В недрах нашей отечественной культуры вызрело своеобразное направление исследований, названное русским космизмом. Это причудливая «смесь» науки, философии и даже религии. Но это и есть русское Природоведение в чистом виде. Учение космизма возникло во второй половине XIX – начале XX века. Оно отражает попытку русского образованного общества выразить древнейший закон «роты» в терминах современных науки, философии и религии.
Выдающиеся русские космисты неизменно критиковались узкими профессионалами, олицетворявшими современную науку. Циолковского не признавали физики, Чижевского – биологи, Гумилева – историки. Их идеи не вписывались в научную традицию, но они в наибольшей степени отражают характер русского природоведения.
Русская мысль нацелена объять необъятное. Это не просто не соответствует методам построения научного знания, но прямо противоречит им. Научная модель предполагает, насколько это возможно, максимальное упрощение природного явления. В этом смысле естествознание – «физика» мира. Природоведение же, напротив, – метафизика (то есть то, что следует за физикой). Русская традиция нацеливает на постижение мировой гармонии без разрушения тайны бытия, тайны необъятного. В результате зачастую теории и гипотезы, выдвигаемые отечественными учеными и мыслителями, опираются на основания, не верифицируемые опытом, на неведомо откуда взявшуюся глубинную веру в истинность своей гипотезы или столь же сильное неверие в постулаты современной науки.
Почему в России так поздно возникает наука? Отчего мы так задержались в своём научном развитии? Гнёт церкви? Но и в Европе в своё время горели костры инквизиции. Нелюбознательность? Вот уж чего нет, так нет. Социальная и экономическая неразвитость в послемонгольский период? Очень может быть, но ведь, что ни говори, в эпоху Киевской Руси составлялись и редактировались летописи, на высочайшем (превосходящем западноевропейский) уровне была рукописная книжная культура. Что же мешало цветению «древа науки»?
Для научного постижения природы необходимо усмотреть и выделить в ней какое-то отдельное явление, «отрывая» его от всего остального; затем открыть в нём какие-то закономерности и, наконец, изложить свои наблюдения на формальном уровне (например, с помощью формул). Ученый «препарирует» природу, как Базаров лягушку. Ему важно выхватить основное, самое существенное в данном явлении. Все многообразие мира даже у самого искушенного исследователя сужается до размера частной реакции, формулы, закона и т. д. Для «широкого и слабого» русского ума это противоестественно, он воспринимает природу в её целостности. Не случайно именно русский поэт написал:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
Научное платье узко русскому человеку. Тютчевские строки – манифест метафизики. В нём утверждается существование у природы как раз тех качеств, которые естествоиспытатель должен исключить при построении научной картины мира. Весьма примечательно, что если источником развития природы Кювье считал природные катастрофы, Ламарк – тренировку органов, Дарвин – борьбу за существование и выживание наиболее приспособленных, Лоренц – агрессию, то русский князь Кропоткин – способность к взаимопомощи. Любовь движет миром – вот русская формула развития, и она, очевидно, не вмещается в рамки рационального описания природных процессов.
Гармоничное сосуществование с природой – отличительный момент русской жизни, тут многие цивилизованные народы на нас совсем не похожи. Попробуйте, например, найти в западноевропейском эпосе описание природных явлений или красочную деталь окружающего героев пейзажа – они отсутствуют. Напротив, вся русская культура пронизана природными образами. Наука требует не любования природой, не воспевания её красот, а строгого, последовательного описания её отдельных явлений. Русскому человеку, чтобы заговорить учёным языком, нужно затратить больше усилий, чем тому же немцу. Не случайно первые русские учёные ехали жить и учиться за границу: им нужно было изменить свой стиль мышления, зажить на европейский манер. Ломоносов – самый великий из них, но он также легче других встроился в европейскую культуру, женился на немке и прожил с ней всю жизнь.
Было бы неправильно говорить, что русский ум оппозиционен науке. Совсем нет, но он очень остро и болезненно ощущает разрыв между научным знанием и жизнью, теорией и реальным фактом. Широкая русская натура не терпит «золотой середины» и потому, как правило, впадает в крайности: либо обожествляет математику, становясь чисто умозрительной, либо старается заглянуть в самый «корень» мироустроения и превращается в экспериментатора с «золотыми» руками. Уделом русского теоретика после получения заслуженных степеней становится… философия.
Русский учёный ориентирован на запредельные задачи. Велика страна Россия, и так же масштабен должен быть труд исследователя. Геометрия Лобачевского, логика Васильева, ракета Циолковского – вот достойные ориентиры. Если уж придумать что-то, так необыкновенное и небывалое. Проблемы средней сложности русского исследователя не вдохновляют. По этой причине многие наши соотечественники остаются без научных степеней и званий. Точно так же очень часто учёный перестаёт заниматься проблемой, потому что ему и так всё ясно. Это наши родные обломовы. В противоположность им немцы-штольцы испытывают наслаждение от расстановки окончательных акцентов, доведения работы до логического конца.
Западное мышление более наукообразно, оно в большей степени оторвано от Природы. И наоборот, русский ум стремится наполнить любое научное понятие живым содержанием. Русские хотят «оживить» естествознание, вдохнуть в него реальный смысл. Это желание целостного восприятия мира. Русский исследователь искренне удивляется, что данные эксперимента совпали с теорией, а западный ученый, что не совпали.
Русские стремятся «оживить» науку, оторвать её от застывших схем и наполнить реальным содержанием. Русские мыслят не в рамках отдельных дисциплин (физики, химии, биологии), а в поле единого Естествознания. Это стремление к целостности восприятия мира. Но можно сказать, что это и есть русская наука в чистом виде. Это книга В. В. Докучаева о русском чернозёме, учение В. И. Вернадского о биосфере, работы К. Э. Циолковского, выдающиеся открытия А. Л. Чижевского, теория этногенеза Л. Н. Гумилёва. Русская мысль призывает оторваться от «приземлённых» теорий (фрейдизма, дарвинизма и т. д.), и, может быть, в этом её историческая миссия.
Георгий Дмитриевич Гачев был одним из тех редких философов, кто обратил внимание на существование национальных образов пространства и времени. Французы признают полноту материи, ее протяженность и способность, подобно жидкости, растекаться. Немцам же, в противовес им, очень импонирует образ пустого пространства. «Выкинув» эфир при интерпретации специальной теории относительности, Эйнштейн поступил в немецком духе. Французу Пуанкаре сделать это психологически было в тысячу раз сложнее. Точно так же и русские. Особенность нашего восприятия пространства ориентирована на бытие Света, который есть в нём обитатель. Гачев вводит даже новое понятие – «светер» (свет + ветер). Подобно французам, русские не терпят пустоты пространства. Для эфира-светера движение вперёд и растекание в стороны сопряжены. В нас заложено сказочное «пойти туда – не знаю куда». У русских про-странство – страна, сторона; таких смысловых значений этого слова нет в других языках! И в принцип неопределённости, лежащий в основе квантовой механики, нам легче «въезжать», чем тем же немцам или французам.
Теперь о времени. Немцы понимают его как рубленый отрезок – отсюда и гётевское «остановись, мгновенье». Для французов уже постановка такого вопроса выглядит непривычной. Время для них течёт непрерывно, безостановочно, линейно. Такое ощущение времени близко русскому человеку, но оно не тождественно с французским. Русское слово «время» происходит от «веремя», «вертеть», то есть связано с вращением, возвращением, коловоротом (сравни санскритское «vartman» – «путь, колея, след колеса»). Приводя эту этимологию, Гачев в книге «Наука и национальные культуры» подчеркивает: «Кроме содержания линейности, в этих значениях времени есть еще и содержание качения: прямая линия пути-дороги, образуемая не тянутием, а циклоном. Недаром так по душе пришлось выражение «колесо истории». Тут путь-дорога, и природный кругооборот. Линия эта не простая, а с закавыкой вспять. Ведь при качении вперёд – точка колеса идёт назад, потом вперёд, потом назад, туда-сюда». Русские репку обязательно тянут-потянут, а о стариках в сказках говорится, что они жили-были. То есть не просто коптили на свете, тянули «лямку времени», а ещё и делали дело. Как ни крути, но приходится признать, что понятия пространства и времени у нас и впрямь не механические (мёртвые), а какие-то живые. И положа руку на сердце, скажем откровенно, что русскому человеку открыть принцип относительности Галилея или механику Ньютона было бы в тысячу раз сложнее, чем западноевропейцу.
Прошло уже сто с лишним лет, как физики отказались от концепции эфира. Но ее сторонники у нас не только существуют, но и активно отстаивают свои идеи, публикуя, часто за свой счет, тоненькие и толстенькие брошюрки. Научными их назвать нельзя, это, как правило, наукообразная «беллетристика». Но важно как раз другое: число эфиропоклонников не иссякает со временем. В их умах существует мощная оппозиция современным представлениям физики о структуре пространства и времени. Наличие этой оппозиции – факт, о котором следует задуматься. Он не является следствием невежества или необразованности приверженцев эфирной теории. Как раз наоборот, это попытка корректировки научной картины мира.
Но не только. Активными сторонниками эфира являются проповедники эзотерических доктрин. Они верят в реальность новых, еще не открытых физиками типов взаимодействий, не сводящихся к четырем ныне известным. Биополе, торсионные поля, энергоинформационные взаимодействия – терминология современной паранауки (направления, параллельного науке, то есть не пересекающегося с ней). Однако проблемы, которые она ставит, от этого не становятся менее значимыми и важными. Это опять-таки попытки приблизиться к тайнам живой материи. Знаменательно, что в начале 90-х годов группой подмосковных ученых издавался «самиздатовский» журнал «Русская физическая мысль», где публиковались работы, отвергнутые научными изданиями. Здесь более важно даже не его содержание и правильность опубликованных в нем идей; впечатляет само название журнала!