131. Это высказывание Идена никак не вписывается в контекст записи этой беседы. Создается впечатление, что несогласие Идена вызвано именно сообщением Маленкова, которое оказалось не запротоколированным полностью. Так это или нет, узнать сегодня не представляется возможным. Но это предположение представляется вполне вероятным. В этом контексте будет кстати вспомнить, что Маленков рассказывал своему сыну Андрею о том, как Сталин действительно покинул Москву в дни так называемой московской паники132. Слова Идена не опровергают утверждения Маленкова. Иден приедет в Москву 15 декабря 1941 года, а Маленков мог иметь в виду только дни с 16 по 20 октября, когда дневник дежурных секретарей Сталина не зафиксировал приема посетителей в Кремле. Приведенная версия событий, приписываемая Маленкову, противоречит, надо сказать, общепринятым представлениям и воспоминаниям других членов ближнего круга Сталина.
Позаботятся хозяева и об обширной культурной программе: Маленков посетит Виндзорский замок, совершит прогулку по Темзе на яхте, съездит в Оксфорд, посетит родину Уильяма Шекспира – Стратфорд-на-Эйвоне и родину Роберта Бернса – город Эр. Там он оставит запись в Книге почетных гостей: «Мы, советские люди, любим и чтим великого шотландского поэта Роберта Бернса»133.
Завершая поездку, проведет он и итоговую пресс-конференцию в советском посольстве.
13 апреля Маленков доложит о результатах визита на заседании Президиума.
«Полезная поездка», – резюмирует Хрущев. И тут же добавит: «Отрицательный [момент] – долго задержался. В туристскую поездку превратилось. Навязали тебе много лишнего. Сказать об этом, надо сказать. Не раскусил их замысла, привинчивание значков и конфетка – слащаво…» Хрущеву поддакнет и новый советский премьер Булганин: «Согласен со сказанным т. Хрущевым, увлекся Бернсом».
Бернс здесь совсем не случайная фигура речи. По воспоминаниям сына Маленкова, Андрея, его отец знал и ценил английскую литературу, а Шекспир и Бернс были среди тех авторов, произведения которых в семье читались вслух134.
Деятельность Маленкова на посту министра электростанций не сводилась, однако, к такого рода ритуальным мероприятиям. Сразу после вступления в должность Маленков сосредоточится на решении задач мониторинга и контроля положения дел в отрасли. Одним из первых документов станет многостраничный приказ министра «О работе электростанций и электросетей Днепр-энерго в 1954 г. и задачах на 1955 г.», подписанный 31 марта 1955 года135.
Уже очень скоро Маленков сконцентрируется на решении задач развития порученной ему отрасли в целом. 18 января
1956 года он подпишет приказ Минэнерго о внедрении новой техники, т. е. менее чем через две недели после выхода постановления Совмина от 5 января «О государственном плане развития и внедрении новой техники в народное хозяйство СССР на 1956 г.»136.
Думается, что для большинства читателей станет откровением еще одна новация нового министра электростанций. 14 декабря 1956 года Маленков издаст еще один приказ, содержавший такую установку: «В целях резкого увеличения добычи и широкого распространения природного газа в народном хозяйстве… принял решение ускорить строительство и ввод в действие новых газовых промыслов и магистральных газопроводов». Мы, конечно, не можем целиком и полностью приписать Маленкову заслугу развития газовой промышленности и энергетики, использующей газовое топливо. Ведь известно, что многие решения по развитию добычи и строительству газопроводов были приняты советским руководством еще в годы Великой Отечественной войны, а первый магистральный газопровод Саратов – Москва был введен в строй в 1946 году. Однако роль Маленкова в этом деле велика.
В 1956-м вводятся в строй обеспечившие подачу газа в московский регион две нитки газопровода Ставрополь – Москва с крупнейшего на тот момент в Европе Ставропольско-Пелагиадинского газового месторождения. В это же время начинается активное развитие газотранспортной системы страны. Не приходится сомневаться, что управленческие решения, принятые Маленковым на посту министра электростанций, значительно ускорили развитие отрасли, способствовали созданию того потенциала добычи и транспортировки газа через обширную систему магистральных газопроводов, которые современная Российская Федерация использует до сих пор.
«Прибывают инкогнито» из Москвы. Венгерский кризис 1956 года
Водоразделом в хрущевском десятилетии во многом станут два года – 1956-й и 1957-й. Критика Сталина сверху в разгар хрущевской десталинизации повлекла за собой критику на низовом уровне советского политического режима в целом. Уже через месяц после XX съезда ЦК обратится к членам партии с письмом, в котором содержалось предупреждение об ответственности за «недозволенную критику», затем это письмо будет пересказано «Правдой». Статья на эту тему содержала призыв к борьбе против «демагогов» и «гнилых элементов», критиковавших линию партии под видом обличения культа личности. Уже через два месяца, в июле 1956-го, в партийные организации уйдет второе письмо ЦК, в котором партийные массы проинформируют о привлечении к ответственности отдельных коммунистов и о роспуске парторганизации Теплотехнической лаборатории АН СССР.
В значительной степени под влиянием советской десталинизации в Венгрии в октябре 1956 года вспыхнуло восстание, представлявшее собой попытку освободиться от режима сталинского образца. По всей стране власть перешла к революционным и национальным комитетам, а на предприятиях – к рабочим советам. Фактически победила демократическая революция, как эти события закрепились в европейском сознании. Ее главными лозунгами стали восстановление национального суверенитета и вывод советских войск с территории Венгрии, проведение свободных парламентских выборов на многопартийной основе. С этими требованиями солидаризировались пришедшее к власти в конце октября новое венгерское правительство под руководством Имре Надя и большинство членов руководства Венгерской партии трудящихся.
Маленков станет одним из непосредственных участников урегулирования венгерского кризиса. В этом процессе советское руководство озаботится дипломатическим сопровождением предстоящих акций. Советские руководители будут всерьез обеспокоены перспективой формирования «правоуклонистского» крыла в мировом коммунистическом движении и последующей эрозии и распада «социалистического лагеря».
И. Броз Тито. 1945
[РГАСПИ]
31 октября Президиум ЦК в очередной раз обсудит развитие ситуации в Венгрии. На этом заседании Хрущев призовет «проявить инициативу» в наведении порядка. «Если мы уйдем из Венгрии, – скажет он, – это подбодрит американцев, англичан и французов империалистов. Они поймут нашу слабость и будут наступать. <…> Выбора у нас другого нет».
Призыв Хрущева – «продумать, как действовать» – встретит решительную поддержку со стороны Молотова: «т. Жукову разработать план и доложить».
Президиум уполномочил Хрущева и Маленкова, который отсутствовал на этом заседании, на ведение тайных переговоров с Тито. К тому времени лидер югославских коммунистов Иосии Броз Тито являлся готовой фигурой на роль оппонента советскому руководству в мировом коммунистическом движении.
На этом заседании будет согласован примерный текст телеграммы в адрес Тито. Вот он: «Для обсуждения вместе с Вами положения, которое сложилось в Венгрии. Как Вы относитесь? Если согласны, наша делегация будет инкогнито 1.XI вечером – 2.XI утром у вас».
Хрущев и Маленков прилетят в Югославию на маленьком двухмоторном самолете Ил-14. Очевидно, что Маленков в этом турне понадобился Хрущеву как человек, имевший к тому времени обширный опыт взаимодействия с руководством компартий соцстран. Как свидетельствует посол Югославии в СССР В. Мичунович, советские руководители «настаивали, чтобы встреча произошла немедленно», а «сам факт и подробности встречи просили держать в строгом секрете… в интересах секретности лучше, если в Пуле и затем на Бриони они окажутся под покровом темноты». Полет пройдет в сложных метеорологических условиях. «Бора неистовствовала, – зафиксирует Мичунович, – мелкое море вокруг Бриони ревело, как океан». Московские гости выглядели сильно уставшими, Маленков «вообще еле стоял на ногах». Гости принялись ругать непогоду, в таких условиях им летать еще не приходилось. Маленков в полете не мог даже сидеть и «добрую часть пути лежал на полу самолета». Короткое морское путешествие русские тоже перенесли с трудом. «Наша служба безопасности и люди из охраны Тито, чтобы соблюсти “конспирацию”, – отметил Мичунович, – везли гостей по открытому бушующему морю, в полной тьме, кружным путем, так что те, добравшись до места, выглядели совсем жалко». Читая эти записи, с трудом отгоняешь от себя мысль, что последнее испытание морской переправой для московских гостей Тито заготовил специально. А ведь вполне мог встретить их на берегу. Как бы то ни было, после короткого получасового отдыха переговоры начнутся и будут продолжаться с 7 часов вечера до 5 утра. С 10 часов вечера до полуночи разговор пойдет за ужином. Хрущев и Маленков были при этом совсем одни, их не сопровождал ни советский посол в Югославии, ни кто бы то ни было еще.
С югославской стороны в переговорах, кроме Тито, приняли участие его ближайшие соратники Э. Кардель и А. Ранкович, а также посол Мичунович, который и оставил подробные записи об этой встрече. Он запишет: «Все это чрезвычайно странно. Дела развиваются, как во время войны; впрочем, это и есть война… “первая и могущественнейшая страна социализма” затевает поход против “братской страны”, одного из членов своего лагеря. Подобного в истории социализма еще не бывало!»
В ходе переговоров участники будут соблюдать условия секретности. Записей никто не вел, изредка кто-нибудь набрасывал на бумажке то, что собирался сказать или спросить, а потом рвал ее и бросал в пепельницу. Хрущев сообщит, что накануне вместе с Молотовым и Маленковым они совещались в Бресте с польским руководством. Молотов вернулся в Москву, а Хрущев с Маленковым по пути в Югославию успели «заскочить» в Бухарест и Софию, где провели встречи с румынскими и болгарскими руководителями. Все поездки осуществлялись «в полном секрете».