163. Вряд ли в этом контексте должны удивлять попытки равновеликих Вознесенскому фигур немного притормозить его восхождение.
В большинстве случаев «общения» со Сталиным по кадровым вопросам Маленков не торопился высказывать свое мнение о возможных вариантах решения кадровых проблем. Но иногда мы находим и прямые его рекомендации о целесообразности тех или иных мер воздействия, в том числе ареста. К концу 1938 года он настолько освоится в роли вершителя кадровых судеб, что позволит себе высказывать собственные рекомендации, адресуясь не к кому-нибудь, а прямо к Сталину. Один из таких случаев связан как раз с окружением Вознесенского. 14 ноября 1938 года Маленков направит Сталину очередное письмо, на этот раз с претензиями в отношении К.П. Касаткина, заместителя председателя Госплана СССР. «Считаю, – резюмирует он, – что дело заслуживает серьезного расследования. Касаткина, по-моему, следует арестовать». Этот случай подтверждает существование межличностных проблем в его отношениях с Н.А. Вознесенским. В 1957 году Маленкова обвинят в том, что именно его усилиями были сфабрикованы «ленинградское дело» и «дело Госплана», по результатам которых будет репрессировано ленинградское руководство, расстрелян Вознесенский. Нам еще придется говорить об этом в других главах книги. А пока – в ноябре 1938-го Маленков в своем письме, вероятно, желая бросить тень на Вознесенского, подчеркнет, что Касаткин ранее учился вместе с Вознесенским в Экономическом институте красной профессуры. А завершит свое письмо следующим соображением: «Надо будет также хорошо понаблюдать за Вознесенским»164. Рекомендации Маленкова, вероятно, будут учтены. Во всяком случае, постановлением СНК от 28 декабря 1938 года Касаткина сняли с должности, а затем и арестовали.
Докладная записка Г.М. Маленкова И.В. Сталину о К.П. Касаткине с предложением понаблюдать за И.А. Вознесенским. 14 ноября 1938 [РГАСИИ. Ф. 17. Оп.171. Д. 368. Л. 13]
Управляющий делами СНК Я.Е. Чадаев в январе 1941-го стал свидетелем того, как Маленков и Берия знакомились с проектом доклада Вознесенского XVIII партийной конференции. «Маленков цветным карандашом отмечал те места текста, которые вызывали у него сомнения или возражения, и едко и пренебрежительно их комментировал. “Тоже мне, учитель нашелся, все поучает нас”, – говорил он. “Тут есть места и почище, ты только посмотри”, – добавлял Берия»165. Так завязывался этот узел аппаратной борьбы. Развязка наступит через десятилетие и закончится трагически для одной из сторон.
«Друзья-товарищи-2»
В июне 1957 года состоится пленум ЦК КПСС, на котором «разгрому» подвергнется так называемая «антипартийная группа» в составе Маленкова, Молотова, Кагановича и Шепилова, которых обвинят в попытке отстранить от власти первого секретаря ЦК Н.С. Хрущева. Речь об этом пленуме еще впереди, а пока стоит обратить внимание на некоторые из претензий, высказанные в адрес Маленкова самыми разными деятелями.
Министр внутренних дел Н.П. Дудоров озвучит содержание «письма», а точнее, показаний бывшего помощника Маленкова Д.Н. Суханова166. Прежде всего отметим, что само «письмо» Суханова сохранилось, и мы можем обратиться к его содержанию самостоятельно167.
Суханов расскажет свою версию назначения Берии заместителем наркома внутренних дел. «Все бумаги о назначении руководящих работников, – подчеркнет он, – проходили через меня. О назначении Берии на этот пост ни от кого предложений не поступало, в том числе не поступало и от Ежова. Поэтому я считаю, – резюмирует Суханов, – что предложение о назначении Берии на должность зам. наркома внутренних дел СССР могло быть сделано Сталину только Маленковым лично, который ведал назначением и смещением руководящих кадров»168. Выглядит высказанное суждение правдоподобно, однако ничто не мешает предположить, что это назначение рекомендовал не Маленков Сталину, а Сталин – Маленкову. Оснований для этого никак не меньше, ведь речь шла о собственной безопасности Сталина, доверить ключевое назначение в этой сфере молодому функционеру он просто не мог.
Так или иначе, но именно тогда и завяжутся деловые отношения между Маленковым и Берией, приглашенным на роль заместителя Ежова с вполне очевидной перспективой замены последнего. До «дружеских отношений» Берии и Маленкова было еще очень далеко, если вообще допустимо рассуждать о них в подобных категориях. Суханов расскажет также, что «Берия, став наркомом внутренних дел, произвел большую замену чекистских кадров, особенно в центральном аппарате». Факт этот и без того был хорошо известен. Но Суханов акцентирует внимание на особенностях прохождения кадровых предложений Берии, которые «в аппарате ЦК не получали надлежащей партийной, деловой проверки, а дело сводилось к тому, чтобы как можно быстрее оформить решениями ЦК назначения работников, представленных Берией». Кадровыми назначениями, напомним, ведал в ЦК Маленков.
Объяснение Д.Н. Суханова по вопросу уничтожения протокола допроса Н.И. Ежова. 21 мая 1956 [РГАСПИ. Ф. 83. Оп.1. Д. 39. Л. 76–77]
Л.П. Берия. 1930-е [РГАКФД]
Завязывавшаяся «дружба» Маленкова и Берии будет своеобразной. В «письме» Суханова говорится, что Берия организовал специальный допрос Ежова о Маленкове. «Ежов дал собственноручные показания (объемом до 20 страниц) на Маленкова», – укажет Дудоров, пересказывая «письмо». Это «собственноручно написанное Ежовым показание» на Маленкова Берия вплоть до своего ареста хранил у себя. В июле 1953-го после ареста Берии секретарь ЦК Шаталин передаст этот документ Суханову, который в феврале 1955 года «вместе с большим количеством документов показал Маленкову и собственноручные показания Ежова о Маленкове». В феврале 1955 года Суханов обратится к Маленкову с просьбой «просмотреть материалы, хранящиеся в сейфах, на предмет определения, как с ними поступить». Среди этих документов окажется и «показание Ежова». Суханов напомнит Маленкову, что в августе 1954 года «было принято решение об уничтожении» ряда документов. (Мечта любого историка – ознакомиться хотя бы с перечнем уничтоженных тогда документов!) Суханов заметит Маленкову, что, возможно, и этот документ также «подлежит уничтожению». Тот заявит своему помощнику, что об этом материале все знают, «знал и И.В. Сталин» и что он заберет «документ с собой “на квартиру для уничтожения”. И документ исчез». Думается, материалы этого «показания Ежова», не говоря уже о других уничтоженных документах, могли бы многое рассказать об аппаратных интригах в кремлевских коридорах власти и подоплеке многих решений того времени.
Смысл рассказа Суханова об организованном Берией специальном допросе Ежова о Маленкове вполне понятен. Берия хорошо знал принципы функционирования механизмов кремлевской власти того времени и в первую очередь позаботился о том, чтобы руководящие должности в его ведомстве заняли преданные ему люди. Еще одним средством обеспечения собственной безопасности и лояльности со стороны «друзей-товарищей» стало собирание на них досье с компроматом.
Так или иначе, но отношения Маленкова с Берией довольно быстро превратятся в серьезную связку. Для ее формирования имелись прежде всего деловые основания. Кадровая политика партии, как мы видели, строилась во взаимодействии с органами НКВД. Проверку номенклатуры они проводили в тесном контакте, так как сложилась практика получения справок на вновь назначаемых сотрудников партийных органов.
Утверждения об «особых» отношениях Маленкова и Берии большинство представителей партийного руководства, вероятно, сочтет вполне обоснованными. Во всяком случае июньский пленум ЦК 1957 года подтвердит выводы июльского пленума 1955 года о том, что «Маленков был близким другом разоблаченного партией врага народа Берии»169.
«Дело явным образом идет к новой войне»
Между тем на международной арене нарастала напряженность, рост которой был напрямую связан с приходом к власти в Германии в 1933 году национал-социалистической партии во главе с Гитлером. Гражданская война в Испании (1936–1939), создание Антикоминтерновского пакта (1936), формирование оси Берлин – Рим – Токио (1938) и подписание Берлинского пакта трех (1940), аншлюс Австрии (1938), экспансия Италии в Эфиопии (1935–1936) и Албании (1939), чехословацкий кризис и «Мюнхенский сговор» (1938) с последующим разделом Чехословакии – все эти события продемонстрируют Сталину неблагоприятный для СССР характер расстановки сил на международной арене. Дополнят картину вторжение Японии в Китай в 1937 году и захват Маньчжурии.
Неизбежность новой большой войны была для Сталина очевидной задолго до ее начала. При этом он не раз заявлял, что рано или поздно агрессия будет направлена против СССР. На XVIII съезде партии в марте 1939 года Сталин подведет итоги целого периода внешнеполитического развития: «Речь теперь идет о новом переделе мира… путем военных действий. Война уже идет от Тяньцзиня, Шанхая и Кантона через Абиссинию до Гибралтара».
Крах попыток создать систему коллективной безопасности заставит советское руководство начать поиски способов обеспечить безопасность СССР на основе двусторонних соглашений. Неготовность Великобритании и Франции к достижению таких договоренностей, взятый ими курс на умиротворение агрессора поставят Сталина перед задачей обеспечения безопасности без оглядки на несостоявшихся партнеров. 23 августа 1939 года между Германией и СССР был подписан договор о ненападении, так называемый пакт Молотова – Риббентропа. В секретном дополнительном протоколе к нему стороны зафиксируют взаимную договоренность о разграничении сфер интересов в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав прибалтийских государств и Польши. 1 сентября 1939 года состоится вторжение вермахта в Польшу, в ответ Великобритания и Франция объявят Германии войну. Так, согласно общепринятому взгляду, начнется Вторая мировая война.