ым судейским столом сегодня пустовал. Ал знала, что следует пройти в кабинеты, где сидят следственные чиновники — их в Дюоссе насчитывалось всего двое, но оба на редкость неприятные господа.
Один из судейских как раз выглянул в зал:
— Леди Нооби! Сюда, сюда, пожалуйте…
Ал немало удивилась — ей никогда в жизни не кланялись так низко и почтительно.
Незнакомый кабинет оказался скромен в размерах, зато роскошен обстановкой: резные панели, высокий застекленный шкаф с оружием и кубками, пара кресел у стола, широко растопырившегося на толстых и когтистых «звериных» ногах. Посетительницы уставились на редкостный предмет меблировки — шуршулла с восторгом оценила массивную резьбу, Ал с опаской прикидывала, от какого именно животного фантазия резчика позаимствовала столь хищные лапы. Блошше, которой и самой фантазии было не занимать, привиделся стоящий на столе великолепный гроб — огромный, полированный, несущий по бокам несчетные серебряные ручки. И лежит в том запертом гробу…
Множество увлекательных загадок осталось нерешенными, поскольку судейский человек, с очередным поклоном указал:
— Пожалуйте, леди Нооби, вот в ту дверь. А зверь и служанка здесь поскучают. Разговор серьезный, не для лишних ушей, у нас с тайной следствия строго.
Ал заколебалась. Как-то странно все получалось. И откуда вдруг «серьезный разговор»? Одно дело подписать бумагу… хотя бумаги бывают куда посерьезнее любого разговора. Ой…
Вот сейчас благородная леди Нооби всецело осознала, что совершенно напрасно поперлась по внезапному приглашению. Еще неизвестно кто его состряпал. Вон, у судейского проныры выражении на физиономии какое-то неестественное. Похоже, попалась отвергнутая невеста. Надо было непременно с Тифф посоветоваться. Или даже еще лучше с этим… безусым отцом злодейской шайки.
Но отступать было поздно. Ал повернулась к сопровождающим лицам-мордам, погрозила пальцем шуршулле:
— Без баловства! Подождите здесь, я недолго.
На судейской физиономии промелькнула ухмылка еще отвратнее:
— Ну, леди Нооби, вы может и подзадержитесь, разговор-то вам, миледи, непременно будет интересен.
Это обещание понравилось Ал еще меньше усмешечки судейского умника.
— Умеете заинтриговать, — высокомерно сказала она, направляясь к указанной двери и украдкой трогая спрятанный в рукаве нож. Применять клинок вряд ли придется, но само прикосновение к грубой и надежной вещи (трофею!) почему-то вселяло уверенность.
Ну, кто тут и что замыслил?
Аллиотейя шагнула за порог, очутилась в полутьме, дверь вырвалась из ее руки и сама-собой закрылась за спиной.
— Не волнуйся, благородное дитя, тебе ничто не угрожает, — проурчали сбоку, едва ли не в самое ухо, обдав сложным букетом ароматов, главенствующим в коем оказались лесные жареные орехи и нечто спиртное.
Благородная леди Нооби отшатнулась, с перепугу крепко задела плечом о косяк.
— Поосторожнее, ах, какая ты импульсивная, — снисходительно засмеялся любитель полутьмы, увлекая ее вверх по ступеням. Распахнулась дверь, оранжевый свет дорогого светильника развеял тьму…
Девушка в гневе развернулась к наглецу, но весьма резкие слова так и остались на ее языке.
Герцог…
О, боги! Ал догадалась, что чрезвычайно заблуждалась. Сам властитель Дюоссы! Едва не обругала как какого-то чиновника-чудилу…
— О, Ваша Светлость! Какая неожиданность…
— Тебе нечего опасаться, — заверил герцог, под локоток увлекая визитершу за письменный стол.
Да что здесь за столы такие⁈ Это был еще пообширнее давешнего, оставшегося в нижней комнате. Возможно, чем секретнее разговор, тем представительнее столы? Если сам герцог счел необходимым встретиться наедине с не самой богатой, и уже не грозящей стать самой влиятельной особой, гостьей города, вопрос действительно серьезный.
— И как тебе, дитя восточной столицы, наша Дюосса? — с улыбкой осведомился герцог, настойчиво принуждая гостью занять место в широченном, под стать столу, кресле.
Герцог блистал. Улыбкой и роскошнейшей, густо расшитой жемчугом курткой. По-правде говоря, жемчуг был так себе, бледноват: мелкий и северный. Но несколько нашитых среди невзрачных северных сестер огромных заокеанских жемчужин того самого знаменитого кровавого цвета, весьма искусно расставленные на выпяченной ало-бархатной груди, предавали хозяину кабинета достаточное величие. Улыбка же властителя Дюоссы…
Ал догадалась, что чрезвычайно заблуждалась.
Путешествие, море, несчастная, гм, любовь, ужасные события на «Повелителе», беседы с многоопытной конторщицей и даже общение с несносной грубиянкой Биатрис и ее мелкими сообщниками, изменили мировоззрение леди Нооби. К примеру, она уже слегка разбиралась в оттенках человеческих оскалов, кои общепринято называть «улыбками». Скалят ли те оскалы благородные морды, или простонародье — особого значения не имело.
«Похотливый козлище», да, именно так определила бы конторщица герцогскую улыбку. Ей-то что — хваткие торговки в своих суждениях укладывают приличия на самую дальнюю полку, как товар заведомо маловостребованный и глубоко не модный. Но ничего, любой э-э… сладострастник столкнувшись с железной волей и ледяной сдержанностью урожденной леди, живо уймет свои фантазии. Думает, он заманил…
— Ваша Светлость, я не совсем понимаю… — корректно начала Ал, пытаясь подняться из кресла.
Как же… герцог бухнулся рядом, его мощные кавалерийские ляжки придавили юбки гостьи, весьма чувствительно задев и юное, практически непорочное бедро гостьи.
— Мое платье! Слезьте! — в ужасе пискнула леди Нооби.
— Это не последнее твое платье, о, глорская чаровница, — утешил герцог, и его рука цепко обвила стан девушки.
Аллиотейя не знала к чему более привыкла длань властелина Дюоссы: к рукояти меча, кубку джина или лапанью дворцовых служанок, но ощущение оказалось пренеприятнейшим. Абсолютно не умеет обнимать.
— Ваша Светлость, опомнитесь! — воззвала Ал. — У вас жена. Молодая!
— Молодая, — согласился хозяин Дюоссы. — Ну, жена опять же вроде платья — не последняя. А так да — я воистину потерял разум. Это твоя вина. Ах, юная восточная богиня, милая кокетка…
Разум герцог, возможно, и потерял, но руки его действовали целеустремленно. Но разбираться с модными дамскими корсажами, опыт нажитый с общительными служанками, ему не особо помог…
— Ваша Светлость! — Ал отпихивала нетерпеливые ладони и упиралась в грудь герцога. (Кстати, роскошный «джек» опять же был застегнут под горло — ну смехотворно же так носить куртки, как они не понимают⁈)
— Прелестнейшее создание! — пропыхтел настойчивый хозяин и предпринял наступление чуть ниже.
— Ой! — гостья пыталась удержать подол на приличествующем ему месте и одновременно пыталась осознать — о смене жены герцог упомянул просто к слову или это намек? А если он действительно… Впрочем, головокружительные версии мигом вылетели из головы Ал — уж такой наглости она никому не собиралась спускать. — Руку прочь!
— Ай! — герцог отдернул руку.
Погружение девичьих ногтей в наиблагороднейшую плоть Дюоссы оказалось чувствительным, но недостаточно действенным. Герцог оказался из тех мужчин, коих опьяняют боль и сопротивление. Аллиотейя оказалась придавленной к спинке кресла (да диван это, будь он проклят, диван!). Громоздкий мужчина наваливался, подлокотники лишали маневра…
— Ваша Светлость! — с угрозой зарычала Ал, отбиваясь локтями.
— Перестань, — прохрипел властитель. — Ты ведь на редкость горячая красотка. Игрунья! Уж мне ли не рассказывали? Предпочитаешь любовников помоложе? Напрасно…
У Аллиотейи перехватило дыхание. Вот так, значит⁈ Оскорбительный намек, да что там намек… Теперь Ал удостоверилась, что чрезвычайно, просто чрезвычайно! заблуждалась. И по части герцога, и в отношении его болтливого вруна-бастарда. Скоты, раздери их якорем.
— Мы никому не скажем, — с вожделением прошептал герцог — с преодолением юбочных препятствий у него получалось куда удачнее.
Ал все еще упиралась ему в грудь, но осознавала что нужны иные меры. Рукоять ножа, спрятанного в рукаве с намеком давила в запястье. «Никому не скажем», значит? Разумно. А вот некому будет болтать! Как надлежит резать столь высокопоставленных лордов? Горло, видимо, слишком простонародно…
Наиболее логичной целью казался иной орган, но леди Нооби была воспитана в строгих старинных традициях и никогда бы не позволила себе столь вульгарного удара. В сердце! Где у него сердце?
С местоположением сердца обстояло не совсем ясно, но сначала в любом случае следовало выхватить нож. Ал заерзала, готовясь к контратаке.
— Да! — в восторге выдохнул владетель Дюоссы, превратно истолковав движения жертвы.
— Погодите же! — девушка вновь вцепилась в его куртку.
Нож был вытащен, но разворачивать оружие для удара в данных обстоятельствах оказалось непростой задачей…
Тяжесть мужского тела, наглые руки, все эти ерзанья и ощущение знакомой рукояти в пальцах заставляли сердце колотиться все неистовее. Ал обдало жаром. И, да, возбуждение в этом жаре тоже присутствовало. Сейчас…
Где-то внизу, под полом, гулко ухнуло, звонко зазвенело стекло, потом донесся лязг сыплющегося железа и дерева.
— Моя коллекция! — в ужасе вскричал герцог, стремительно вскакивая с гостьи.
Это было даже как-то обидно. Ал осталась лежать в весьма непристойном (но уж определенно соблазнительном) виде, а хозяин дворца поддернул штаны, слепо глянул на острую сталь в руке девушки и бросился прочь. Хлопнула дверь, откуда-то с лестницы донесся страдальческий вопль потрясенного герцога…
Леди Нооби опомнилась. Подскочив с диванного кресла, Ал кинулась к другой двери. Отперта!
За дверью оказалась нечто вроде библиотеки. Девушка устремилась дальше. Щеки пылали, сердце колотилось под горлом, дрожащие руки никак не могли вернуть нож обратно в ножны, спрятанные в рукаве. Аллиотейя скатилась по лестнице. Где дверь⁈
Не свершилось. Ужас и разочарование били в голову, путали мысли. Ал была уверена, что убийство похотливого герцога юной и беззащитной оскорбленной девицей вошло бы в десятки саг, сотни поэм и песен, и прославило бы имя леди Нооби в веках. Но если не сложилось, так может, и якорь ему в…