Игнатьев слушал молча. Возразить ему было нечего, несмотря на то, что я исказил информацию касательного того, откуда у меня такая информация. Ложь во благо.
— Кстати! — добавил я, после небольшой паузы. — Кикоть как-то разнюхал, что мы не отразили в рапорте о том, что потеряли агента ЦРУ, во время стремительного отступления из того кишлака!
— Ну, неудивительно! — выдохнул Кэп, отвернувшись к окну. — Это, конечно, хреново. Но не критично. Агент все равно был мертв, какой смысл рисковать жизнями, чтобы довести до базы труп…
— Тут тонкий момент. Почему мы не внесли это в рапорт?
— Я решу этот вопрос.
— А что если тот американец выжил?
— Да ну, вряд ли. По тебе стреляло около десятка душманов, в агента попало несколько пуль. Даже если и выжил, кто ему там оказал бы помощь⁈ Не думаю, хотя все возможно. Ты хочешь обсудить это с ним?
— Думаю, он поймет.
— Майор Кикоть очень упрямый, настойчивый и самодовольный баран! И при всем этом, умный и расчетливый! Но явившись сюда для того, чтобы задержать меня, он серьезно просчитался. Зубы об меня сломает! И полномочий у него таких нет, хотел меня припугнуть, чтобы я выдал ему желаемое за действительное! Правда, пока я с ним беседовал, понял, что он основательно за меня взялся. Вернее, я давно это понял, еще там, в госпитале… Но оказывается, все это время он только и думал о том, как бы поймать меня на «горячем». Я, конечно, понимаю, что при такой серьезной и ответственной работе как обеспечение безопасности государства, у такого человека как Кикоть, должна быть железная хватка и невероятное терпение… Острый ум, природная подозрительность и полное недоверие к людям. А еще проницательность, хорошо подвешенный язык и еще уйма разных качество. Но сейчас у меня складывается ощущение, что его нездоровое стремление сделать из меня врага, перерастает в натуральную паранойю.
— Пожалуй, в этом ты прав! — Кэп кивнул, затем взглянул на часы. — Так, ладно… Сейчас возвращаемся обратно в коридор. Подождем, пока полковник Черненко побеседует с майором. Думаю, тебе он тоже захочет задать пару вопросов относительно того компромата. Будь наготове, не ляпни лишнего. Я-то понимаю, что все что ты сделал, было на всеобщее благо, вот только в КГБ этого не поймут. А потому, нужно продолжать утверждать одно и то же. Документ был найден в штабе у американцев.
Я кивнул головой. Мол, это само собой.
Вышли в коридор. Прождали совсем немного.
Дверь ординаторской с тихим скрипом открылась, оттуда показался Кикоть.
— Громов, зайди! — мрачно произнес он.
Я подчинился, прошел мимо майора. Тот весь вспотел.
Не сказав ни слова, я вошел в кабинет. Кикоть за мной.
Комитетский полковник сидел за столом и внимательно перебирал бумаги. Заметив мое появление, он кивнул на свободный стул.
— Садись! — полковник посмотрел на майора. — Пока подожди за дверью!
Кикоть нахмурился, но сделал, как велели, закрыв за собой дверь.
Несколько секунд мы сидели молча, был слышен лишь шелест документов и бумаг, который перебирал Черненко и перекладывал из одной стопки, в другую.
— Сержант Громов, верно?
— Так точно.
— Я полковник Черненко, КГБ СССР. Отдел называть не стану, в этом нет никакого смысла. Для начала хочу сказать, что ты молодец. Еще и года не прошло, как ты в армии, а уже такие достижения. И награды, и звания… Еще и обучение в специальном центре ГРУ. Похвально. Кстати, слышал о вашей операции в Пакистане и о том, что большую часть плана придумал именно ты. Это хорошая черта. Инцидент с «Закатом», конечно, серьезный изъян… Уже все утрясли, последствий не будет. Впрочем, вряд ли тебя это беспокоит. Кгхм, так… Давай поговорим об этом бланке? — он показал мне «залипуху». — Где ты его взял?
Я был готов к такому вопросу, поэтому ответил, словно по бумажке.
— На территории Пакистана, рядом с кишлаком Карат-Чан находится укрепленный лагерь душманов. Американцы, в составе отделения, обустроили там полноценный штаб. Проникнув туда в темное время суток, я тихо обезвредил американского офицера. Быстро все осмотрел. На одном из столов, в папке нашел этот бланк. Мне сразу показалось странным его содержимое, поэтому и взял его с собой. По окончании эвакуации я намеревался передать его любому сотруднику контрразведки. Но не смог этого сделать по здоровью, потерял много крови и потерял сознание. Бланк лежал во внутреннем кармане кителя. Вероятно, его изъяли, когда с меня снимали одежду. Ну а как он попал к майору Кикоть, не знаю.
Черненко слушал внимательно, изредка кивая головой. Чувствовалось — это матерый сотрудник, который «умеет» работать с людьми.
— А что тебе показалось странным в тексте?
— Дата, место. Суть. Чернобыльская АЭС, как и любая другая в Союзе это объект ядерной энергетики, а это приравнивается к государственной тайне. Очевидно же, что американцы что-то задумали, чтобы… Ну не знаю, авария могла бы ударить по энергетике, по экономике. А иначе, зачем разрабатывать и держать такие документы?
— Но там нет ни слова о том, что это диверсия! — возразил Черненко, подняв бровь.
— А разве аварии случаются заранее, да еще и по согласованию с нашим потенциальным врагом? — ответил вопросом на вопрос я. Само к слову пришлось. — Возможно, они планировали диверсию, намереваясь выдать ее за аварию.
— Хм… Возможно, ты и прав.
— Честно говоря, меня насторожил другой факт! — начал я, следя за его реакцией.
— Какой же?
— Почему рабочий документ такой важности вдруг обнаружился не где-то под Украинской ССР, а в богом забытом Афганистане? Это же за несколько тысяч километров, в чем смысл? У меня еще тогда возникло ощущение, что этот документ мог готовиться специально для того, чтобы сбить с толку. Ну, как дезинформация, отвлекающий маневр. Но оказалось, что уже все сделано. Майор Кикоть сам сказал, что авария была предотвращена неким Савельевым.
Тут я схитрил. Кикоть этого не говорил.
— Да, есть такой человек, — ответил Черненко.
— Выходит, бланк с телеграммой подлинный? Не фикция? — предположил я, подключив актерское мастерство. — И раз Савельев решил проблему, значит, где-то было еще какое-то подтверждение тому, что американцами готовится диверсия?
Черненко не ответил. Видно было, что на эту тему он говорить не намерен. Уже не со мной — точно. Видимо ему не понравился тот факт, что я полез туда, куда не следует. А я сделал это тоже не просто так — Савельев точно их человек. И они в курсе, что именно произошло на ЧАЭС двадцать шестого апреля.
Он молча собрал все документы, сложил в планшет.
— Вот что! Товарищ сержант, выражаю вам благодарность за предпринятые меры предосторожности! — спокойно произнес полковник. — Молодец, так держать! Настоятельно рекомендую вам забыть о том, что связано с Чернобылем. Забыть про телеграмму, про Савельева. Эта проблема уже решена, комитет об этом позаботится. Это понятно?
— Так точно!
— Хорошо. Ну, вопросов у меня к вам больше нет, поэтому не задерживаю!
— Есть! — отозвался я. Затем встал, вновь вооружился тростью и направился к выходу. Закрывая за собой дверь, я буквально почувствовал на спине взгляд полковника.
Оказавшись в коридоре, я увидел Кикотя и Игнатьева. Они о чем-то разговаривали в стороне. Увидев меня, Кикоть застыл в каком-то странном ожидании. Будто я должен выкинуть какой-нибудь номер.
— Ну что? — спросил Кэп. — Он тебя отпустил?
— Порядок! — кивнул я.
Удивительно, но теперь майор смотрел на меня как-то иначе. Неужели Кэп смог вбить ему в голову, что пора уже оставить меня в покое и заниматься своей работой, а не фантазировать⁈
Дверь ординаторской открылась и оттуда показался полковник.
— Майор, зайди! — приказал он.
Мы с капитаном не стали дожидаться, чем завершится их разговор. Это уже не касалось ни меня, ни тем более самого Игнатьева. Напоследок я услышал, как полковник отчитывал чекиста за то, что тот «лезет поперек батьки в пекло». Полномочий у майора не было — я оказался прав. Тот действовал на свой страх и риск. Весьма опрометчиво, но могло бы сработать, не будь я тем, кем являюсь.
Когда мы вернулись ко входу в мою палату, Кэп остановился и спросил:
— Что он у тебя спрашивал?
— В трех словах — откуда документ. Сказал именно так, как и договаривались. Нашел у американцев.
— Хорошо! Думаю, проблем быть не должно. Черненко — это кабинетный начальник, ему нужны железные факты, а тут случайное совпадение фактов. Так, ладно… Мне нужно идти, дел еще по горло. Я к тебе позже зайду, если время будет. Постарайся ни во что не вляпаться, хорошо⁈
— Договорились! — кивнул я.
Тут в мимо нас прошла медсестра Нина. Стрельнула глазками в мою сторону, улыбнулась, но подходить не стала.
— И медсестре спасибо скажи… — ухмыльнулся Кэп. — Хотя, вижу, что ты уже все ей сказал. И не только.
Джон Вильямс был взволнован.
Вся складывающаяся в Афгане обстановка за последние месяцы, изменилась. И явно не в пользу оппозиции, которую поддерживала США.
Сначала было сорвано выполнение серьезной задачи на севере Афганистана, затем гибель Иззатуллы — одного из бывших советских офицеров, перешедших на сторону оппозиции. Затем уничтожение склада с боеприпасами в кишлаке неподалеку от резиденции Рахмат Шаха. Потеря нескольких боеспособных подразделений. Он и сам едва не погиб и что еще хуже, чуть было не попал в лапы советской разведки. Советская авиация знатно проутюжила тот район, рассеяв силы моджахедов. Затем беспрецедентный случай уничтожения советской шифровальной аппаратуры, причем буквально под носом. Масштабная операция на территории Пакистана, в результате которой погиб Теймураз Костолом, а с ним более сотни его моджахедов. И столько же раненых.
Побеседовав с пленным майором советской армии, агент ЦРУ получил практически прямое доказательство того, что все это было вызвано действиями группы спецназа ГРУ, что тайно проникла в тот район. Они серьезно пошатнули стабильность всей оппозиции в этом районе, отчего все пошло наперекосяк.