— Туфли и брюки у бритоголового были такие же, как у Смирнова. Это Смирнов тоже учел… А вот почему соседи не могли заподозрить Смирнова — это требует более сложного объяснения. Признаюсь, мне и сейчас не все ясно, боюсь ошибиться, хотя предположения могут оказаться абсолютно точными. Когда я вместе с проводником и начальником поезда подошел к третьему купе, там находилась старушка и Смирнов. Возможно, на одной из верхних полок кто-либо лежал — я не обратил на это внимания. Другая верхняя полка была пустой, — очевидно, пассажир вышел из вагона на перрон. И тут-то Смирнов (нужно отдать ему должное) блестяще разыграл жанровую сценку. Талантливый гад!
В глазах Сергея снова появился лихорадочный блеск, он вскочил на ноги и скрипнул зубами.
— Товарищ майор, сколько жить буду, никогда не прощу себе этой ошибки. Смирнов (он тогда для меня бритоголовым был) лежал, накрывшись с головой одеялом. Аккуратно сложенный пиджак лежал под его подушкой, брюки, кепка висели на вешалке. Спал он в одном белье без носков, ноги голые из-под одеяла торчали. Старушка что? Какое у нее зрение — башка голая, значит, соседушка пьяный лежит. Ведь бритоголовый в своем вагоне недолго был, сразу же ушел пьянствовать в вагон-ресторан. Поэтому и другие пассажиры могли его хорошенько не приметить. Кроме того, Смирнов, сразу как проснулся (не спал он, наверняка не спал!), старушке баки забил кружечкой. О кружечке расскажу. Сперва о том, как я ушами прохлопал.
Рубцов умолк, набирая полные легкие воздуха.
— Спрашивается, если человек ночью, сильно пьяный, валится на постель, будет он аккуратно складывать пиджак, вешать брюки и кепку на вешалку? Нет. Он заснет как был в брюках, один туфель успеет снять, другой на ноге останется. Предположим, бритоголовый мог снять пиджак, брюки и даже туфли автоматически, заученными движениями. Иногда и так с пьяными бывает. Но если пьяный снимает верхнюю сорочку, носки и прячет их куда-то, тут что-то не то. Я это все видел своими глазами и оказался слепым, как двухдневный котенок. Простить не могу.
Скорбно улыбнувшись, Сергей покачал головой.
— Здоровая самокритика — вещь хорошая, — сказал майор. — И все же, товарищ курсант, в вашем последнем, так сказать, окончательном варианте, при всей его логической и, я бы сказал, психологической стройности есть одно слабое, очень туманное местечко. Прояснение этой туманности может перевернуть весь ваш вариант вверх ногами.
Чмокнув губами, майор потянулся к раскрытому портсигару и вынул папиросу. Ожидая, что он скажет, Сергей наморщил лоб и смотрел на карту. Видимо, его совершенно не волновала очередная «пилюля» Кияшко.
— Прошлый раз (я имею в виду ваш третий вариант) вы, говоря об убийстве Смирнова, все время уверенно употребляли множественное число — «они», «им». Сейчас мы имеем убийцу в единственном числе. Но был ли убийца вообще? Смотрите, что получается… Вы нашли коронку и решили, что погибший или убитый не кто иной, как Смирнов. Так ведь?
— Так! — не отрывая глаз от карты, кивнул головой Сергей.
— Сейчас вы нашли заржавленную машинку…
— Раньше машинки был найден рецепт, — вставил Рубцов.
— Ну что же рецепт… Рецепт пока что висит в воздухе, а вот Голубева вы забыли. Если он фабриковал фальшивый документ Смирнову, зачем Смирнову потребовался еще один документ, и он пошел на огромный риск, связанный с убийством?
Сергей подошел к столу и оперся в него руками.
— Видимо, что-то не понравилось Смирнову в Голубеве. Он готов к риску к самому отчаянному и в то же время очень осторожен. То ли сам старик, то ли тот документ, который он выписал (если вообще такой документ был сфабрикован), внушали Смирнову подозрение. Ведь он-то Голубева не знает, встретил его в первый раз по старой, очевидно, непроверенной рекомендации. А вдруг Голубев пойдет к нам и чистосердечно покается? Смирнову нужно быть готовым ко всему. Если Голубев вручил ему новый паспорт, Смирнов не станет им сразу же пользоваться. А у бритоголового были не фальшивые, а настоящие документы и, очевидно, очень удобные для Смирнова.
Не найдя, видимо, что возразить против этих доводов, Кияшко замялся на несколько мгновений. Но, оказалось, он не выложил еще Рубцову свою «пилюлю» полностью.
— Давайте временно оставим Голубева в стороне.
— Зачем оставим? — не заботясь о субординации, сердито и грубо сказал Сергей, с упреком глядя в глаза майора. — Голубева искать нужно.
— Будем искать, уже ищем. Я сейчас не об этом, а о неясном моменте в вашем варианте со Смирновым. Начнем сначала. Коронка — Смирнов мертв — несчастный случай, самоубийство, убийство… Машинка — Смирнов жив, убийца он, убит бритоголовый… А где доказательства? Докажите мне, что мертв бритоголовый, а не Смирнов! Вы скажете, зачем в таком случае Смирнов расстался со своей роскошной шевелюрой, уплатив при этом за простую стрижку триста рубликов? Ответ напрашивается сам собой: Смирнов снял волосы по той же самой причине, по какой он сбрил усики и снял с зуба золотую коронку. Все это могло не иметь никакого отношения к бритоголовому.
Растирая виски ладонью, Сергей с силой зажмурил глаза и тут же широко раскрыл их. Видимо, он боролся с сонливостью и не совсем хорошо понимал то, что говорит ему майор.
— Вы считаете, что найденный труп, может быть трупом Смирнова? — спросил он.
— Я ничего не считаю. Я привык делать окончательные выводы, основываясь на достоверных фактах. Кстати, и вам советую поступать так же.
Рубцов понял, что от него требуется, и устало усмехнулся.
— Товарищ майор, вы мне поставили условие — третий раз не просить командировку в Горную. Я это условие выполнил. Больше туда мне ездить незачем.
Он достал из бумажника еще один лист бумаги и подал его Кияшко.
— Это заключение, подписанное двумя экспертами: старым опытным и молодым — Метелкиным. У них уже имелись слепки с челюстей убитого, и они сразу же заявили, что коронка не подходит к зубам убитого. Но я на этом не остановился. Мы перерыли и перебрали руками добрую тонну щебенки с полотна дороги, как раз взятую с того места, где был обнаружен труп, и нашли все зубы, выбитые при ударе. Ни на один из верхних зубов коронка не подошла. А Смирнов носил ее несколько дней. Теперь вы разрешите мне утверждать, что убит не Смирнов, а другой?
Майор прочел заключение и, достав из ящика стола бланк авансового отчета, написал в нужном месте: «Задание выполнено, утверждаю, майор Кияшко». После этого он передал бланк Сергею.
— Заполняйте.
— Разрешите это сделать завтра, товарищ майор? — сказал Сергей и как-то виновато улыбнулся. — Я сейчас почти ничего не соображаю… Признаться, я двое суток не спал.
— А вы ели что-нибудь? — вскочил со своего места Кияшко, подозрительно поглядывая на курсанта.
— Этого я не забыл, — засмеялся Сергей. — Иначе бы я к вам не зашел. Не дошел бы… Разрешите идти отдыхать? Только прошу разбудить утром, могу проспать подъем…
Четко повернувшись налево кругом, Рубцов вышел из кабинета. Майор Кияшко проводил его теплым взглядом, и когда дверь за Сергеем закрылась, он, думая о чем-то, еще долго смотрел на медную ручку двери.
12. Дымин или Дынин?
Прошло шесть дней после возвращения Сергея из последней командировки. За это время тощая папка, предназначенная для документов по делу Смирнова, заметно распухла. Были получены заключения экспертов, обследовавших на поезде площадку между пятым вагоном и вагоном-рестораном, письменные показания буфетчика, проводника и двух соседей бритоголового по купе. Все эти документы подтверждали и уточняли версию Сергея об убийстве Смирновым бритоголового. Особенно ценным для Рубцова были показания ехавшего из Владивостока в Москву моряка торгового флота, некоего Горяева. Он утверждал, что после ночной пьянки его сосед — бритоголовый — «казался непохожим на самого себя, он и не он». Горяев писал в показании, что будто бы он даже заявил бритоголовому об этом и будто бы тот ответил с улыбкой: «У меня всегда так… С перепоя лицо опухает». Автор второго показания — старушка — сообщила то, что уже было известно Рубцову: бритоголовый не вызвал у нее никаких подозрений.
Работники милиции города Свердловска на запрос Синегорска прислали длинный список всех лиц, появившихся в городских гостиницах после прибытия поезда, на котором приехал Смирнов. Ничего похожего на Дымина, Дынина, Константина Васильевича …лева в списках не значилось. Видимо, Смирнов не рискнул ночевать в гостинице или же вскоре после прибытия в Свердловск пересел на другой поезд.
Розыски Голубева также пока что не дали каких-либо результатов. Однако это не обескураживало Сергея. Он был уверен, что старый учитель в конце концов будет найден. Гораздо более волновало его отсутствие каких-либо сведений о личности убитого Дымова или Дынина. Рубцов понимал, что сведения о погибшем — ключ к дальнейшим разгадкам и наверняка — незримый след, оставленный осторожным Смирновым, след, о котором он даже не подозревает.
Но этих сведений не было.
Каждый день из разных городов, где имелось не менее двух поликлиник, приходили неутешительные ответы: штамп иной, подпись врача не опознана. Изредка сообщали о имеющихся в регистратуре карточках на больных по фамилии Дымины и Дынины, но имена и отчества не совпадали с рецептом, и главное (как было установлено проверкой), эти люди «имелись в наличии» и за последнее время никуда не уезжали.
Получая отрицательные ответы, Сергей делал отметки на карте цветным карандашом возле кружочков городов. Вскоре почти все крупные города, расположенные на восток от Синегорска, оказались помеченными. Рубцов начал впадать в уныние. «А что, если путеобходчик Мокрышев напутал и бумажка с рецептом не имеет никакого отношения к убитому? Тогда все летит к чертям…»
Он высказал это предположение майору. Кияшко почесал пальцем переносицу и сказал досадливо:
— Вы, пожалуйста, не расстраивайтесь. Терпение! Кого-кого, а этого Дымина или Дынина мы найдем живого или мертвого. И Голубев никуда от нас не денется, хотя с ним может быть будет сложнее… Ждите результатов розыска и занимайтесь текущей работой.