[РГАСПП. Ф. 17. Оп.171. Д. 499. Л. 153]
В целом план КПК вскоре будет реализован. Маленкова вызовут в Москву, где он проведет месяц. 1 и 4 июля его допросят в Комиссии партийного контроля индивидуально и с привлечением свидетелей.
Не следует думать, что только Маленков был так «обласкан» вниманием высшего партийного руководства. Аналогичные «расследования» были запущены и против других членов «антипартийной группы». Хрущев начнет большую чистку партийного ареопага, прекрасно осознавая шаткость своего положения в условиях, когда столь значительное число представителей партийной элиты высказались против его выдвижения на вершину властной пирамиды.
Под удар попадет и Н.А. Булганин, недолгое время занимавший – после Маленкова – пост председателя советского правительства. 8 июля 1958 года его вызовут в КПК, где Шверник с группой товарищей проведут с ним многочасовую «беседу», как ее поименуют в соответствующей стенограмме. Причем вся «беседа» будет посвящена маленковским документам из сейфа Суханова.
Не раз будет предпринята попытка квалифицировать поведение Булганина как стремление скрыть от КПСС важнейшие документы о прегрешениях Маленкова перед партией. И это несмотря на то, что в самом начале этой «беседы» Булганин расскажет «кое-что» важное. «Когда я все это получил, принесенное мне, – сообщит Булганин, – я об этом сказал Н.С. Хрущеву, что есть такие документы. Тов. Хрущев зашел ко мне в кабинет, мы вместе с ним прочитали все эти записки и документы». Причем, заметит Булганин, главное внимание тогда привлекут не бумаги Маленкова, а справка Комитета госбезопасности о слежке за военными – маршалами Жуковым, Вороновым, Ворошиловым, Буденным. «Это был официальный, главный документ», – так определит Булганин его место и значение. И добавит: «Она была особенно омерзительной и пакостной. Там были не только эти детали описаны, как подслушиваются разговоры, и всякие другие вещи интимного порядка»31. По совету Хрущева с содержанием этой справки Булганин ознакомит Жукова и Ворошилова. Других советов или рекомендаций тогда Хрущев Булганину не дал.
Но по прошествии двух лет «главными» станут другие документы. Объектом интереса со стороны «беседующих» из КПК стали записки об особой тюрьме и памятка следователя особой тюрьмы. А виноватым в их «сокрытии» окажется Булганин, при этом ни тени сомнения в правильности поведения Хрущева члены КПК, разумеется, не выкажут.
Лейтмотивом «беседы» станет не раз задававшийся Булганину вопрос, почему же он все-таки передал эти документы Маленкову, а не послал их в ЦК. Объяснение Булганина будет простым: за исключением справки КГБ, это были личные рабочие документы Маленкова, написанные его рукой. «Все, что касалось дела Суханова, передали в следственные органы, а все, что относилось к Маленкову, я отдал Маленкову», – подытожит Булганин32. И еще одно, более существенное, судя по всему, пояснение Булганин будет повторять не раз в ходе «беседы».
«Видишь, Николай Михайлович, – обращаясь к Швернику, скажет Булганин, – теперь на все эти вещи смотришь по-другому… Маленков в то время был членом Президиума ЦК, ничем не был скомпрометирован». И добавит через несколько минут: «Конечно, потом, в особенности теперь, когда смотришь задним числом, все это приобретает особый характер, особую важность»33.
Вероятно, читателя не удивят такого рода представления советской партийной номенклатуры об «объективности». Они, впрочем, вряд ли сильно отличаются от правил поведения в политических террариумах всех времен и народов.
Вероятнее всего, разговоры об особой тюрьме заведут в том числе и с целью, которая прояснится в самом конце «беседы». Тогда и прозвучат вопросы о том, с кем и когда Булганин ездил в тюрьму и кого они там допрашивали. К этому моменту все участники «беседы» будут знать, что в Лефортовскую тюрьму Булганин ездил вместе с Берией и Маленковым, а допрашивали они там фигурантов «ленинградского дела» – сестру и брата Н.А. Вознесенского, а также Кузнецова, Попкова и Соловьева34. Вероятно, партийное расследование имело задачей получить свидетельские показания виновности Маленкова, что называется, из первых рук. В самом конце заседания Булганин успеет заявить: «Я сам отлично знал этих людей, знал, как их арестовывали, знал, что предшествовало их аресту. В этом активную роль играли Маленков и Шкирятов»35. Вообще, заявит Булганин, «Маленков играл известную роль в нарушении законности, которая была при Сталине. Это же известно».
В ответ на требование пояснить эту мысль он определит роль Маленкова так: «Он был главным докладчиком у Сталина по всем вопросам, так же как Берия, Ежов в те годы. Известно, что куда Маленкова посылал ЦК, там всегда дело кончалось разгромом, арестом кадров. Это известно, все знают, и это не ново… Он ездил, он докладывал Сталину, и после этого принимались решения»36.
1 августа 1958-го состоится уже не беседа, а полноценное заседание Комитета партийного контроля, на котором допрос Булганина продолжится. Шверник вызовет на заседание и Маленкова, которого пригласят в зал уже в разгар «беседы» с Булганиным. «Я не отказываюсь от них», – повторит Маленков дважды, когда речь пойдет о документах об особой тюрьме, фактически подтверждая свою роль в ее создании37. Он будет при этом последовательно настаивать на том, что исполнял прямое поручение Сталина, более того, записал это поручение прямо под его диктовку38. Надо сказать, что Булганин во время предшествующих бесед сообщит, как о чем-то само собой разумеющемся, о неоднократных разговорах Сталина в узком кругу о необходимости завести такую особую тюрьму. Причиной он назовет недоверие Сталина к Абакумову и органам МГБ.
Допросы в форме бесед сильно утомят их участников.
«Я собираюсь уезжать числа 11 и просил бы побыстрее решить этот вопрос», – то ли попросит, то ли потребует Булганин.
«Я прошу, чтобы это дело не тянулось, а побыстрее решали бы, – подтвердит Маленков и свою заинтересованность в том или ином исходе дела, – главное – поскорее бы».
«На этом закончим», – так завершит это заседание, как и цикл «бесед» в целом, Шверник, пообещавший поставить вопрос на комитете в срок до 11 августа39.
Свое обещание Шверник выполнит и 11 августа 1958 года направит на имя Хрущева 11-страничную докладную записку по итогам проведенных в отношении Маленкова «расследований». В ней сообщалось, что КПК в 1957–1958 годах провел проверку поступивших в ЦК КПСС материалов об антипартийных действиях Маленкова по истреблению им партийных и советских кадров в Белорусской и Армянской ССР. О содержании этих материалов, как и о реакции Маленкова на предъявленные претензии, рассказано в соответствующих разделах первой главы этой книги.
«Поставив целью любыми средствами пробраться к власти, Маленков, войдя в доверие к Ежову, под видом проявления бдительности и преданности партии, начал фальсифицировать дела на руководящих партийных и советских работников», – будет на всем пространстве текста справки нагнетать Шверник. И зафиксирует: ввиду «неоспоримых доказательств» Маленков на допросе в КПК 1 июля был вынужден сказать буквально следующее: «Я полностью согласен с тем, что товарищ здесь рассказывает».
Вывод Шверника будет категоричным: «Исключить Маленкова из членов КПСС и привлечь его к уголовной ответственности за злодеяния, совершенные им по истреблению партийных кадров, и как не разоружившегося организатора антипартийного блока, ставившего своей целью захват командных постов в партии и государстве, чтобы сорвать выполнение решений XX съезда КПСС и тем самым изменить генеральную линию Коммунистической партии Светского Союза»40.
Предложенных Шверником решений, однако, не последует, хотя в прежние времена написанного хватило бы с лихвой, чтобы «закрыть» Маленкова окончательно и бесповоротно. Хрущев, судя по всему, так и не принявший окончательного решения, не станет спешить и продолжит работу по сбору компромата.
В Экибастуз. На десять лет, но с правом переписки…
Хрущев намеревался исключить саму возможность возвращения своих оппонентов во власть. В августе 1958 года Маленков будет направлен в город Экибастуз в Павлодарской области Казахстана на должность директора местной ТЭЦ. Таким образом, партийное руководство решало сразу две задачи: во-первых, Маленков был удален из системы предприятий союзного подчинения и, во-вторых, пресекался обозначившийся рост его популярности в низовых партийных массах. Перевод произойдет своеобразно, в режиме спецоперации. Как вспоминал А.Г. Маленков, всю семью – родителей и их детей, приехавших к ним на лето, – пригласили на прогулку на катере по Иртышу. Катер пристал к берегу, всех пересадили на легковые машины и перевезли в Экибастуз41.
Здесь Маленков проработает десять лет. Жить он будет вместе с супругой в трехкомнатной квартире стандартного двухэтажного дома. Внешне он изменился мало. Те же полувоенный френч и фуражка. ТЭЦ считалась одной из худших. По проекту в качестве топлива она должна была использовать уголь. Но технология так и не была толком освоена. В итоге ТЭЦ работала на значительно более дорогом мазуте, который, согласно проекту, должен был использоваться только для поджига угля. Маленкову удастся решить технологические проблемы, вывести станцию в лидеры казахстанской энергетики, наладить производство и быт персонала станции, да во многом и всего городка. Но все это – в будущем. А пока…
Пока Хрущев в Москве собирал компромат на Маленкова, в городке, куда тот был сослан, начали происходить события, далекие от предлагаемого высшим партийным руководством курса. «Дешевая популярность» и здесь настигла опального «вождя». Вскоре после перевода Маленкова на новое место первичная партийная организация ТЭЦ, куда его направили директорствовать, на своем отчетно-выборном собрании изберет Маленкова членом партбюро.
Докладная записка секретаря ЦК КП Казахстана Н.П. Беляева Н. С. Хрущеву о выводе Г.М. Маленкова из состава партбюро Экибастузской ТЭЦ.