога в большой спорт.
Даша опять хмыкнула, вышла.
У с о л ь ц е в. Галюся, а вы не опасаетесь, что он на мотоцикле поедет в одну сторону, а вы на лыжах — в другую, как уже бывало?
Г а л ю с я. Думаю, что нет. Почему? Потому что нас теперь будет связывать общее дело.
У с о л ь ц е в. Великолепно. Что, собственно, от меня требуется? (Встал, занялся чемоданом. Стоит спиной к остальным).
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Что ты понес? Я же говорила, никакой буксировки, на него это действует, как красная тряпка на быка. Сказал бы просто: еду в Москву, нужны деньги. Деньги, а не понимание!
С е в а. Я не мог так примитивно. Потому что я пока еще отношусь к нему как к человеку.
Г а л ю с я (негодующе, Севе). Идиот. Всегда сам себя обхитрит. Ох, надоело… (Взяла с журнального столика журнал, расцвела.) «Свят моды», надо же…
Усольцев опустил крышку чемодана, медленно вышел. Крохотная комната Д а ш и. Даша сидит за секретером, современным, школьным. Здесь же на столешнице «Кузьмич».
У с о л ь ц е в. Ты занимала очередь. Давай свои проблемы.
Д а ш а (негромко: все-таки звукопроницаемость). Папа, нам все равно пришлось бы начать этот разговор… Проблема у меня одна: я больше не могу жить в этом доме.
У с о л ь ц е в (тоже негромко). Рад это слышать. Счастлив.
Даша демонстративно уткнулась в свою тетрадку.
Даша.
Молчание. Усольцев сел.
Что — снова?
Д а ш а. Как всегда. Просто я не могу с ней оставаться. Тем более теперь, когда все разъедутся.
У с о л ь ц е в. Будет занятно, если она останется в этих трех комнатах одна.
Д а ш а. Она не останется одна.
У с о л ь ц е в (резко). Что ты хочешь сказать? (Встал, походил от стены до стены. Взял „Кузьмича“, сунул на полку.) Это тебе не кукла. Вот что, Дарья, в прятки я играть не намерен. Ты девица наблюдательная, да мы с матерью и не скрываем особенно… Соответственно современным представлениям о воспитании. И толщине современных стенок. Возможно, мы с ней скоро разойдемся… Но что нам с тобой делать сейчас — в один вечер я не придумаю. (Сел.)
Д а ш а (сделала несколько шагов своей неловкой походкой). У тебя были планы завербоваться куда-нибудь года на три, помнишь? (Эту фразу проговорила громко; пояснила.) Я говорю так громко, чтобы она не очень напрягала слух… Что тебя здесь держит? Работа? Там будет не хуже, сам говорил. Кооперативная распашонка эта? Такую же высотой два и пять и там дадут. Уедем вместе. Минимальный быт я налажу. Не бойся, свободу твою я стеснять не буду.
У с о л ь ц е в (захохотал). Слушай, Дашка, глупо невероятно, но заманчиво.
Вошла Н а т а л ь я Б о р и с о в н а.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Тебе звонил Можаров, просил отзвонить.
У с о л ь ц е в. Перетопчется. (Взял Дашкину тетрадку, листает.) «Изучение кариотипа мыши линии Це-Бе-А при различных методах окраски». А как же школа, твой кружок любимый, доклад этот?
Даша посмотрела на мать. Наталья Борисовна усмехнулась, вышла.
Д а ш а. Я не собираюсь его показывать.
У с о л ь ц е в. В школе тоже сложности?
Д а ш а. Папа, я не католичка, исповедоваться не люблю.
У с о л ь ц е в. Ты становишься злой, Дарья. И злой по убеждению — худший вариант.
Д а ш а. А ты добрый? (Не дождавшись ответа.) Каждый обороняется как может: кто добротой, кто злостью. Я смогу подождать немного, если ты обещаешь, что мы уедем. Хотя каждый раз, когда мне приходится заходить туда, — меня трясет. Тон этот ее, разговоры. О бражке, где она была Мона Лиза и Лиз Тейлор сразу, о музее, где все перед нею преклоняются… Портрет этот знаменитый, она скоро свечки перед ним будет ставить. (Села.) Папа, тебе тоже нельзя жить в этом доме… Не могу я тебе всего сказать.
У с о л ь ц е в (все еще листает тетрадку). Объясни мне, что такое «кариотип» и зачем мышь красят?
Д а ш а. Красят не мышь, хромосомный набор. (Подвинула к себе тетрадку.) Решай лучше, что нам делать. Сейчас, тут же. (Начала писать.) Только не шебуршись, мне надо работать.
У с о л ь ц е в. Я буду сидеть тихо.
Даша положила «Кузьмича» на прежнее место. Усольцев сидит молча.
Общая комната.
Н а т а л ь я Б о р и с о в н а