Мужчина всмотрелся в бурные облака, начинавшиеся достаточно ровной черты и застилавшие, за нею, весь небосвод.
Среди похожих на кипячёные чернила туч здесь и там проглядывались странные очертания, — как будто бы лица: глаза, бороды, щёки… Они завывали ветрами и пучили на землю глаза. Некоторые из них спали, покачиваясь, как медузы на волнах.
— Трупные испарения, миазмы… — задумчиво проговорил маг.
Это действительно были живые существа, — хотя правильней было бы сказать одушевленные, — и даже не просто одушевленные, но разумные. Трупные испарения очень заслужено относились к порождениям смерти. Их газовые тела появлялись из паров, исходящих от гниющей плоти, а разум возникал из обломков почивших душ. Среднее трупное испарение, — которое простирается на несколько километров, — требовала примерно сотню мертвецов в качестве почвы для своего рождения
Трупные испарения покрывали едва ли не всю Кровавую Империю, застилая её от солнца. Империя протянулась на пятьсот тысяч квадратных километров. Нарисовывалась страшная цифра, и чтобы она стала ещё более пугающей, следовало упомянуть, что жизненный цикл трупных испарений был довольно коротким: лет за пятьдесят они совершенно развеивались.
Эргор был единственным человеческим королевством.
Но при этом люди, по приблизительным оценкам, были наиболее многочисленным народом континента.
Большинство людей проживало в Кровавой Империи.
Хотя, опять же, правильней было бы сказать, что наибольшее человеческое поголовье проживало в границах Кровавой Империи.
Люди же, на которых Артур смотрел прямо сейчас, находились скорее за её пределами. Они жили на пограничье. Почему? Неясно. Как ни посмотри, их здесь никто не держал. Не разумнее ли было бы им убежать в Эргор? Возможно когда-то этому мешало заклятие, наложенное на всё королевство, но сейчас его уже давно не было. Зачем жить в такой опасной пустоши? И зачем им нужен этот чугунный котёл?
— Переговоры только через три дня… Проверим, — сказал Артур и стал спускаться с каменной возвышенности в деревню. В какой-то момент мужчина привык озвучивать свои мысли, когда рядом была Аркадия. Просто приказывать ей было как-то неловко, да и сама девушка сказала однажды, что ей интересно, о чём он думает. И что её немного раздражает, когда он держит все свои планы в голове.
Деревня была коричнево-серой. Артур был в чёрной мантии на красную рубаху. Его тёмно-рыжие волосы разливались по плечам, на грудь и на спину. Мужчина словно тёмная звезда сходил в серую, блеклую деревушку, немедленно привлекая взгляды тушканчиков, — их вокруг пряталось не мало, а несколько десятков штучек были заперты в клетке на земле. Заметив мужчину, они запищали и запрыгали по кругу на своих тонких, как очень тонкие косточки, ножках.
Люди были более медлительны; но вот первый мальчишка, ещё недавно младенец, сидевший на коленях своей серой, высохшей и как будто спящей с открытыми глазами матери, прислонившись губами к её оголённой груди, вдруг открыл свои треснувшие сухие губы и показал на него пальцем. Мать медленно повернулась и взглянула на мужчину стеклянными глазами. Он взглянул в ответ, в её глаза. Вдруг женщина дёрнулась и упала на колени, обнимая ребёнка. Она вскрикнула, и крик её порвался в кашель.
Артур остановился. Осмотрелся.
Всю следующую минуту с треском и грохотом открывались двери и выбегали люди, побитые и убогие. Сухие и дряхлые. Они смотрели на него прищуренными, испуганными глазами, — в них неловко, неумело мелькала жизнь. Казалось, после многих лет запустения их сердца снова начинали бить кровью и впервые они что-то чувствовали, — чувствовали ужас. Они пресмыкались перед Артуром. Никто из них не держал головы прямо.
Но вот один серый человечек выбежал дальше остальных. Старейшина, понял Артур. Это была закутанная в шкуры старая женщина, похожая на бутылку с низким горлышком.
Старуха распростёрлась перед мужчиной на земле, разливая свои длинные тёмно-серые волосы. Рядом с нею опустился довольно молодой юноша с чёрными волосами, завязанными в хвостик. Старуха взяла свой палец в рот и с хрустом укусила.
Вихляя между камнями, в ноги Артура побежала струйка крови. А потом все остальные мужчины и женщины тоже одновременно положили пальцы на зубы и надкусили. Струйки крови собирались и разливались в ногах мужчины в липкую красную лужу. Артур вышел из неё и отряхнул сапоги. Он встал перед женщиной и спросил:
— Ты старейшина?
Женщина уселась на ноги, коленями в грубые камни, и кивнула.
— Приветствую, почтенный вампир, — сказала она сухим голосом, похожим на грохот костей.
— Вы так приветствуете вампиров… Когда последний раз появлялся вампир? — спросил мужчина.
— Давно, давно, наши предки забыли, как давно, но мы исполняем церемонию, о Владыка…
— Церемонию? — Артур взглянул на котёл.
— Вы собираете в нём свою кровь?
Старуха вдруг побледнела и резко стукнулась лбом о грубые камни. Все вокруг задрожали. Когда старейшина снова подняла голову, её мягкий, мятый лоб был разбит в мясо, и кровь заливала её глаза. Старуха вдруг заревела и заплакала, терзая пальцы о камни:
— Не суди, владыка. Мы чтим заветы, мы чтим заветы, мы не обманываем, — ревела она и раскачивалась, как толстая бутыль.
— Тридцать два года назад мы сварили моего брата. Два года назад мы сварили моего сына. В этом году мы сварим кого скажешь, владыка… — её плач стал шумным как лёгкий ветер.
Артур медленно выпрямил голову и более не обращал на старуху внимания. Снова он взглянул на котёл.
Предположение мужчины оказалось верным.
Ритуальное сожжение в честь возведение нового короля Эргора на престол было пережитком вот этой вот давней традиции.
Надо будет её отменить.
И там, и здесь.
— Я не вампир, — сказал Артур.
И не успел никто вокруг даже дёрнутся, как мужчина продолжил:
— Я король. Я могу вас спасти. Если вы не хотите больше быть рабами вампиров, встаньте, и я вас отсюда уведу. Прямо сейчас.
Артур не видел особого смысла спасать этих людей, но и усилий это не требовало. Он мог открыть разлом в Эргор хоть прямо сейчас. Так почему бы и нет? Всё-таки он король людей и надо вести себя подобающе.
Хотя бы иногда.
Грюнвальд не раз молил его об этом на коленях… Было неловко.
Но люди лежали на земле. И даже старуха прекратила хныкать и вдавила себя в землю.
Возможно они думали, что он вампир и просто их испытывает. Возможно были в шоке и не верили своим ушам. А может просто-напросто боялись. Перед ними были великие барьеры: страх и трепет, и благоговение, вера в своего властелина. Артур взглянул в небо — здесь оно ещё было голубым. Потом он посмотрел на тушканчиков, которые прыгали кругами в своей клетке.
Они были заперты.
Но они стояли на ногах.
Большая разница.
— …Я подожду до ночи, — сказал мужчина и щёлкнул пальцами. Он прошёлся до первой встречной лачужки и открыл дверь. Аркадия медленно пошла за ним…
— Забери их, если хочешь, — сказал мужчина и скрылся в помещение.
Служанка застыла.
Мелькнули тени.
Девушка с кипой тушканчиков в руках вошла в каменную лачужку, и сама собой за нею закрылась дверь.
182. Рождённые ползать?
182. Рождённые ползать?
Артур никогда не был приверженцем генетического детерминизма. Наоборот, много раз он старался его опровергнуть, одолеть. Его стремления были обусловлены во многом чувством… Он даже не знал, как следует назвать это чувство. Оно было очень глупым. Джозеф описывал его как наративную чуйку. Он был большой любитель книжных метафор и даже полушутя, а может и серьёзно, называл себя главным героем.
Возможно даже, что так оно и было. Его талант в своё время был даже выше, чем стал у Артура после принесения великой жертвы. У мужчины ушло всего… Сколько он говорил? Десять лет чтобы сделаться Мудрецом, магом Восьмого ранга. И при том, что у него не было самоцветов.
Но Эрхан убил его. Причём убил совершенно случайно. И вот эта случайность очень долго сжирала мужчину изнутри, — он в себя не верил, не мог поверить. Он пытался даже найти отдушину в Альфии, тоже существе совершенно заурядном, и стал поэтому её учителем. Немного помогло, но… Всё равно Артур не мог смириться. Все его достижение были благодаря опыту и проклятой удаче, благодаря судьбе. И как же он это ненавидел…
А потом ему стало всё равно. Потом он вдруг понял, что ему, в общем-то, и не хочется особенных достижений. Не хочется быть чем-то великим. Последний, прощальный разговор с Джозефом, в тот золотистый и ветреный вечер открыл Артуру глаза. Его амбиция была ненастоящей, она была украденной, и он вполне мог без неё обойтись. Нет, Артур всё ещё хотел однажды посетить луну, но он уже не желал обладать ею ценой всего на свете. Она уже не была его… Единственной.
Артур посмотрел на Аркадию. Они сидели в тёмной лачужке. Девушка разместилась на каменной кровати и кормила прыгучих тушканчиков чёрными жучками. Их для неё наловили тени. В глазах девушка сиял прохладный, но живой интерес.
Артур повернулся к окну.
Означает ли его собственный опыт, что люди не могут измениться? Нет, отнюдь, Артур — это частный случай. И хотя разумеется возможно, что в своё время, давным-давно, жители Эргора сбежали с пограничья Кровавой Империи и основали своё королевство, и оставили только самых жалких и убогих, самых безвольных, которые с годами выродились в ещё более низший подвид человека, который не мог ради обещанного рая даже поднять головы, — хотя всё это было возможно, Артур всё же предполагал, что и среди них найдётся кто-то, кто сможет побороть ужас. Это был ужас древнего человека перед пламенем, которое нужно было обуздать, чтобы разогнать темнейшую ночь.
Так и случилось.
В дверь постучали.
— Входи, — сказал Артур.
Медленно вошёл юноша в рваной рубахе с открытыми рукавами. Его чёрные волосы уходили в ночь. Глаза его щурились, — они тоже были как тёмные капли и будто дрожали, когда юноша двигал головой.