Под скалой ее перехватили за плащ:
— Чертовски ветряная ночь, — сообщила, шмыгая носом, конторщица. — Но я не жалею, дело того стоило. Это было красиво!
— Да? — засомневалась Ал. — Вышло как-то грубо. Примитивно. Все-таки, благородный человек. Нет, в глаз как-то недостойно, нужно было по носу.
— Твой род заведомо благороднее, имеешь полное право врезать куда угодно, — заверила Тиффани. — Пошли скорее греться! Ух, с одного удара. Нет, я не ожидала. Вот славно-то!
Девушки рысцой вернулись к развалинам ограды, через сад перебрались во двор. Восторг компаньонки слегка успокоил Аллиотейю, но все равно было слегка не по себе — ранее леди Нооби не приходилось решать душевные проблемы столь лобовым способом. Ну и ладно. Не всем же быть ловкими, пронырливыми и дипломатичными, как Тифф.
Размышляя над своим странным жизненным путем, Ал послушно закрыла глаза, шагнула за дверь и оказалась в тепле дома. Подруга расстегнула на ней плащ:
— Нам нужно срочно выпить окадэ-ли! Удивительно нелепо будет простудиться после столь правильного свидания!
— Гм, а перчатка лопнула, — растерянно отметила леди Нооби, разглядывая свою правую руку.
— Ничего, можешь выкинуть! Для такого хорошего дела не жалко.
— Не буду я выбрасывать, тут зашить легко, — решила Ал.
— Тоже верно! Будешь надевать в нужные мгновенья, вспоминать меня, и наше с шуршуллкой воспитание! Кстати, у тебя случайно нет родственников на севере? Нет? Странно, очень уж знакомые, можно сказать, фамильные манеры проявляются на отдельных твоих свиданиях. — Тиффани потащила подругу к столовой, откуда доносились вкусные запахи — ужин уже сервировали, а пока многоголосая гостиная для аппетита дружно распивала окадэ-ли…
Ал оказалась сидящей между Биатрис и Волпи-Медведем, вокруг шумели, невоспитанно громко дули в горячущие кружки и вообще было очень по-домашнему. Старшая наследница Волпи пододвинула гостье миску с сырными шариками, ее дед всучил здоровенную кружку…
— Поосторожнее, юная леди, славный кипяточек. Денек сегодня выдался вовсе осенний…
Бородатая физиономия Волпи-Медведя была красной, словно он сам только что с ветра в дом ввалился…
— Да, погода… — неопределенно пробормотала Ал, чувствуя как в ней нарастают нехорошие подозрения.
— Именно! Осень! Только приехали и снова ехать. Но! — старик многозначительно поднял грубый как узловатый сучок палец. — Ночная плавка — редкостное зрелище. Такого в Глоре не увидишь, да. Укрощенные демоны металла! Истинное волшебство, не та дешевая городская магия.
— Страшновато, но интересно, — согласилась Ал. — Надеюсь, Тиффани мне расскажет.
— Зачем же нужны пересказы? — пожал плечами, сидящий напротив Олив. — Не хотите ли сами поехать и взглянуть?
— Не уверена что я там не помешаю, — дипломатично ответила леди Нооби, которой вдруг очень захотелось поехать.
— Помешаешь⁈ Ого, вот это отговорка! — загрохотал Волпи-Медведь. — Решено! Ужинаем и едем. Если, конечно, ты, девочка, не занята чем-то более романтичным и воинственным.
— Нет, я абсолютно свободна, — заверила Ал, которой вновь почудились определенные намеки. Впрочем, у Волпи-Старшего никогда не разберешь где заканчиваются шуточки и начинается серьезный разговор.
17. Плавка металлов и чувств
О, это оказалось запоминающейся поездкой. Сначала всадники и брички неслись по дороге меж скал, казалось, рискуя врезаться в камень на каждом повороте. Потом скалы кончились, открылся пологий берег и кавалькада понеслась еще быстрее. У Ал замирало сердце, во второй бричке пищала робкая конторщица, всадники и возницы ободряли пассажирок зычным гиканьем, смехом и надбавляли хода. Дорога была им отлично знакома, факелы в руках наездников освещали путь, отдохнувшие кони желали мчаться как ветер. Они и мчались как осенний вихрь: по холмам, потом вдоль самой воды… Взлетали высокие веера брызг из-под колес, сыпались искры факелов, вот промелькнул короткий брод… Бричку вынесло на тернистое взлобье и Ал увидела Высокий Холм…
Ночная плавка… Это было похоже на сражение. Конечно, Аллиотейя Нооби знала о битвах[5] лишь по сагам, старым книгам, да глорской журнальной газете «Герои Севера. Заокеанский следопыт». Но именно так и должно выглядеть настоящее сражение: огненные бельма раскаленных печей, звенящее железо желобов и заглушек, сосредоточенные лица бойцов-литейщиков, запахи дыма и раскаленного металла, командные короткие крики… Ощущение опасности и важности происходящего, то редкостное напряжение, что способен распознать лишь поэт, хоть раз сражавшийся с оружием в руках. Ну, или вставший со сложным инструментом против неподатливой руды и хищного огня…
И командовал всей этой битвой за металл Олив Волпи…
Девушки стояли в стороне, на крыльце бревенчатого домика-конторы. Было холодно, Волпи-Старший накинул на гостий огромнейшую тяжелую шубу — одну на двоих. Ал не замечала ни тяжести, ни залетавшего прямо к печам наглого ветра. Глухо клокотал в ковшах металл, неповторимый рудяной дым уносило к реке… Все было готово…
— Пускаем! — вроде бы негромко произнес Волпи-Средний.
И потекло олово… Оно оказалось куда красивее самого начищенного, самого чистого серебра. Сначала олово текло нестерпимо яркое, потом покрывающееся налетом благородной патины, попадающие под фырчащие горелки под желобом, вновь светлеющее… Аллиотейя не понимала, почему олова нужно сразу так много, зачем его замысловато гонят по сложным каналам-желобам, давая подостыть и вновь нагревая, прежде чем влить в подготовленные формы. «В этом весь секрет. Магия: забытая дарковская и новая человеческая» прошептала жутко осведомленная конторщица. Наверное, это был очень важный секрет и следовало чувствовать себя польщенной, поскольку на него дали взглянуть, но Ал была слишком заворожена нынешней ночью, рассеченной росчерками текущего металла. Поток олова достигал новых фильтров, поднимался к странным сооружениям, проходил сквозь новый и новый огонь и, наконец, исчезал в громоздких каменных ящиках-формах. Иногда оттуда пыхало фонтаном огня — укрощенный металл не желал сдаваться. Мелькали в этом лабиринте жара и холода, тьмы, и огня, фигуры, стремительно расхаживал Олив Волпи в кожаном коротком, местами прожженном «джеке». (Между прочим, расстегнутом ровно настолько, насколько нужно, отчего простая куртка выглядела просто безукоризненно). Порой глава литейки лично хватал пику-крюк, подправлял заслонки на пути текущего драгоценного металла…
— Ну хорош же, хорош! — шептала Тиффани, пихая под шубой подругу локтем.
— О, боги, до чего же у тебя локоть острый, — бормотала Ал…
Отвести взгляд от погруженного в литейное сражение мужчины действительно было трудно. Олив жил своей истинной жизнью, и нужно признать, в литейном деле имелось свое очевиднейшее благородство…
…Литейные чаши опустели, формы, фыркая и булькая, остывали под присмотром опытных людей, а остальные горняки и плавильщики устремились в бревенчатый зал, где уже накрывали столы. Ал сочла необходимым поучаствовать в подаче кушаний — здесь, в Высоком Холме хватало жен и дочерей литейщиков, но еще одна пара рук никогда не бывает лишней. Расставлялись тяжелые горшки с тушеным мясом и картофелем, летали по залу сквозняки, несли кухонные запахи, смешанные с оловянным дымом и рудяной сажей. Сидела на лавке уставшая, едва видимая под шубой Тиффани, смеялась и шутила, грохотал и размахивал разделочным ножом Волпи-Медведь, рассаживались умытые, хотя и не до конца отмытые мастера. Наконец, в зал затащили целиком зажаренного кабана…
Решив, что благородные манеры здесь не совсем к месту, Аллиотейя Нооби кушала как в последний раз. Свинина оказалась бесподобна, одна из литейных кухарок — подсунула миску с особым салатом — очень хорошая женщина (Свиуу Гла ее зовут, таких талантливых поварих запоминать нужно). Легкое пиво не туманило голов, литейщики наперебой обсуждали нынешнюю плавку, Ал даже поняла когда случилось «то самое, „скользкое“, место». Олив Волпи сидел рядом, передавал ломти мяса. Гостья оценила предложенную салфетку, но на каждом пиру собственный этикет — к чему тут салфетки, если пальцы можно просто облизать? Собственно, сущий грех не облизать после такой свинины. Кисть правой руки побаливали, Олив на миг задержал руку соседки, взглянул на сбитую кожу и припухшие костяшки. Щекам Ал стало жарче, она приготовилась ответить на вопрос прямо, но вопроса-то и не было…
Пустел зал, исчезла истомленная приключениями Тиффани. Грязной посуды осталась просто гора, но Олив взял гостью за локоть и сказал, что и без нее тут обычно справлялись…
Они стояли на крыльце — звезды бледнели на глазах, верхушки сосен на дальних холмах тронул розовый рассвет.
— Замечательное у вас дело… господин Волпи, — в тишине и наедине с мужчиной у Ал язык снова стал тяжел и косен.
— Опять, что ли, «господин»? — усмехнулся Олив. — За свининой все было проще, леди Нооби, так?
— Так-то за свининой, — вздохнула девушка. — Прос…ти, иной раз ко мне возвращаются воспитание и остатки манер.
— Пусть возвращаются, — Волпи-Средний прислонился к резному столбу крыльца. — Манер и воспитания нам всем тут явно не хватает, это верно. Но есть же здесь и хорошее, да?
— Еще бы! Я и говорю — замечательное у вас дело. Я бы даже сказала — искусство. Наша конторщица и то как восхитилась.
— Тиффани вредно часто бывать у печей. Не для нашего ремесла у нее здоровье, — с очевидной грустью признал Олив. — Эх, нам бы такую деловую партнершу. Ну, ничего, в Глоре такой человек очень пригодится.
— Да, она лучшая из конторщиц. И, уж точно, самая хорошенькая из конторщиц. Лучшего торгового агента вам определенно не найти. Очень пригодится.
— О, не ревность ли мне послышалась? — улыбнулся Олив.
— В каком-то смысле. Иногда я чувствую себя совершенно бессмысленным и бесполезным существом. Особенно в сравнении с Тифф. Мне жаль, что так получилось, Олив.