Алекс: Здесь нам надо различать две истины. Мы называем их абсолютной и обусловленной или глубинной и обусловленной истинами. С точки зрения глубинной истины мы действительно стараемся не привязываться к вещам, видя, что вещи не обладают прочным существованием. Тем не менее, с точки зрения обусловленной истины существуют «вещи, которые следует принимать, и вещи, которые следует отвергать». С обусловленной точки зрения полезнее быть открытым, чем закрытым, и полезнее защищать нашу жену, чем позволить кому-либо потревожить или забрать ее. Это не противоречит глубинной истине – тому, что мы не привязаны. Нам следует быть осторожными и не путать эти две истины.
Заключительное упражнение
Подошло время завершать нашу вечернюю сессию. Давайте закончим ее небольшой практикой и, выполняя ее, давайте будем смотреть вокруг и будем открытыми. Мы хотим быть открытыми, но не в смысле прочного «я» без защитных стен, когда любая грязь, брошенная в нас, – шмяк! – прямо в лицо. Скорее, наши защитные стены опущены и нет ничего прочного – о чем мы должны беспокоиться, чему может быть причинен ущерб. Между тем, очевидно, что мы здесь. Мы реагируем на все происходящее, не испытывая необходимости защищаться, крепко цепляться и чувствовать страх. Откуда берется страх? Страх возникает, когда мы думаем, что существует прочное «я», которому может быть причинен ущерб. В этом случае, конечно же, мы боимся.
Относительная истина состоит в том, что если кто-либо бросает в нас что-то, мы отходим в сторону. Если от нас слишком много требуют, мы говорим «нет». С относительной точки зрения мы справляемся с такими ситуациями, пользуясь распознающим осознаванием или способностью принимать объективные решения, а не субъективными самодовольными суждениями.
Участник: Если вы стали открытыми, имеет ли это какое-либо отношение к гибкости, то есть независимо от того, что мы слышим – хорошее или плохое, мы все же хотим помочь? Значит ли способность поступать таким образом, что мы обладаем гибкостью?
Алекс: Именно. Только когда мы открыты, мы можем по-настоящему быть гибкими, спонтанными и так далее. Если мы закрыты, мы не можем отвечать на все свободно. В этом случае мы очень негибки. Мы ходим, окруженные защитными стенами.
Участник: Открытость означает значительную степень гибкости. Но она означает не только гибкость, не так ли? Открытость не означает только лишь гибкость?
Алекс: Точно. Это означает не только гибкость. Это также означает, что мы действительно адекватны. Это означает много вещей. Все взаимосвязано. Мы можем быть более восприимчивы, когда мы открыты. Когда мы более восприимчивы, мы гибче. В случае, когда мы более искренни, другой человек чувствуют себя более расслабленно в нашем присутствии. Много вещей. Все они взаимосвязаны. Если мы открыты и действительно видим происходящее с другими людьми, нам гораздо легче обладать распознающим осознаванием (shes-rab), чтобы ясно видеть, что делать. Распознающее осознавание и искусные средства возникают естественным образом, когда мы открыты.
Даже если мы не можем создать такое ощущение открытости на основании понимания пустотности, мы можем создать его на основе видения лучшего друга в каждом человеке. Почему? Потому что различные способы путешествовать могут привести в один пункт назначения, различные причины могут вести к результату, которого мы хотим достичь – например, стать открытыми. Это следует из учений о пустотности причинно-следственной связи. Так что существует много различных путей достижения понимания и много различных уровней понимания, каждый из которых может быть полезен.
Итак, давайте попробуем создать эту открытость с точки зрения сострадания, глядя на каждого как на нашего самого близкого друга. И затем, если мы можем также создать открытость с точки зрения правильного понимания пустотности, то это будет еще полезнее. Эти две вещи – сострадание и мудрость – всегда связаны. Помните? Это образ двух крыльев.
Ответственность за других
Участник: (переводчик) Но если вы смотрите на другого человека как на вашего лучшего друга, то это значит, что вы должны взять на себя полную ответственность за этого человека, и поэтому, с этой точки зрения, возникает страх.
Алекс: Почему мы боимся? Из-за прочного «я»: «Я не справлюсь». То есть это означает, что нам надо добавить еще один штрих к нашей картине, опять на стороне пустотности причинно-следственной связи. Стандартный пример, которым пользовался Будда, состоял в том, что ведро с водой не наполняется первой или последней каплей воды; оно наполняется сочетанием всех капель. Когда мы пытаемся помочь кому-либо преодолеть страдание, то результат не на сто процентов зависит от наших действий. Это было бы преувеличением «я». Результат происходит из сочетания многих, многих и многих причин.
С одной стороны, мы не говорим, что лишь мы одни несем ответственность, в том смысле, что если другим не стало лучше, то мы виноваты в неудаче. Однако, с другой стороны, мы также не впадаем в крайность, состоящую в том, чтобы ничего не делать. Мы содействуем настолько, насколько возможно. Но собираются ли другие преодолевать свои страдания или нет по большей части зависит от того, что они сами делают.
Опять же, эта тема позволяет нам добавить маленький штрих к картине, которую мы рисуем. Но мы будем погружаться все глубже и глубже в эту идею «я должен» завтра. «Я должен делать это. Я должен помочь им. Я должен быть в состоянии решить все их проблемы и так далее. И если это не работает и я не решил их проблемы, то я виноват в том, что сделал что-то не так».
И это естественным образом ведет к вопросу о Боге – вопросу, который является источником нашего мышления в понятиях «должен». Мы представляем, что, подобно Богу, мы должны быть всемогущими и быть в состоянии осуществить все что пожелаем, исключительно своими силами. Мы вернемся к этому завтра.
Итак, давайте закончим несколькими минутами, на протяжении которых мы будем открыты, не будем испытывать страха, и давайте затем пожелаем: «Было бы замечательно, если бы каждый мог быть открытым и не испытывал страха. Пусть каждый станет таким. Пусть я буду в состоянии помочь каждому стать таким».
Помните, что нам надо всегда спрашивать себя о том, чего мы боимся, почему мы напуганы и, конечно же, кто именно боится.
Вторая сессия: надежное направление (прибежище)
Открытость к обучению
Как мы говорили вчера, мы пытаемся почувствовать себя открытыми, чтобы быть полезными другим людям, – относиться к другим искренне, не прячась за защитными стенами. Открытость необходима нам не только по отношению к другим людям, но и по отношению к обучению. Это похожий процесс. Нам необходимо отказаться от защиты, чтобы стать открытыми и способными применять изученное лично к cебе, а не прятаться за своего рода «барьером», созданным нашей интеллектуальностью. Другими словами, мы можем пытаться защитить прочное «я», которое, казалось бы, есть внутри нас, и думать: «Я послушаю все это лишь в качестве интеллектуального упражнения: это позволит мне узнать что-нибудь любопытное или интересное. Если же мне придется затронуть что-либо глубоко внутри себя, то это слишком пугающе и поэтому мне лучше защитить себя от этого». Нам необходимо отказаться и от таких «барьеров».
Эта открытость нужна нам, чтобы учиться и работать над собой, чтобы, в свою очередь, быть полезными другим людям, к которым мы открыты на личном уровне. Как мы описали вчера, мы можем развить этот вид сердечности, сначала глядя вокруг, на других, – либо на других людей в этой комнате, либо на изображения будд на стенах, – а затем, после того как исчезли созданные нами защитные барьеры, почувствовать мотивацию открыться для преобразования как самих себя, так и наших взаимоотношений с другими на более глубоком уровне.
Давайте посвятим этому следующую минуту. И, пожалуйста, выполняйте это с намерением быть внимательными и сосредоточенными. Мы не хотим просто сидеть, позволив нашему уму блуждать повсюду.
[пауза]
Буддийская практика в качестве «защитной стены»
Начиная заниматься буддизмом, мы в первую очередь работаем над собой, на том или ином уровне. Это преобразование себя может быть пугающим. Мы немного говорили об этом вчера. Чтобы избежать необходимости меняться, мы возводим вокруг себя «защитные стены». Затем, спрятавшись за ними, мы обращаемся к буддизму как к развлечению, виду спорта или хобби. Мы смотрим на буддийскую практику как на нечто совершенно не имеющее отношения к нашим жизням.
Довольно интересно, что когда мы спрашиваем людей, на протяжении какого-то времени занимающихся буддизмом: «Что вы практикуете?» – то очень часто они говорят, что их практика состоит в ежедневном выполнении неких ритуалов на основании принятых ими тантрических посвящений. Они должны каждый день что-то читать вслух, и в этом состоит их практика. Возможно, они даже смотрят на это по-христиански: «Я должен произносить молитвы каждый день». И действительно, многие люди называют эти ритуальные тексты «молитвами». Поскольку в эти выходные дни мы пользуемся метафорой написания картины, мы можем добавить несколько мазков кистью в той ее части, которая относится к чувству «должен»: «Я должен читать молитвы, потому что я хочу быть хорошим человеком, потому что я обещал так поступать...» После этого мы оказываемся полностью поглощены идеей Бога или гуру.
Теперь мы начинаем добавлять маленькие штрихи в разных частях нашей картины. Даже если мы не совершаем какого-либо тантрического ритуала, мы можем похожим образом выполнять простирания или некоторые другие практики. Как я уже говорил, достаточно легко заниматься ими как спортом, как чем-то, совершенно не имеющим отношения к нашей внутренней действительности. Другими словами, мы говорим, что выполняем нашу «практику» как обязанность – «нечто, что я должен делать, поскольку я обещал это делать» – или как некий спорт, который на самом деле не имеет отношения к нашей жизни – «и это моя практика!»