— А что такого-то, Серёж? — хрипло ответила, не глядя на собеседника, — Просто Санька рад будет, вот и всё. Квартира у нас большая…Демарш… Скажешь тоже…
Фыркнула насмешливо, надеясь, что прозвучало натурально.
— То есть обо мне не думала? — уточнил Сергей.
— Нет.
— А почему?
И тут Люба опешила окончательно.
— В смысле "почему", Серёж?
— Почему не думала? Не сказала ничего. Не подумала, как я к этому отнесусь? Мы вроде как вместе, нет? — Соболев отвернулся и затушил сигарету, размазывая её по пепельнице.
Люба молчала. В голове эхом звучало его "вроде как", брошенное небрежным насмешливым тоном. Если бы не тон этот… Вроде-как-вроде-как-вроде-как…
— Вроде как, — повторила Люба глухо, полностью копируя ужалившую интонацию, — Так "вроде как" же, Серёж!
Прорвало. Нарыв, который зрел в ней всё это время, потёк едкими словами. И плевать, о чем они там договаривались. Любе это точно не подходило. Она не могла так. Просто не могла.
— Спать я с ним не собираюсь, а так…У нас с тобой такие "вроде как" отношения, что "вроде как" можно о бытовых моментах и не спрашивать, нет?
Встала. Оправила юбку, выдохнула, сдерживая кипучее раздражение. Вроде как…Ой, да пошёл ты, товарищ Соболев…Вроде как…
— Я пойду, вставать завтра рано. Тебе тем более… — Люба шагнула к двери.
Мелко потряхивало. Едва ощутимая, но такая навязчивая дрожь. Сумрак комнаты звенел тишиной. Люба невольно притормозила на пороге, мечтая, вот сейчас он скажет, что она просто дура и не права. Догонит, обнимет…Что-нибудь…
— Ну раз считаешь, что такие… — глухо обронил Соболев в спину.
И больше ничего.
Между лопаток пробежал липкий холод, плечи задеревенели. Вознесенская замерла на мгновение, моргнула и ускорила шаг.
— Спокойной ночи, Серёж, — получилось ровно крикнуть из прихожей и, о чудо, даже не хлопнуть дверью, когда до неё долетело его издевательски-спокойное "пока".
23.
На отделении было столько работы, что погружаться в свои тоскливые размышления Любе было практически некогда. Лишь на обеде, попивая чай и слушая навязчивую болтовню Кристины и Тони, она не могла удержаться от того, чтобы не прокручивать их вчерашний разговор с Сергеем снова и снова, изводя себя. И крепкий горячий напиток разливался противной горечью на языке, а принесенный пирог с луком и яйцом застревал в горле.
Жалела ли она о своём поступке?
Нет, Люба не жалела. Что она хотела для себя понять- она поняла. Соболев не хочет пускать её в свой тесный холостяцкий мирок. Даже временно. Ни под каким предлогом. И дело ли здесь именно в ней, или это последствия его всё-таки болезненного, как подозревала Вознесенская, развода, но Сергей к более серьёзным отношениям был очевидно не готов и не хотел их. Люба слишком хорошо помнила, несмотря на прошедшие годы, как это — когда мужчина по-настоящему хочет быть с тобой. Колю вот ничто бы не остановило…Да он даже сейчас…Люба отставила чай и разгладила едва заметную складку на юбке…Пытается вернуть…А этот…
Она четко ощущала транслируемую Сергеем дистанцию на интуитивном уровне, а теперь получила доказательства, что ей не кажется, и это не просто игра ее воображения. Словно тонкая, прозрачная, но непрошибаемая стена стояла между ними. Это выражалось в едва заметных на первый взгляд, но очень болезненных для Любы мелочах. Как Соболев непроизвольно нахмурился, когда увидел её зубную щетку в своём стаканчике, как вечно куда-то засовывал её расческу, и чем она только ему, несчастная, мешала. Как в гардеробной отвел самую дальнюю полку, чтобы Люба могла оставить там своё белье и пару ночных сорочек…
Люба отправила в рот зефирку, совершенно не ощущая её вкус, сделала ещё один обжигающий глоток чая. Тепло растеклось в груди, но быстро остыло под давлением серой безысходности, которую она ощущала.
Люба ведь думала, что Сергей поступит, как сказал Рамиль, — предложит немного пожить у него. Ещё она конечно мечтала, что Соболев попутно расщедрится на какое-нибудь романтичное признание, чуть- чуть её поругав…
Да и это ведь всего каких-то несколько дней, господи! Но Сергей не предложил…
Что ж, в любом случае, бывший муж остановится у неё. Сашку Люба уже обрадовала, и тот прыгал чуть ли не до потолка. А вот самой Вознесенской находиться с Николаем под одной крышей не хотелось. Слишком много ещё было нитей между ними, которые при каждой встрече болезненно натягивались. И чувство вины, преследующее её столько лет, вновь поднимало в груди у Любы свою уродливую голову. Теперь уже перед бывшем мужем, каждый раз давящим на то, что она разрушила их образцовую семью, а он такой благородный, что готов её простить и позволит вернуться…Позволит…
Вознесенская раздраженно выдохнула, понимая, что сама загнала себя в ловушку. И эти три дня придется ради Сашки потерпеть. Среагировав на звук открывшейся двери, перевела рассеянный взгляд на входящую в ординаторскую Виолу Петровну.
— Ой, Люб, я за вами. Поможете? — акушерка так и застыла на пороге, намекая, что чаи ей лично распивать некогда.
— Да, конечно, — Люба быстро встала, радуясь, что работа вновь закружит её в своей суматохе, избавляя от возможности думать о заведующем.
День пролетел быстро. Люба так вымоталась и от дел, и от собственных мыслей, так и не отпускающих и плотно окутывающих унылым фоном сознание, что домой Вознесенская решила ехать не на метро, а вызвала такси. Ещё одна причина её выбора транспорта заключалась в том, что попасть в свою квартиру хотелось поскорее. Поезд Соболева должен был уже полчаса как приехать…Сердце тревожно и гулко билось в груди, пока Люба, сидя на заднем пассажирском сидении такси, невидящим взором провожала мелькающие встречные машины и мельтешащую серую массу прохожих. Телефон в руки Люба не брала всю дорогу принципиально, лишь до звона в ушах прислушиваясь к тоскливой тишине в её сумочке. Как будто кто-то уличить её мог в том, что она ждала звонка.
Которого не было…
Не было, когда она вышла из машины, скупо поблагодарив таксиста. Не было, когда открывала дверь своей квартиры. Не было, когда разогревала жаркое и быстренько нарезала зеленый салат, когда позвала Сашку за стол. Не было, когда сын болтал про какое-то новое веяние в тик-токе, уплетая ужин, а Люба даже умудрялась почти где надо смеяться. Не было, когда решила принять ванну и, утопая в душистой персиковой пене, вдруг беззвучно и горько расплакалась. Не было, когда, опустошенная и вялая, ложилась спать. Не было…
А в пятницу утром, придя на работу, первым делом Вознесенская узнала от Катерины, что заведующего сегодня тоже не будет, потому как он задержался в Москве по делам на ещё один день. Уж по рабочим или по личным делам, старшая медсестра была не в курсе, на что Люба немного грубо отрезала, что ей это и неинтересно. И напомнила, что предупреждала, что сегодня уйдет пораньше, чтобы забрать сына из школьного летнего лагеря и вместе отправиться в аэропорт встречать его отца.
Взгляд Любы выхватил в толпе родную за столько лет, плечистую фигуру на автомате, и по телу заструилось приятное тепло узнавания, какое накрывает нас только в аэропортах и на вокзалах.
— Па-а-ап! — рядом радостно заверещал Сашка и кинулся к выходящему к ним отцу.
Люба нервно улыбнулась и тоже сделала шаг. Скромно притаилась за сыном в ожидании, пока они наобнимаются. Отвернулась к информационному табло, так как атмосфера неумолимо действовала и в уголках глаз начинало предательски закипать.
— Ну, привет, Любань, — басистый голос бывшего мужа прошелестел у самого уха. Резкий запах терпкого моря, тяжелая рука на её плече потянула ближе…
Люба быстро подняла взгляд, встретившись с Колиными светлыми глазами, выдохнула "привет", едва ощутимо мазнула губами по короткой щетине на его левой щеке и тут же отстранилась. Неловко…Как… Теперь вот касаться всё время неловко.
— Пойдёмте? — потерла плечи, обхватив себя руками и продолжая растерянно улыбаться.
— Как долетел? — это сказала, уже развернувшись на каблуках и следуя к выходу первой, — Багаж есть, Коль?
— Да, какой багаж, Любань, три дня же… — бас мужа за ее спиной вибрировал, покрывая кожу нервными мурашками.
Пережить бы их…Три дня этих….Люба вздохнула и ускорила шаг.
Коля так плотно был окутан воспоминаниями, что рядом с ним она задыхалась. И только возбужденный, веселый голос Сашки, раздающийся за её спиной, говорил о том, что всё не зря…Что потерпеть надо.
Лишь сев в такси, Вознесенская позволила себе внимательно разглядеть мужа, закидывающего свою небольшую сумку в багажник. Проводила глазами, пока Николай не сел на переднее пассажирское, полностью забив весь салон облаком морского парфюма. Похудел…На висках чуть больше седины появилось, и ближе к макушке тоже. Но Коле шло, матёрый. Морщины в уголках глаз углубились, а взгляд всё такой же, режущий и острый. Коля был коренастым, плечистым, плотно сбитым. Как пес бойцовский или бык. И характером такой же. Прямой, упрямый, жесткий, любящий простые шутки, громкий смех и хорошую еду. Образ Соболева невольно промелькнул в голове, и Люба отвернулась, улыбнувшись. Разные какие…
— Ну что, семья, какие планы? Выкладываем! — Николай громко хлопнул в ладоши, вполоборота смотря на них с Сашкой, разместившихся на заднем сидении такси.
Люба тут же внутренне скривилась. Семья…Начинается…Будто и не было ничего. Как же её это бесило.
— Ну, сегодня идите вдвоем гуляйте, я пока манты поставлю…А завтра у нас заказан столик в яхт-клубе… — начала было Любовь, делая вид, что ничто её не коробит.
— У меня сыну четырнадцать лет исполняется, мать, — зарокотал возмущенно Коля. Люба закатила глаза, слушая, — Паспорт дадут, какой на хрен столик? Я сказал, чтоб денег не жалела…
— Пап, да я сам выбрал! Мы там будем на водных мотоциклах кататься, и на флайборде, и на вейке!
— А, всё, понял- понял, — Коля моментально подобрел и удовлетворенно почесал широкую грудь. Перегнулся к бывшей жене сильнее и подмигнул, — И ты на вейке, Любаш?