Русь идёт
Глава первая. Чужаки
1
Впервые, за последние месяцы, ему удалось оторваться от дел и выехать за город. О том, что бы навестить семью, оставленную в Изборске, он теперь только мечтал. Бывший воевода и представить себе не мог, что, став новгородским посадником, наживёт кучу болезней, станет нервным и раздражительным. Будучи воеводой Изборска, Елага занимался содержанием и обеспечением местной дружины, безопасностью городка, и прилегающих к нему земель. Став посадником Новгородским, он столкнулся с множеством прочих проблем и забот, которые, как выяснилось, оказались для него непосильной ношей. С утра до ночи приходилось выслушивать вечно ворчливых и всем недовольных горожан. То мужики из за клочка земли полаются, где чей надел, да кто им по праву владеть должен, то купцы местные с гостями заморскими в цене на товар не сойдутся. Так не говорят, а всё орут, того и гляди, как бы за ножи да топоры не схватились. Любит люд новгородский погалдеть да поспорить, а дай мужикам волю, так они и силушку в ход пустить готовы. Ни один вопрос, ни один суд без посадника не обходится, а коль уж судить да рядить, так по справедливости надобно, а не как придётся. А как по справедливости, так ведь всем и не угодишь. Те, кого обделил, глядишь, и обиду затаить могут, потом ходят злобу в сердце носят. А Елага, хоть и воин от роду, суров да беспощаден в боях, а в жизни то совсем не таков. Большое сердце у нового посадника, большое и доброе. Трудно ему, когда люди про него злое наговаривают, от того и хмурый он вечно, не по нему такая жизнь.
Пока у кривичей воеводствовал, так там ведь всё иначе было, по-другому.
Где враг, где свои, особо думать не надобно. Дружине спуску не давай, что бы не ленились, а уж врагу и подавно. Врагов бил воевода, не щадя. Не щадил при том, ни дружину ни себя самого, а в городе что? Тут свои, как их унять? По мирному ведь надобно, тут силу не применишь. За этот неполный год, пока он в Новгороде посадником сидел, Елага истощал, осунулся, постарел и лицом и душой. Голова, напрочь, облысела, да и в бороде волоса русого не сыщешь, одна седина. Зачастую друзья да знакомцы прежние уж и не признавали сразу, в старике этом некогда грозного и могучего воина славянских земель.
А тут недавно ещё напасть приключилась. Двое племенных вождей из ильменских словен меж собой повздорили. Не то из-за того что кто-то девку из дома без согласия родичей умыкнул, не то какая другая причина была, времени на разборы у Елаги не было. Началось как всегда с мордобоя, а закончилось тем, что прибили двух мужиков до смерти, и тут пошло, взялись мужики за топоры. Кровь пролилась, сцепились не на шутку, могло всё большой бедой обернуться. Хуже нет когда род на род идёт, да к тому же вожаки ещё и всех соседей к своей разборке привлечь норовят.
Пока Елага воев скликал, что бы смуту унять, так те деревеньки боярин Вадим замирил. Хотя что говорить, не замирил, а силой унял да успокоил. У Вадима Храброго дружина своя, да такая, что покрепче городской будет, в боях проверена. Налетели на смутьянов, плетьми да конями толпу разогнали, точно баранов. Такой жути на мужиков нагнали, что те про пересуды и думать забыли. Вроде бы хорошо всё, да только у Ерги мысли закрались. Вадим ведь не только бунтарей унял, а ещё и плату с них взял, за беспорядки учинённые. Взял не только с ильменцев, но ещё и с соседей их, эстов, их тех, что собирались бунтарей поддержать. А добро, что воины его взяли не в казну городскую, а себе прибрал. Мол, дружина то моя, так и прибыль мне, войску на прокорм. Вроде бы правильно то, да только не совсем. Подати со своих брать, то княжья забота, а коли нет князя, тогда что? Елага было попытался с боярина Вадима к ответу призвать, но тот в ответ лишь посмеялся.
– Пусть подать с виновных брать и княжья забота, да только и ты, посадник, не князь. Потому уймись, и не пытайся ухватить то, что самому не поднять, – ответил воевода, и денег в казну не дал.
А разве с Вадимом теперь поспоришь? Дружина у него побольше городской, конная рать – степняки да болгары. А казна пуста, нечем ратникам платить, вот половина то из них по своим домам да огородам и разбежалась. Разве, что с Вадимом этим Лучезар потягаться сможет. У княжича приёмного тоже дружина своя, пусть не такая как у Вадима, но тоже с полсотни наберётся, в основном балты да эсты. Одним словом запутался посадник совсем, не выдержал, и, не долго думая, оставив вместо себя одного из приказчиков, сел на коня и собрался за город отдохнуть от суеты и забот.
– Не долго уж осталось, по уговору скоро срок мой исходит, – радовался Елага. – Соберём вече, и тогда пусть уж мужи сами решают, кого новым посадником ставить. А коль хотят, пусть князя выберут, хоть Вадима, хоть Лучезара, а с меня хватит, уморила меня эта служба. Отдохну недельку, а там и до назначенного срока недолго останется.
Елага, в сопровождении двух городских ратников, верхом на каурой лошадке ехал по весеннему лугу. Первые побеги пробивались сквозь плотный слежавшийся грунт, с которого только-только сошли зимние снега.
– Вот она травинка, тонкая такая, слабая с виду, а сквозь толщу земную всегда лазейку найдёт, просочиться, расправиться и станет крепнуть и стремиться к солнцу, – радовался посадник первым зелёным листочкам. – Уж и думать перестал, не вспомнить уже, когда в последний раз за плугом ходил, а ведь было время, эх, … Как сброшу с себя хомут этот, отойду от дел, так, пожалуй, заживу спокойно.
Елага подъехал к раскинувшимся средь поля постройкам. Его это земля, с давних пор ещё выкупил, так просто для души, а нынче вот и сгодилась.
– Отойду от дел, сюда жить приеду. Семью привезу, найму работников, поле засею, и заживу, – размечтавшись, Елага въехал во двор. – А пока хоть высплюсь вдоволь.
Но отдохнуть посаднику, было не суждено. В доме его уже ждали.
2
В прихожей на лавке сидели двое, крепкий старик и худощавый парень с растрёпанной шевелюрой. Оба гостя, завидев хозяина, вскочили с мест, склонились.
– Здрав будь, посадник, прости, что без приглашения.
«Говор варяжский, чужой. Где-то я его видел. Вот где?» – прикинул Елага, глядя на старшего. Позади Елаги, переминаясь с ноги на ногу, стояла челядь. Елага сел, жестом отпустил прислугу, а двум вооружённым воям кивком велел остаться, мало ли чего… Елага вздохнул, нет отбоя от ходоков. Ну, ладно, послушаем, чего эти припёрлись, буркнул:
– Ну, коль пришли, выкладывайте.
– Знаешь ли, посадник, что варяги с кораблями на Ладоге встали? Большим числом пришли, по воде. Не даны, нет. А из Балтийских руссов варяги. Про Рюрика Ютландского слыхал ли, нет? Мы его послы, – заявил старший без предисловий.
Елага дёрнулся, точно ежа проглотил. Стража по бокам попятилась.
– Чего говоришь? Корабли варяжские на Ладоге стоят, что за напасть?
– Не пугайся воевода, то не набег, – поспешил успокоить посадника пришлый старик. – Варяги эти, те самые, кого Гостомысл призвал. С миром пришли. По-праву. Три родных брата те, внуки Гостомысловы. Рюрик их старшой, ждёт теперь послов новгородских.
Елага чувствовал, как по спине, точно ледяные салазки, скользят, бегут мурашки, холодок. Варяги, большой флот… От одних недавно избавились, а тут эти. Да, конечно, этих сам Гостомысл позвал, но мало ли…
– Ну, коль с миром варяги это хорошо. Только всё это ещё обмозговать надобно, обсудить. Вече созвать, да людей достойных отрядить. А вы посланцы обождите пока, люди мои вас на постой определят, а как ответ готов будет, так я вам его и сообщу.
– Хорошо, только не тянул бы ты с ответом. Конунг Рюрик долго ждать не станет. Он сюда по праву законному пришёл, а встречать его никто не торопиться, обидется может. Крепко.
Вот он, Лейв указал на Смагу, сын Озара Гончака, они тех варягов и нашли. Парень кивнул.
Елага ещё более струхнул.
– Ну, коли так, прямо сейчас в Новгород отправлюсь, – Елага поднялся. – А что горожанам то сказать, кто вести радостные нам привёз? Не припомню я, что бы ты имя своё назвал, посланник.
– Зовусь я Лейвом, при дворе Гостомысла когда-то состоял, потом у Лучезара, приёмыша его. Теперь при Рюрике, ему служу.
Елага насупился. Не больно-то доверял посадник приёмышу. А где ель, там и шишки. Что хозяин, что слуга – одна напасть.
3
Светильник сильно коптил, и пламя, возвышавшееся над тоненьким фитилём, постоянно подрагивало от порывов ветра проникающего в комнату через открытое окно. Мужчина развалился на ложе, наслаждался вечерней прохладой. Гул за окном утих, крики смолкли, и ночь, укутала засыпающий город мягкой пеленой.
Скрип ворот и собачий лай заставили насторожиться. Сквозь растворённые ставни слышались голоса, кто-то громко бранился, и это вызывало у Лучезара раздражение. Он резко поднялся, затворил окно и плюхнулся на кровать. Весть о прибытии русов не давала покоя.
– Только этот княжий пёс, Гончак, сумел разыскать их, избороздив все воды Балтии, – ворчал он про себя, скрежеща зубами. – Почему у меня нет таких слуг, самоотверженных и преданных, готовых даже жертвовать собой? Все, кто рядом со мной, готовы прислуживать лишь из страха, или за плату.
С того дня, как Вече избрало Елагу посадником, молодой княжич не находил себе места. Поначалу он негодовал, срывая гнев на прислуге, затем выдумывал разные способы, что бы что-то изменить, но всё было тщетно. Тогда он решил затаиться и ждать своего часа. Лучезар успешно вёл торговлю и благодаря прибылям сумел пополнить дружину, обзавестись верными людьми среди горожан. Теперь он знал всё, точнее очень многое. Поняв, что Елага оказался никудышным правителем, так как постоянно шёл на поводу у новгородских бояр да богатых купцов, Лучезар поначалу возрадовался. Он лелеял надёжду, что новгородский люд вспомнит героического княжича, спасшего город от захватчиков варягов, и изберёт себе более достойного правителя. Но этим мечтам не суждено было сбыться. Смуты и раздоры не прекращались, бояре богатели, народ подвергался гонениям, ремесленники теряли прибыль, земледельцы оставались с пустыми карманами, сбывая зерно за бесценок. Самому Лучезару конечно было грех жаловаться на отсутствие богатств, дела шли в гору, но заветная цель о княжеской власти по-прежнему оставалась недосягаемой. Во многом виновником этого Лучезар считал Вадима.
Бывший воевода болгарского царя, тоже имел своё маленькое войско. Он сумел организовать несколько удачных походов к враждебно настроенным соседям, взять там добычу, и после этого устроил несколько бурных праздников с гуляньями и застольем. На пир приглашались все желающие и любившие повеселиться за чужой счёт новгородские мужики, не упустили своего шанса. Вадима любили за щедрость, за весёлый нрав и многие видели именно в нём своего нового князя и заступника. Лучезар решил пойти тем же путём, но его экспедиция оказалась неудачной. Он напал на эстов, но вместо того, что бы вернуться победителем, получил жёсткий отпор, да такой, что пришлось уносить ноги. К тому же новгородское вече, осудило действия неуёмного княжича, и что бы примириться с соседями повелело ему выплатить пострадавшим большой откуп. Лучезар в результате этого остался почти без средств. Так, что на момент прихода русов, честолюбивый приёмыш остался почти без средств, и находился на грани отчаяния.
Снова послышались голоса, на этот раз из коридора. Лицо Лучезара исказила недовольная гримаса, он снова поднялся, и направился к двери. Но тут кто-то постучал, и дверь со скрипом отворилась.
– Гость к тебе, княжич, – послышался голос, – Прости, что тревожим, но этого человека ты, пожалуй, захочешь принять.
4
Лейв долго стоял в темном коридоре, и поэтому поначалу сощурился от яркого света. Хозяин встречал гостя, лёжа на широкой постели, на его лице застыла надменная ухмылка.
«Он почти не изменился, чего, пожалуй, нельзя сказать обо мне», – глядя на бывшего хозяина, подумал Лейв, вспоминая о годе, проведённом в рабстве. Лучезар поднялся, ухмылка не покидала его лица.
– Не чаял тебя снова увидеть, но раз ты пришёл сам… – брови Лучезара сдвинулись, рот превратился в тонкую полоску. – Значит…
– Тот, о котором идёт речьмёртв!
На лице Лучезара тут же появилась уже довольная улыбка.
Даньшу Лейв определил в свиту к Трувору, младшему из братьев, и наказал не появляться в Новгороде. Рюрик же отослал Трувора в земли кривичей, и вероятность того, что Лучезар и Даньша встретятся, становилась ничтожной. К тому же молодой княжич, никогда не видел своего единокровного брата. Лейв поклялся, что в благодарность за спасение собственной жизни, сделает всё, что бы молодой кузнец остался жив.
– Значит, ты вернулся и готов служить, – не то, спрашивая, не то утверждая, произнёс Лучезар. – Надеюсь, я по-прежнему могу на тебя положиться?
– Увы, хозяин, теперь я не располагаю своей свободой, – Лейв пожал плечами. – Я почти год провёл в рабстве, и служу тому, кто вернул мне свободу.
– И кто же, он, позволь узнать? – Щека Лучезара подрагивала.
– Конунг руссов Рюрик, тот, кому покойный князь решил передать власть.
Лучезар переменился в лице.
– Ты служишь тому, кто посягает на моё законное место?
Лицо княжича побелело, нерв на лице задёргался ещё быстрей, пальцы сжались в кулаки. Лейв почувствовал, что холодный озноб пробежал по спине, ему стало не по себе. Как же так, он, бывший викинг, побывавший в десятке битв, человек, не боявшийся в одиночку пробраться в лагерь врага, он именно сейчас стоял и испытывал страх.
Смех Лучезара прервал размышления Лейва. Лицо княжича переменилось, он отступил назад, поправил пятернёй волосы и рассмеялся, счастливым и беззаботным смехом. Лейв, на мгновение растерялся. Он не знал, что и думать, чувство тревоги всё равно не покидало его, наконец, Лучезар заговорил:
– А ведь это даже хорошо. Сейчас я снова далёк от своей цели как и раньше, и быть может твои русы помогут мне это изменить.
Лейв застыл в недоумении, смысл слов собеседника ни как не доходил до него.
– Ты поможешь мне войти в доверие к твоему новому князю, а он поможет мне ослабить положение моего главного врага. Когда твой Рюрик станет мне доверять, я уже сам решу, кто умрёт первым, внуки Гостомысла, или этот Вадим.
5
«Ничего не изменилось. Та же толпа, те же люди, готовые в любую минуту, переменить мнение, забыть, что отстаивали накануне. Может и вправду эти русы, сумеют дело поправить? – подумал посадник с грустью. – Что богатеи новгородские на этот раз порешат, ведь за год многое поменялось, народец нищает, а у верхушки городской карманы только больше топорщатся, захотят ли эти толстосумы над собой князя иметь, да и ещё такого, перед которым ответ держать придётся». Толпа гудела ровным, привычным гулом, Елага поднялся на помост и огляделся. Представители разных концов города держались вместе, составляя своего рода группы: там бояре со слугами и свитой, там купцы, там ремесленники. Для каждого сословия своё особое место. От Людина конца в основном мужи знатные стоят, бояре да купцы, что гостями в страны дальние плавают товары возят. Таким всегда лучшие места, ведь именно они все вопросы решают, а не голытьба да беднота, у этих сила лишь в количестве. Несмотря на то, что народу множество, у кого деньги и богатства, у того и сила, у кого сила, у того и власть. У каждого боярина своя челядь, а то и дружина малая, для охраны, вот потому-то за ними и сила. От Плотницкого конца да от Словенского в основном ремесленники, плотники, столяры, кузнецы да ткачи, а ещё торговцы мелкие. Эти если и чего добиться решат, то лишь числом, да единством взять смогут. Только где ж он единство то? Как начнёт беднота судить да рядить, так сразу и перегрызутся все. В такие моменты каждый лишь о своей шкуре думает, своя рубаха ближе, от того и решают в основном всё первые люди города: купцы что побогаче, да знать.
Эх, времени мало, не успел Елага с боярами по одному побеседовать, поглядеть, кто как настроен, кто завету Гостомысла покойного верен, а для кого главное свою мошну набить.
– Вон Желыба – боярин, воевода рати городской, только что от той рати нынче осталось, не на что ратников содержать, вот и смурой воевода, весь насупился. С Желыбой Живан – сотник, поддержит ли он, аль нет, не угадаешь? Он и год назад, никак определиться не мог, а что уж сейчас скажет. Жаль прислужник Гостомыслов Багоня помер по зиме, сейчас его красноречие не помешало бы, а то вон их сколько собралось, Заброда купец, что Лучезару-приёмышу власть отдать предлагал. Да вот, что-то самого Лучезара не видно, неужто людишки его такой случай упустили, что бы смуту на вечевой площади учинить, странно всё это. – Елага тяжело вздохнул, вытирая вспотевший лоб рукавом. – И обсуждать ничего ещё не начали, а уж тяжко стало, неспокойно.
Посреди площади на пригорке стоял Вадим со своими людьми и поглядывал вокруг, изображая беспечность.
– Вот уж кто сегодня в почёте, да славой обласкан, многие его в князья пророчат, а ему хоть бы что, будто бы и не рвётся княжье место занять. Куда же Лучезар подевался, ох неспроста он пропал, неспроста?
Отогнав дурные предчувствия, Елага поднял руку, требуя тишины, пора было начинать. Народ долго не умолкал, ропот продолжался, но, наконец-то вече утихло, и посадник заговорил.
– Года не прошло, как вами выбран я посадником новгородским. Правил я, как мог, не знаю, хорошо ли, плохо ли, но вот время моё подошло к концу. Те, кому власть моя отойти должна прибыли и требуют того, что им обещано.
Толпа зашевелилась. Многие ещё не понимали, о чём пойдёт речь.
– Говори, посадник, не темни, кто прибыл, да откуда? – крикнул кто-то из толпы, – Не поймем мы, к чему клонишь. Кому варягам, что ли, обещанным, так где ж они?
Люди всё больше и больше роптали, ожидая новостей. А известно всякому, не все новости добрыми бывают. От того и волнуется люд.
– Верно, прибыли те варяги от Руси, на кораблях да с войском, большим. На Ладоге стоят, ждут решения нашего! – прокричал Елага, стараясь перекричать толпу.
Весть о том, что войско варяжское неподалёку от Новгорода встало, вовсе вызвало переполох. Народ зашумел, разбушевался не на шутку, даже беспечный поначалу Вадим Храбрый весь напрягся, начал со своими людишками о чём-то переговариваться. Наконец на помост вышел Лейв в сопровождении Смаги, они прибыли в город вместе с людьми посадника и сопровождали его на вече. Увидев, что на помост взобрались новые лица, люди немного угомонились, все стало интересно, кто такие, почему решили слово своё сказать.
– Да это ж Лейв, княжича Лучезара ближний служка. Что-то давненько его не было видно, а тут на тебе, объявился, – раздались крики. – А где сам-то княжич, чего на площадь не пришёл, аль испугался клго?
Лейв огляделся, толпа не утихала.
– Приветствую тебя град великий и вас всех мужи новгородские, от себя и от вождей и предводителей моих! – голос варяга был громок и твёрд.
– А где ж предводитель то твой, Лучезар-приёмыш, что не видно то его, побоялся, что ли, что за дела его недавние отвеет держать придётся, – вновь прокричал кто-то из толпы, намекая, на недавний поход молодого княжича к эстам.
– Поглядите-ка, кого прислал, прислужника-варяга, а сам сбёг, испугался.
С разных мест раздались смешки и хохот, Лейв прервал свою речь. Перекричать людей было непросто.
– Да полно вам, давай послушаем, что скажет, – вдруг выкрикнул воевода Вадим, он поглядывал с лёгкой ухмылкой на слугу своего главного соперника.
Народ, услыхав призыв своего любимца, тут же поутих, Лейв сразу же заговорил.
– Я сегодня слово скажу не только от Лучезара но и от князя моего Рюрика.
Толпа напряглась, все замерли точно по волшебству.
– Я год без малого в плену у данов был, а из плена того меня князь Рюрик вызволил. То, что он по праву законному на земли наши пришёл, вот он, – Лейв указал рукой на стоящего поблизости Смагу, – подтвердить может. Его вместе с отцом его что Гончаком звался покойный Гостомысл к Руси посылал. Так вот, пришли те варяги и ждут, когда вы мужи новгородские послов к ним отрядите и роту верности им принесёте.
– А коль не принесём, то, что тогда? – выкрикнул кто-то из людей купца Заброды.
– Не принесёте, стало быть, так наряд на преемственность власти нарушите. По закону Рюрик с братьями в наши земли пришёл, да по призыву, а русы вои знатные, будите бузить да упрямиться, глядишь и силу свою покажут.
Лейв взглянул на стоящего поблизости Вадима, лицо молодого воеводы потемнело.
– Пока вы тут галдите да спорите, дружины Рюрика и братьев его к кривичам да к веси направились! – громко крикнул Елага. – Сивара Синеуса весь Белоозерская своим князем признала, а кривичи Изборские его брата младшего Трувора теперь князем величает. Ваш же князь Рюрик, на Ладоге себе заставу срубил, послов от вас дожидается. Пока вы тут рядите да судачите, князь уже границы наши северные укрепляет.
Толпа роптала, но вслух никто возражать не посмел, Лейв переглянулся с Елагой, на лице посадника промелькнула лёгкая усмешка. Мало кому всерьёз хотелось оспаривать власть у пришлых варягов. Понимали новгородцы, что и мечи варяжские крепки, да и правда на их стороне.
– А хозяин мой старый, Лучезар, тоже Рюрикову власть признал, – добавил Лейв напоследок. – С людьми своими к нему направился, что бы первым князя нашего поприветствовать.
Люди, по-прежнему перешёптывались, осмысливая услышанное. Лишь воевода Вадим, что-то буркнул сквозь зубы, и отправился восвояси. Все его люди вслед за ним так же покинули площадь.