– Помогу, коль уж согласился, – мягко, почти певуче произнес Цимбалист. – Только и вы уж, будьте любезны, выполните свое обещание.
Золотистые струны стали единым полотном. По полотну пробежали очертания гор, глубокого озера, вспыхнули огоньками мелкие цветочки на его берегах.
– Ты что ему пообещал? – севшим голосом поинтересовался Чугайстрин, однако Вий-Совяцкий даже не шелохнулся.
Что пообещал, то отдать и следует. Иначе никак не выйдет. Хотя, конечно, Гришка и против будет.
Полотно под пальцами Цимбалиста превратилось в миниатюрный мирок, словно взяли часть Карпатских гор, уменьшили и перенесли прямо в комнату Вий-Совяцкого. На берегу стояла рыжеволосая худенькая девушка в синих джинсах и клетчатой рубашке. К ней подошел высокий мужчина: с барткой за поясом, в темной одежде, седые волосы рассыпались по плечам. Развернул к себе, сжал в объятиях, впился поцелуем в губы.
Чугайстрин закусил губу, Вий-Совяцкий с интересом подался ближе. Цимбалист только улыбнулся:
– Что, шановные, чуете ведьмовскую ворожбу? Гада-а-а-ание. Творит волшбу ваша девочка, а вторая ей помогает.
Видение вдруг дернулось, прошла по нему рябь, будто в неподвижном озере ветер волны нагнал.
– Ой, – послышался тихий женский выдох.
Глядь – стоит рыжая Динка, желтые глаза широко раскрыты; смотрит неверяще, пораженно; покрасневшие от поцелуя губы приоткрылись. И нет седовласого мужчины – на месте его закружился звездный вихрь. Застлало тьмой солнечную долину – не разобрать, где зелень вершин, где синь озера.
Ухватил ее звездный вихрь, закружил в безумном танце и рванул вверх. Только и слышно было:
– Помоги-и-и-ите!
Глава 5Мольфарская сокровищница
Голова гудела, словно в ней разом зазвонили десятки колоколов. Я сжала виски и зажмурилась. Руки омерзительно подрагивали, к горлу волнами подкатывала тошнота. Хорошо хоть сижу. Вон, сердце до сих пор колотится как бешеное. Так, глубокий вдох – вы-ы-ы-ыдох. Вдох – вы-ы-ыдох.
– Дин, ты как? – послышался тихий голос Таньки.
– Больше никогда, – буркнула я и снова глубоко вздохнула. Ну и гадость, пусть только попробует меня еще подбить на такое дело.
Судя по звуку отодвинувшегося стула, Таня встала. Спустя несколько секунд что-то стукнуло, и в комнату влился морозный ночной воздух. Стало намного лучше. Я откинулась на спинку.
– Багрищенко, ты предупреждай, если снова решишь впутать меня в приключение.
Лицо Тани побелело, в глазах появилась тревога.
– Ты что увидела-то?
– Карпаты, – неуверенно протянула я, – озерцо, цветочки…
– Я не про цветочки тебя спрашиваю, – раздраженно отмахнулась она. – Мужики хоть какие-то были?
– Были, – буркнула я, – точнее, был. Вроде Чугайстрин-старший.
– Ну и?
– Целовались мы, – задумчиво протянула я, правда, теперь от ощущений не осталось и следа, поэтому ничего конкретнее рассказать не могла. – А потом налетел какой-то сверкающий вихрь и оторвал меня от земли.
Даже сейчас невольно вздрогнула, потому что страх и воспоминания о странном холодном прикосновении еще были свежи. Я передернула плечами. Танька только удивленно приподняла бровь, потом нахмурилась:
– Ты белая вся, может, чего успокоительного хлебнешь?
– Угу, – угрюмо кивнула я, – мне чаю с мятой. Только сейчас кипятить воду не потопаем – все закрыто. А магией уже набаловались – хватит.
Танька лишь фыркнула и полезла в свой шкафчик:
– Знаешь, дорогая, кипятильники еще никто не отменял.
Из шкафа доносилось треньканье каких-то склянок и подозрительное шуршание. Однако спорить я не стала, все еще погруженная в себя и пытающаяся осмыслить увиденное. Танька тем временем тихо выругалась и принялась засовывать выглянувшую метлу обратно в шкаф.
В комнату неожиданно постучали. Тихо, но настойчиво. Мы замерли и уставились друг на друга. Мальчишки в такой час явиться не могли. Комендант бы постучал и сразу б вломился, не дожидаясь ответа. Кто это?
Танька махнула рукой, снимая заклятье. Приложив усилия, я чудом стянула и свое, все же мало ли…
– Да-да?
– Дина, Таня, откройте, пожалуйста, – раздался приятный женский голос, и я осознала, что он мне хорошо знаком. – Это Александра Евгеньевна.
Метла с грохотом вывалилась из шкафа к ногам оторопевшей Таньки. Впрочем, у меня ощущения были не лучше.
– Открыто! – крикнула я, правда, крик больше походил на писк полевой мышки.
С какой это радости к нам среди ночи решила зайти кураторша злыдней? Она, конечно, тетка справедливая, но строгая. Еще влетит. Уж куда строже будет нашего Андрея Григорьевича. Воспоминание об исчезнувшем кураторе заставило тихонько вздохнуть. Нет, ну что за невезуха?
Дверь тихонько открылась, и к нам вошла Александра Евгеньевна. Внимательно осмотрелась, приметила метлу на полу и чуть нахмурилась. Потом перевела взгляд на меня и чуть покачала головой.
– Девочки, играть с гаданием – опасно.
Не дав даже заикнуться, она быстро подошла, протянула руку над плошкой с водой и что-то шепнула. Карие глаза злыдни вспыхнули черным, вода вмиг испарилась. Она взяла в руки паляныцу, разломила ее пополам, потом на каждой части нарисовала какой-то знак. То, что было еще миг назад пышной сдобной булкой, превратилось в серую пыль. Александра Евгеньевна собрала ее и, подойдя к окну, сдула на улицу. Мы в гробовом молчании наблюдали эту сцену.
– Багрищенко, – не оборачиваясь, сказала Ткачук, и Танька вздрогнула – ничего хорошего голос злыдневской кураторши не предвещал. – Еще раз учую, что ты чем-то таким занимаешься, – отрабатывать будешь две недели в нашем корпусе, ясно?
Танька широко раскрыла глаза, однако я так и не поняла, что именно ее удивило.
– Я не слышу ответа. Поняла?
– Поняла, – буркнула Багрищенко.
Александра Евгеньевна тем временем развернулась и хмуро оглядела нас.
– Так, Дина. Ложись в кровать, а то заберу как наглядное пособие для общих основ умертвологии.
– А как вы определили? – глупый вопрос сорвался с языка сам. Конечно, я понимала, что Ткачук в магических делах далеко не профан, могла сообразить, что ворожба идет, но вот так четко сказать, что гадание, – это странно. Оно же ведьмовское, а она – злыдня.
При этом я встала и поплелась к кровати. Завтра ведь на пары, а тут бы выспаться не мешало. Правда, кажется, суровая злыдня никуда уходить не собиралась. Наоборот, села рядом и положила руку на мой лоб.
– Расслабься, – тихо произнесла она, – подпитаю немного.
От ладони пошло приятное тепло, расслабление охватило дурманящей волной, а глаза начали слипаться. На мой вопрос отвечать не собирались, ну и ладно, разберемся. Ваську спрошу – он может много наговорить, при этом даже и приличное попадется.
– Замуж ей предложили выйти, – словно издалека послышался Танькин шепот. – Понимаете?
– Эка невидаль, – хмыкнула Ткачук, – так что ж теперь, всю силу в гадание надо вбухать? Татьяна, стыдно должно быть, ты ведь знаешь, что такие штуки опасные: грань настолько тонкая, что можно и не вернуться.
– Да тут и жених, кхм, – Танька резко замолчала.
Я хотела сказать, что жених у нас не просто «кхм», а жутко наглый, самоуверенный, опытный, могущественный и, как это ни прискорбно, старый. Однако губы почему-то не слушались, накатила странная апатия и всепоглощающая лень; сказать слово – просто нереально.
– И кто? – хмуро поинтересовалась Александра Евгеньевна.
– Чугайстрин. Старший.
Злыдня присвистнула. При этом так звонко, что я невольно позавидовала. Уж сколько пыталась, а толку – ноль. Васька вечно подкалывает меня, потому что сам может соловьем высвистывать, а я – нет. А ведь соловейко – такое красивое заклинание.
Больше не говорили, а я как-то быстро провалилась в глубокий сон. И снились в этот раз не зеленые горы, и не глубокое озеро, а бескрайнее небо, усыпанное звездами. Маленький домик в уютной долине, звон цимбал и шум ветра, и еще чьи-то бесконечно серьезные и грустные глаза. И не разобрать: то ли серые, как осенние тучи, то ли черные-черные, как полтавская ночь. Внутри становилось страшно и сладко одновременно, вместе с тем приходило осознание, что ждать помощи неоткуда и справиться со всем нужно самой…
Но, может, и не сон? Я вдруг поняла, что сижу на кровати в том самом уютном домике. Рядом свернулся черный кот и раскатисто урчит. Здесь немного пыльно, но не так страшно. Явно холостяцкое жилище: кот еще к полу не прилипает, но скоро будет.
Я встала и огляделась: деревянный стол, печь, ранее явно разрисованная цветами, теперь же краски совсем выцвели. Над входом подковка, над ней – вышитый красным и черным рушник. Так обычно иконы украшают, только тут, видимо, живут не христиане. Все помещение какое-то старое, даже можно сказать – древнее. И в то же время кровать вполне современная, шкаф – тоже. В нем стоит множество книг, в углу – плоский плазменный экран. Не удивлюсь, если где-то обнаружится ноутбук.
Котяра потянулся, подошел ко мне и потерся о колено.
– Мр-р?
В вопросе так и слышалось: «Привет, гостьюшка! Чего расселась, давай корми меня. Не-мед-ленно!» Кормить его, конечно, было нечем, но…
Я чуть нахмурилась и принялась исследовать помещение более детально. Возможно, где-то спрятался холодильник? Подойдя к печи, осмотрела ее и заметила в стене странное углубление. Коснулась рукой, что-то звонко щелкнуло. Ойкнув, я заметила, как в сторону отъехала дверка, и на меня пахнуло холодом. Охнула от изумления и увидела несколько белых полок, на которых расположились продукты.
Котяра терся о мои ноги, обвивал их хвостом и громко урчал.
– Так, сейчас что-нибудь сообразим, – сообщила я зверю и нырнула за едой.
Почему-то не казалось, что я делаю что-то неверно. Наоборот – так и должно было быть. К тому же почему-то есть и самой хотелось зверски. Что ж, в наличии мясо, картошка, грибы – отлично. Плиты не вижу, но зато имеется печь. На ней стоит несколько глиняных горшочков – годится. И вода вон в кадке налита, сейчас выкрутимся.