Результат нашего участия в спланированной контрразведкой операции оказался ошеломительным — мы не только вскрыли предательство Шевцова и помогающих ему людей, мы раздолбали крупный караван противника, забитый оружием и наркотиками, навели серьёзную шумиху во всём квадрате, стянув за собой большое количество душманов… Колонна, прибывшая нам на помощь, уже после схватки насчитала более восьмидесяти тел одними только убитыми. Раненых добивали, уже не считая.
Также мы раздобыли важнейшие сведения относительно применения духами американских ПЗРК, захватили полностью боеспособный образец оружия, а еще взяли в плен двух очень важных языков. Один из этих пленных был гражданином США, который не просто находился в зоне боевых действий, не только был замешан в пособничестве афганской оппозиции, но и сам стрелял по советским солдатам. От его действий погибло минимум трое.
Значимость этой операции просто невозможно оценить в полной мере… Хорев твёрдо заявил, что именно благодаря нам, назревает серьёзный перелом в ходе афганской войны. За восемь лет, это серьезный сдвиг в нашу пользу. Ничего подобного еще не было. А это очень важный момент — обо всем уже доложили в генеральный штаб ВС СССР. Честно говоря, я даже удивился — что, неужели как есть, так и доложили? Сомневаюсь, скорее всего, там общую картину представили совсем иначе. Ну были же и в те времена офицеры, которые выдавали чужие заслуги, за свои собственные. Главное, правильно и вовремя подмазаться.
Но это так, лирика.
Что касается меня, то полковник уже был в курсе о моем намерении поступать в военное училище — начальник специального учебного центра ГРУ СССР, где мы ранее проходили обучение, делал соответствующий запрос вышестоящему руководству. Именно он, Хорев и офицеры стоящие выше него решали мою судьбу. Они дали добро не просто так — на меня были далеко идущие планы. Оказалось, что моя репутация затмила даже майора Игнатьева… Ходили слухи, что после учебы, я и сам могу возглавить подобное подразделение, вроде нашей группы. Вот только, надо ли мне оно?
Возможно, странно, что со мной решил поговорить аж целый полковник, да ещё и в условиях госпиталя. Почему не в штабе? Почему сейчас?
С его слов я сделал окончательный вывод, что именно он отвечает за нашу группу, его решениями нас сначала отправили в Пакистан, искать украденный «Закат», а затем и активное участие в операции «Петля». Мы были на хорошем счету — полковник назвал нашу группу лучшей по уровню подготовки и успешности. Завел речь о перспективах.
Однако, при всём этом был достаточно негативный момент — который и привел его сюда. Это смерть подполковника Шевцова, у которого было много влиятельных знакомых. Тогда, в ущелье, в него стрелял прапорщик Корнеев — иного выхода тогда просто не было. Я мог погибнуть, поскольку Шевцов намеревался покончить именно со мной. Его тело, кстати, тоже нашли после боя и доставили в Кундуз.
И сейчас, получалось так что, несмотря на успех прошедшей операции, нас хотели обвинить чуть ли не в намеренном убийстве советского офицера. Несложно догадаться, что кто-то в командования очень хотел перекрыть нашей группе кислород. Меня собирались допросить отдельно, сразу после того, как поправлюсь. А вот Пашу Корнеева уже взяли за жабры, временно поместив под стражу.
Хорев занимался этим вопросом лично. Попробуй-ка кому-нибудь докажи, что он погиб именно при таких обстоятельствах. Да, старший лейтенант Горелов и двое его уцелевших людей могли выступать как свидетели. Но почему-то про них забыли — они вообще пропали с радаров, будто их там и не было. Удивительные чудеса творятся, хотя я в них не верил.
Это навело меня на определенную мысль — получается, у нас есть скрытый враг в своих же рядах? Враг, который очень коварен.
Хорев вскользь упомянул, что так просто нас на растерзание не отдадут… Не знаю, насколько там все раздули, но лично мне это не нравилось.
Как только полковник покинул госпиталь, я отправился к Игнатьеву. Майора недавно прооперировали уже во второй раз — кость собирали по частям — ну, насколько я понял. Кэп понимал, что очень не скоро вернётся в строй, если вообще сможет. Раны заживают, кости срастаются, но иногда бывает так, что ранения оставляют после себя такие следы, что о дальнейшей службе можно забыть. Уж бегать по горам — точно… А сидеть за столом и бумажки выписывать, это не служба. И судя по настроению командира, сейчас все именно к этому и шло. У него все на лице было написано.
— Кэп, ты как? — спросил я, заглянув в его палату. — Я войду?
Ходил я медленно, без резких движений. Подняться по лестнице с первого этажа на второй было терпимо, а вот спуститься обратно — каждая ступенька, это приступ острой боли, которая быстро переходила в тупую и ноющую. Сходишь так пару раз, и думаешь, да ну нахрен оно мне надо⁈
— Мог бы и не спрашивать! — отозвался тот, полулёжа на своей кровати. Нога была подвешена на сложной конструкции, как у того волка, из советского мультика «Ну, погоди!», когда он на стройке под раздачу попал. — Нормально, я… Что с ребрами?
— Срастутся… Куда они денутся! — я прошёл внутрь палаты, сел на одинокую табуретку, которую его соседи использовали как стол для игры в карты. — Я к тебе по делу. Ко мне полковник Хорев приходил. Знаешь такого?
— Ещё бы не знал. Именно он нас на последнее задание и подписал.
— Он это упоминал. Вроде неплохой мужик. А ты знал, что Шамана к нам прикомандировали не просто так?
— Я понял, к чему ты клонишь. Да, Рыскулова к нам засунули не случайно, были у меня некоторые подозрения. Все обосновали тем, что Док в госпитале лежит, а группа идти на задание без медика не может.
— Я слышал, что Дока выписывают?
— Да, на днях. Не сразу войдёт в колею, но куда деваться? Хватит ему свою задницу пролеживать… Мы все через такое уже прошли.
Я пару раз кивнул, затем продолжил ранее начатую тему.
— Кэп, Хорев не просто так приходил. Он говорил, Корнеева под охрану взяли? И меня тоже думают. Мол, комбата Шевцова мы на тот свет преднамеренно отправили!
Игнатьев посмотрел на меня мрачным взглядом.
— Знаю… Не думаю, что наверху дадут ход этому делу. Сейчас мы чуть ли не герои. Правда, у Шевцова, действительно были влиятельные друзья, которые очень недовольны тем, что произошло. Гнида оказалась с хвостом.
— Кэп! Шут тогда не мог поступить иначе… Ещё немного и я бы получил пулю!
— Это он стрелял? — уточнил майор.
— Да… Но я бы сделал, тоже самое. Эта тварь, даже будучи раненой, со сломанной рукой, была твердо намерена нас убить, потому что мы его раскрыли. Он ошибочно думал, что из всей группы уцелели только мы с Пашей… Люди Горелова стрелять бы в своего подполковника точно не стали! Хотя его никто особо и не жаловал!
— Понимаю… Ты не переживай, Макс! Хорев далеко не последний человек, у него связей ого-го. Он должен был генерала получать в прошлом году, но отказался, потому что это назначение подразумевало уйти из управления…
— Я не переживаю! — отозвался я, не вникая. — Меня сложно заставить нервничать! Неприятно, просто! Мы там жизнью рисковали ежеминутно, сделали все и даже больше, добыли таких языков, что разведке ранее и не снилось! А в ответ что? Подозрения и возможно, обвинения в том, что мы с Корнеевым пристрелили предателя⁈ Что за бред?
— Макс, ещё ничего не ясно. Я же говорю, полковник Хорев разберётся с этой проблемой! А твоя задача сейчас побыстрее восстановиться и ни на что не отвлекаться… Это ясно?
— Ясно! — кивнул я, но настроение лучше не стало.
Подобного дерьма в армии я видел много, когда свои своих же готовы сожрать, отстаивая чьи-то интересы. Чаще всего интересы были чужие и никак не касались их собственных. А всё потому, что это такая система, она удобна для одних и полезна другим. Ты мне, я тебе. И неважно, что в этом случае будут те, кому это вообще не нужно, и те кто может пострадать. Прискорбно, но это так.
Заводить разговор с командиром насчёт его состояния, я не стал — ещё слишком рано делать какие-либо выводы. Врачи в госпитале не дураки, сами разберутся. К каждому пациенту найдут отдельный подход, им важно поднять на ноги толкового бойца или офицера, а не мариновать его в палате, без видимой на то причины. Или на худой конец красиво списать его в инвалиды, отправив домой… Это если уже ничего сделать нельзя.
Я покинул палату майора Игнатьева, отправился обратно к себе. Ушел в задумчивости. В целом, я прекрасно понимал, что у этой истории ещё будет продолжение… Погибшего подполковника Шевцова наверняка прикрывали погоны побольше, и наверняка эти погоны уже знают причину гибели офицера. Плохо то, что данный факт можно подать в плохом свете… И в самый неподходящий момент.
Так прошло около недели, я ел, пил, валялся на кровати. При сломанных рёбрах, никаких особых процедур и не требуется. Перевязки, медсестры. Молодых не было, все уже в возрасте, поэтому было неинтересно. Грубо говоря, лежи себе на кровати, да жди, пока сломанные кости срастутся. А, как правило, рёбра срастаются быстрее других костей. Но это не точно.
Описывать быт не стану — все, тоже самое, что и других лечебных учреждениях.
Я, даже в шахматы научился играть. Снова. Соседи у меня были такие.
Удивительно, но никто ко мне не приходил, никто не допрашивал. В какой-то момент мне показалось что, проблема решена и полковник Хорев закрыл вопрос. Ещё несколько раз мы говорили с Кэпом, к этой теме мы больше не возвращались.
— Макс! — вдруг вспомнил Игнатьев, на четырнадцатый день нашего пребывания в военном госпитале. — Совсем забыл тебе сказать… Через трое суток будет награждение. Прилетает кто-то из генералов, из самой Москвы, между прочим. Понимаешь, что это значит?
— Угу… Ну, не маршал же! — чуть усмехнулся я, намекая на прошлое награждение, где мне выдали последнюю значимую награду. — Всего лишь генерал?
— Ну, ты губу раскатал, сержант! — усмехнулся в ответ майор. — Ты ее давай, обратно закати, а то скоро затребуешь, чтобы тебе сам Горбачёв что-нибудь вручил!