Молчание.
Подписывать акт? Или есть соответствующая статья?
Н и к о л а й. Могли остановить. Крикнуть. Может быть, просто сказать. Не остановили. Не крикнули. Не, не, не. Если бы мы расследовали каждый такой случай… Ваше дело, Игорь Павлович, закончено. Подписывайте.
Игорь подписывает.
В это время мы видим Л а р у и Т а ш у, они ждут Игоря.
Л а р а (она словно тоже страшно устала). Какие трудные месяцы. И непонятно, что дальше. Будет другая жизнь, это я понимаю. Но какая?
Мы видим Н а д ю ш у и Г а в р ю ш у.
На мольберте приколот чистый лист.
Н а д я. Что, Гаврила Романович? Надо восстанавливаться… Пора приниматься за работу. Иначе сойдем с ума. Иди, Гаврюша, вари кофе. Крепкий-прекрепкий. Самый крепкий в мире.
Медленно-медленно Николай и Игорь выходят на улицу. Остановились.
Н и к о л а й. Поеду завтра за город. Отдохну, пофотографирую. Хочу найти место, где видно, как восходит декабрьское солнце. Может получиться неплохой снимок, верно?
И г о р ь (не слышал). Где восходит декабрьское солнце?
Освещена вся сцена: набережная, квартира Игоря, подвал Гаврюши и Надюши, стол следователя, кресло Алгеброва — весь уголок большого города. Света все больше, белого, чуть желтоватого, — как будто это и есть декабрьское солнце.
З а н а в е с.
1987
ЧУЖОЙ ДОМДраматическая фантазия
П е т р Ш м е л е в.
Л а д а Г а р а е в а (Мелодрама).
М а к с и м Л и о т т.
Л и з а К а л и т и н а.
Э л я .
Л е в Л е в у ш к и н.
А л е к с е й Б о р и с о в и ч.
Г е р м и о н а. Иди ко мне, мой принц…
И расскажи мне сказку.
М а м и л л и й. А какую? Веселую иль грустную?
Нередко в процессе движения принятые ранее решения о наилучшем пути пересматриваются, ибо появляются не обозначенные на карте тропы или удобные для прохождения участки.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯДом
Сыплет легкий снежок. За снежной пеленой видны контуры дома, прихотливые, не сразу понятные: пристройки, галереи, фронтоны.
Освещается циферблат часов, большой, круглый; звучит несложная часовая мелодия. Слышатся щелчки перескакивающих стрелок.
Занавес уходит — большое темное пространство во все зеркало сцены. Смутно (свет дальнего фонаря?) видно нагромождение непонятных предметов. Звяканье ключа, осторожные шаги.
— Ты стой и не двигайся. Однако! Какой-то гроб. Как в той пугалке: черный-черный… (Звон струн.) Гроб с музыкой… Ступеньки… Мебеля…
Щелчок выключателя — яркий свет. Большая комната — зал; справа крохотный закуток — нечто вроде эркера; слева — лестница, она ведет вверх и заканчивается площадкой с окном в виде горизонтальной прорези. За окном виден летящий снег; быть может, виден он и высоко вверху, над домом… П а р е н ь в куртке, присыпанной снегом, в шапке, стоит неподвижно, оглядывает комнату. Появилась Д е в у ш к а, ее одежда также присыпана снегом — дешевенькое стеганое пальто и самовязанный колпачок. Она тоже с удивлением смотрит вокруг.
П а р е н ь (положил ключ, пошел по комнате, остановился около полки; на полке какие-то колючие плодики, раковины). Странный набор. Сувениры дальних дорог? (Замер перед старинным ковром, на котором развешано то ли бутафорское, то ли взаправдашнее оружие.) Экая романтика. Бестужев-Марлинский в чистом виде. Мечта жизни: лежать под таким ковром в архалуке и крутить свой гусарский ус. А тут… Прямо тебе музыкальный салон! (На самом видном месте — старинное пианино, транзистор, кассетник, гитара и т. д. Парень дыхнул.) Тепло. Как будто нас ждали.
Д е в у ш к а (села в стоящее слева на авансцене кресло. Небрежно).
А мне летать,
А мне летать,
А мне летать
Охота.
Парень, мельком взглянув на Девушку, пошел к эркеру. Там, на столике, шкатулка, в ней и вокруг навалы старых писем. Потрогал — они, сухо шелестя, посыпались. «Смотри, эпистолярный архив с одна тысяча девятьсот пропащего года». Вернулся, подошел к лестнице, ведущей на площадку с окном, нажал клавишу выключателя: на площадке вспыхнул свет, одновременно зазвучала музыка. Попробовал еще раз — тот же эффект…
П а р е н ь (подошел к Девушке, положил руки на плечи). Всю жизнь мечтал вот так брести, брести, потеряться в метели и вдруг… волшебный замок: свет, тепло, музыка… Мы будем жить здесь с тобою. Вместе! Вечно!
Д е в у ш к а (закинула голову, смотрит на Парня). Уж прямо — вечно…
П а р е н ь. Вечно.
Д е в у ш к а. Думаешь, ты — вечный?
П а р е н ь. Вечный. (Щедро.) И ты — вечная.
Д е в у ш к а. По-моему, Петюня, ты привез меня в этот замок, чтобы сообщить нечто другое.
П е т р. Ладушка, оладушка, откуда такие страшные подозрения?
Л а д а. Сам сказал: «Есть большой разговор». Говори. Обстановка подходящая. Воробьи не чирикают, мухи не кусают… Только давай в темпе, мальчишечка… А то привалят наши. Или явятся хозяева. «Есть большой разговор» — обычно это переводится: «Нам надо расстаться». Так?
П е т р. Люди встречаются, проходит время, люди расходятся… Суть человеческих отношений, алгоритм…
Л а д а. Последний вопрос — и я затыкаюсь, клянусь алгоритмом. Зачем надо было тащить меня сюда? Жутко не хотелось. Вдруг сорвался: едем, едем… Почему нельзя было то же самое высказать дома? Тем более мамы не было, обстановка — тоже вполне?..
П е т р. Когда люди расстаются… (Отошел к музыкальному «салону».) Считается необходимым подвести черту, свести дебет с кредитом: кто виноват, почему… (Поставил пластинку.) А если просто — послушать музыку, выпить с друзьями и… А потом встретиться через двадцать лет и легко-легко спросить: «Ну, как прошла жизнь?» Расстаться как боги, как высшие существа… А тут еще так подвезло — почти Олимп… Пусть хоть раз в истории человеческих отношений будет такое гениальное расставание. Без банальных фраз, без…
Громкое рыдание. Лада плачет истово, горько, дышит «паровозиком».
Да, небанально… Стандартное мужское заблуждение. Мелодрамушка, народу известна твоя склонность к соленой влаге.
Л а д а. Ты же… ничего… не… знаешь…
П е т р. Что я должен знать?
Л а д а. А, ладно… (встала). Пойду… По шоссе — не проблема. Мне в этом волшебном замке делать нечего…
П е т р. Не пущу. Еще в такую хмурь. (Расстегнул на ней стеганку, снял.) Этот вечер мы проведем вместе — во всех случаях. (Разделся сам.) Потом еще раз помыслим: что делать. Договорились? (Стоит, скрестив руки.)
Л а д а (посмотрела на непреклонную позу Петра — и вдруг рассмеялась так же неудержимо, как плакала). Девушка не сообразит: ей дали отставку или нет? Зачем девушку раздели? Кончать — так кончать. Если любовь ушла, мне и самой все это ни к чему. Изложи версию.
Петр прислушался к чему-то.
Может, на тебя влияет вся эта экзотика?
П е т р. Нет, в город.
Слышится перестук колес электрички…
Думал, — наши прибывают. Нет, Ладушка, любовь еще не ушла. Я открою тебе: может, именно с тобой я провел лучшие часы своей жизни.
Л а д а. Обратно не понимаю. Разве я когда-нибудь?..
П е т р. Правильно, открытым текстом ты никогда не говорила… (Вычертил в воздухе два кольца.) И все-таки… В последнее время от тебя почти непрерывно исходила какая-то радиация упрека. Недавно тоже проскользнуло нечто в том же регистре… Вспомни! Брака между нами не будет. Ни сегодня, ни завтра. Ни в каких вариантах. У меня сейчас такой период, когда я должен чувствовать себя совершенно свободным. Я расскажу тебе то, чего не рассказывал никому. И ты поймешь, с кем имеешь дело. (Сел на низенькую скамеечку, стоящую на авансцене около эркера.)
Лада одета броско, нелепо. Какое-то опереточное платье: рюши, банты, вышивка стеклярусом, на ногах — снегоходы-дутики. По фигуре видно, что побаловать себя выпечными изделиями она не прочь. Лицо скуластенькое, глаза подведены.
Шмелев. Самое характерное в нем — демонстративно ультракороткая стрижка, живость движений и мимики: шмель и есть шмель. Стоит еще отметить неожиданность реакций — быть может, временами несколько искусственную.
Хорошо помню тот вечер — доминантный в моей жизни. Я шел по мосту Лейтенанта Шмидта, вокруг — ни души, ветер месит темную воду, далеко где-то пыхтит буксирчик, светится топовый огонек… Я остановился и долго-долго смотрел, слушал… И вдруг что-то во мне произошло: я понял, что мне, Петру Шмелеву, нужно… Через неделю распрощался с биофаком, отселился от папы с мамой… Началась моя новая эра… (Сорвался с места.) В ней одно достоинство — всего одно, понимаешь? Но для меня решающее: она не по программе. Почувствую необходимость нового поворота — завтра же… Не привязываться к колышкам, выявить себя до дна. Жизнь неисчерпаема — и я хочу все увидеть, познать, перечувствовать… Никакой банальной карьеры! Никаких престижных амбиций!..
Л а д а. Помнишь, ты давал мне твои… Ну, то, что ты пишешь? Разве это не главное для тебя?
П е т р. Тебе же не понравилось, между прочим? (Сел.)
Шкала транзистора, стоящего на пианино, осветилась: бормотанье, потом музыка. Вероятно, Лада нажала кнопку «вкл»; впрочем, в доме много музыкальных сю