и драматургов и критиков Москвы с изложением своего представления о космополитизме как глобальном политическом явлении и инструменте идеологической экспансии американского империализма. Космополиты, заявил он, станут ядром сил, занимающихся «преступной» работой, «враждебной советской драматургии». 19 марта 1949 года он напишет Маленкову и изъявит готовность написать пьесу «Горький в Америке». В этой пьесе Симонов считал возможным «ударить по космополитам»180.
На этот раз, однако, обойдется без привлечения органов госбезопасности, хотя возможности для такого поворота, конечно, имелись. В начале февраля Шепилов получит от одного из перепуганных «космополитов» – критика Варшавского, работавшего в газете «Советское искусство», – донос, в котором пойдет речь об истории возникновения «антипатриотической группы критиков» на ежемесячных «заседаниях» «в кабинете ресторана “Арагви”». Шепилов направит этот донос Маленкову и Абакумову181. Ни тот ни другой не дадут хода этому делу, а может быть, не получат санкции Сталина. Более того, градус истерии начнет снижаться. Главный редактор упомянутого «Советского искусства» В.Г. Вдовиченко 12 февраля направит Маленкову записку, в которой представит деятельность критиков уже как разветвленный сионистский заговор. К своему посланию он приложит и список из 83 подозреваемых с «еврейскими» фамилиями. Шепилов обратит внимание Маленкова, что Вдовиченко «поднял в газете “Советское искусство” крикливую шумиху, пытаясь изобразить дело так, что космополиты проникли повсюду». Чрезмерное рвение, проявленное Вдовиченко, приведет к прямо противоположным результатам. 7 апреля его освободят от занимаемой должности и направят на переподготовку в Академию общественных наук при ЦК182.
29 марта на совещании редакторов центральных газет секретарь ЦК М.А. Суслов призовет прекратить публиковать «крикливые» статьи. 7 апреля черту под этой кампанией подведет газета «Правда» редакционной статьей «Космополитизм – идеологическое оружие американской реакции», причем о внутренних «космополитах» в статье не будет уже ни слова.
Элементом кампании в прессе станет нарочитое раскрытие литературных псевдонимов. Спустя несколько лет Сталин вернется к этой теме, причем наставление он адресует фактически Маленкову. Это произойдет в середине марта 1952 года на заседании, посвященном «распределению» Сталинских премий. Вести это заседание Сталин поручит именно Маленкову. Тот, по воспоминаниям Симонова, «чувствовал себя не в своей тарелке». Функции Маленкова, сидевшего на председательском месте, сводились к тому, что он называл те или другие произведения в соответствии с проектом постановления. В представленных Сталину документах, по воспоминаниям Симонова, в качестве автора романа Ореста Мальцева «Югославская трагедия» в скобках будет указана другая фамилия, Ровинский. Сталин решит, что Мальцев – это псевдоним, и «очень сердито, раздраженно» напомнит, что в прошлом году было принято решение запретить «представлять на премию, указывая двойные фамилии». Сталин ошибется, поскольку в данном случае псевдонимом окажется Ровинский, а не Мальцев. «В чем дело? До каких пор это будет продолжаться? – возмущался Сталин. – Если человек избрал себе литературный псевдоним – это его право, не будем уже говорить ни о чем другом. <…> Но, видимо, кому-то приятно подчеркнуть, что у этого человека двойная фамилия, подчеркнуть, что это еврей. Зачем это подчеркивать? Зачем это делать? Зачем насаждать антисемитизм? Кому это надо?»183
«О Еврейском антифашистском комитете»
Подобные публичные высказывания Сталина оцениваются по-разному. В основном их объясняют игрой на публику. При этом независимо от интерпретации поступков вождя бесспорным является общее направление политической линии Сталина и советского руководства в целом в послевоенный период: установление контроля над деятельностью еврейских организаций и вытеснение евреев из партийных и государственных структур. Репрессии разного вида и жесткости станут одним из инструментов проведения в жизнь этой политической линии184. Переход к репрессивной фазе обозначит дело Еврейского антифашистского комитета.
Эта общественная организация была образована по решению высших партийных инстанций в апреле 1942 года при Совинформбюро для решения пропагандистских задач за рубежом. Председателем ЕАК станет главный режиссер Московского государственного еврейского театра Соломон Михоэлс.
15 февраля 1944 года руководители ЕАК Михоэлс, Фефер и Эпштейн обратились непосредственно к Сталину по крымскому вопросу, который через несколько лет аукнется им всем. Через несколько дней, 21 февраля, ЕАК направит копию этого письма Молотову, который сочтет необходимым ознакомить с ним Маленкова, Микояна, Щербакова, Вознесенского. В письме руководители ЕАК предлагали «создать еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма» и «заблаговременно, до освобождения Крыма, назначить правительственную комиссию с целью разработки этого вопроса»185. Как выяснится позднее, эта идея родилась в ходе поездки Михоэлса и Фефера по США и встреч, которые они провели с руководством сионистских организаций и еврейской общественности: Дж. Розенбергом, Л. Левиным, Б.-Ц. Гольдбергом186. В качестве секретаря ЦК Маленков находился в курсе деятельности ЕАК, получал в разное время письма и обращения, касавшиеся комитета.
Завершение войны и решение поставленных перед ЕАК задач повлекут за собой постановку в повестку дня партийных властей вопрос о содержании работы и целесообразности его дальнейшего существования в целом.
С.М. Михоэлс, И.И. Фефер у А. Эйнштейна. 1943 [Из открытых источников]
За годы войны ЕАК перерастет отводившуюся ему роль и превратится в значимый для еврейского населения СССР общественный центр. В августе 1945 года Маленков получит адресованное непосредственно ему письмо ЕАК об организации материальной помощи советским евреям. Маленков поручит Александрову «разобраться в этом деле и доложить предложения». Судя по тому, что никаких специальных решений по этому вопросу ЦК не принимал, позитивных рекомендаций Маленков из аппарата ЦК не получал и в повестку дня ЦК этот вопрос не вносился187. 25 декабря 1945 года Маленков получит из Комитета партийного контроля записку с критикой ЕАК за подписью Шкирятова и Андреева, которые обращали внимание Маленкова на «намерения работников Комитета превратить эту организацию в какой-то Комиссариат по еврейским делам». Эти намерения авторы записки находили политически вредными, искажающими те задачи, которые «были определены при создании» комитета. «Наше глубокое убеждение, – говорилось в записке, – Еврейский антифашистский комитет нельзя оставлять в том состоянии, в каком он находится в данное время. <…> Если будет признано необходимым его дальнейшее существование, то нужно определить круг его деятельности, укрепить его руководство, подобрав для этого твердых политических руководителей, или же распустить эту организацию, как исчерпавшую задачи, возложенные на нее в годы Отечественной войны»188.
М.А. Суслов
[Из открытых источников]
И в этом случае Маленков ограничится резолюцией: «т. Александрову». Судя по всему, Маленков по тем или иным причинам сочтет целесообразным занять выжидательную позицию, подключая или позволяя подключаться иным партийным деятелям к генерированию напряженности вокруг «еврейского вопроса» в целом и ЕАК в частности.
В июле того же года Маленков получит записку от руководителя Совинформбюро Лозовского, также входившего в состав ЕАК. В ней будут освещены вопросы деятельности ЕАК. Лозовский обратит внимание Маленкова на то, что пять созданных в годы войны антифашистских комитетов организационно не были связаны с Совинформбюро, но фактически именно ему «приходилось повседневно руководить работой всех этих антифашистских комитетов». Подчеркнет Лозовский и то обстоятельство, что «речи и выступления на митингах и пленумах просматривались предварительно Совинформбюро и утверждались Управлением пропаганды ЦК ВКП(б)». «Необходимо, – напишет Лозовский, – чтобы руководители всех этих комитетов сами отвечали за свою работу перед Центральным Комитетом ВКП(б)»189. Маленков наложит резолюцию: «Александрову». Такого рода резолюции вполне отражают маленковский стиль работы с входящими документами. Он максимально дистанцируется от их содержания, накладывает резолюции, которые не позволяют выявить его отношение к содержанию документа, к поставленной в нем проблеме или личности автора.
ЕАК выведут из подведомственной подчиненности Совинформбюро, 1 августа 1946 года он будет подчинен напрямую Отделу внешней политики ЦК. Одним из деятелей, нагнетавших напряженность вокруг ЕАК, станет М.А. Суслов. Он поднимется в это время до уровня секретаря ЦК, за ним закрепят руководство Отделом внешней политики ЦК, курировавшим ЕАК. В сентябре 1946 года назначенная Сусловым комиссия сочтет возможным высказаться о целесообразности роспуска ЕАК, поскольку его руководство «оказалось в плену сионистской идеологии»190. Еще более негативного содержания записку Суслов направит Сталину, а в копии – и членам Политбюро (включая Маленкова) в ноябре 1946-го. Суслов подчеркнет, что деятельность ЕАК «как за границей, так и внутри СССР приобретает все более сионистско-националистический характер и потому является политически вредной и нетерпимой». Завершит свою пространную записку Суслов предложением «о его ликвидации»191. В тот момент решения не последует. Суслов проявит настойчивость. Не пройдет и двух месяцев, как он вновь обратится, на этот раз к Молотову и А.А. Кузнецову, с предложением прекратить деятельность ЕАК и Антифашистского комитета советских ученых192. Эту записку вместе с ним подпишет и Г. Александров, тот самый, которому Маленков постоянно переправлял поступавшие к нему документы, касавшиеся деятельности ЕАК, с ничего не значащими резолюциями. И вот спустя определенное время подчиненный Маленкова вполне ясно обозначил свою позицию, а вместе с тем, вероятно, и позицию Маленкова, который, однако, не спешил заявлять о ней открыто.