Единение с Перуном
1
Ходота и купцы-мятежники, несмотря на то, что план их не удался, и княжич Игорь исчез, не собирались отступать, да и отступать то поздновато было. Теперь то уж Рюрик никому спуску не даст. Шутка ли, новгородцы клятву приступили, и на сына его единственного собирались руку поднять. Да, впрочем, и без того, не тот князь Рюрик что бы свое да без боя уступить. Страх заставлял поспешать, торопиться, город готовился к приходу истинного князя.
– Глянь, глянь, дурачья то сколь, куда ж они идут то? – пролепетала тощая бабка, своей товарке. – Идут к татям этим, что варягов то княжьих побили, хотят в войско к Вадиму этому вступить.
– Так то не столь дурь, сколько жадность людская, – отвечала ей соседка, пожилая женщина, в цветастом платке, и расшитом сарафане.
– А, что так, почему жадность то?
– Так Вадим этот, дружки его, такую плату посулили тем кто Новгород оборонять станет, что этим лоботрясам и во сне не привидится.
Молодые парни, да, и зрелые мужики поспешали на Ходотин двор, где сам купец принимал в новую дружину всех добровольцев. Отбирали всех желающих, тех кто с бронёй своей приходил, да с оружием, приветствовали, тех же, кто гол, оружием снабжали. Благо в закромах купеческих добра того немало припасено было. Дивились мужики: «Да тут, пожалуй, железа на целую армию будет. Вот так гости торговые, а добра накопили, на семь жизней хватит».
Ходота лично беседовал с каждым новым воем, выдавал ему плату, да вручал кому секиру, кому копьё, а кому и меч. На мечи не все зарились, ведь мужикам топор да рогатина – оно привычней. Стоящий поодаль Вадим, глядел на всё это равнодушно. Он знал, что на дворах у Рубца, Бавы да Гостяты происходит нечто подобное. Купцы не скупились, плату давали достойную, деньгами, оружием да прочим товаром. Да и к чему скупиться, возьмёт город Рюрик, не богатств им тогда не иметь, ни голов не сносить. Да и погромив княжьих сторонников, бунтовщики взяли добра немало, теперь тем добром и расплачивались. Бава с Гостятой, предложили по соседним поселениям клич кинуть, позвать мужиков тамошних. Идею поддержали, но народу не много пришло. В основном тати да изгои, одним словом разбойнички, кто на плату позарился от безысходности. Мужики же, что на земле своей сидели, лишь у виска крутили.
– Мы у князя города не крали, не с руки нам вашу кашу расхлёбывать, – говаривали они по простецки. – Это вам теперь за свою шкуру трястись, а мы уж поглядим. Лучше без монеты звонкой, чем с монетой, да без головы.
Но народу, тем не менее, набралось немало.
– Глянь ка, глянь, воевода, сколь силушки то собрали, – обращаясь к Вадиму, радовался Ходота. – Да неужто мы с такой ратью города не удержим. Даже даны стен града нашего взять не сумели, а теперь когда у Рюрика сил то с шиш, а у нас, войско несметное, ну точно побьём русов.
– В отаре овечьей тоже сотни баранов, а пара, тройка волков, в момент её разгонит, да сколь надобно вырежет, – буркнул Вадим, и ушёл в дом.
Вадим видел, что дело, которое они затеяли засасывала его в ещё большую пучину.
– Люду сгубили множество, а сколь ещё погубим. Я ведь по началу лишь с князем самим поквитаться желал, а тут…
Крики и смех, доносившиеся со двора, раздражали воеводу всё больше и больше. Вадим сел на лавку, достал из ножен старую саблю, погладил клинок рукой. В помещении, при тусклом свете, всегда блестевшая сталь, словно бы потускнела.
– Ну, коль уж сделанного не воротишь, надо хотя бы честь соблюсти. Пусть приходит князь с Русью своей, а мы уж с тобой его встретим, – и, произнеся это вслух, он резко вогнал клинок в ножны.
– Вжжжиг! – лязгнула сабля, словно подтверждая слова хозяина.
2
Когда флот Рюрика пересёк озеро Ильмень, и корабли шли вдоль побережья, навстречу стали попадаться рыбацкие лодки. Первые же встречные донесли князю худую весть. Узнав о том, что Новгород, его вотчина в руках мятежников, и все его люди перебиты, а дома и усадьбы разграблены, Рюрик пришёл в ярость. Но больше всего его, конечно же, беспокоила судьба сына. Никто из видаков да прочих вестников, не знал ничего о несчастном Игоре. Но при этом, никто и не мог сказать, что юный княжич погиб. Рюрик винил себя, что пренебрёг пророчеством старой нурманки, и отослал Олега. Поэтому на этот раз, он решил просить совета не у людей, а у самих богов.
– Раз пророчество сбывается, значит, только боги смогут дать мне ответ, жив ли мой сын, – решил князь, и повелел причалить к берегу.
Флот пристал к берегу, и уже к вечеру князю сообщили, что капище найдено, а верховный жрец его, служитель Перуна – Ярогост, готов встретиться с князем. Взяв лишь двух гридней для охраны, Рюрик направился в дубовую рощу для встречи с волхвом. Приближающаяся ночь, не смогла остановить встревоженного не на шутку князя. Уговорами взять большую охрану, Рюрик так же не внял.
Они какое то время шли по широкой тропе через лес, пробираясь сквозь туманную дымку через которую с трудом пробивался тусклый свет заходящего солнца. Тропа то вела прямо, то, извивалась вёрткою змейкой, исчезала и появлялась вновь. По обеим сторонам, словно воткнутые в землю копья возвышались могучие деревья.
– Корабельные, – промолвил один из стражей, глядя на высокие ели поросшие мхом. – Целый флот отстроить можно.
Второй гридь, видя, что от слов князь весь напрягся, только грозно цыкнул на своего, более молодого спутника. Дальше вся троица шла молча.
Капище представляло собой поляну, окружённую неглубоким, в пол аршина глубиной рвом. Идол стоял в самом центре круга, сам жрец ожидавший гостей, расположился совсем рядом со своим деревянным кумиром. Человек и его святыня слились в единое целое, и поначалу Рюрик даже не понял, в ком из них течёт живая кровь, а кто сделан из дерева.
– Так это ты и есть тот великий воин, призванный возродить наши земли? – Рюрик даже не понял, насмехается над ним жрец или говорит серьёзно.
Князь сделал несколько шагов вперёд, его спутники застыли у самого края поляны. Неопределённого возраста старец, которому могло быть и пятьдесят и все сто, с мохнатыми бровями и крючковатым носом, был укутан в накидку их шерсти, которая позволяла видеть лишь его лицо. В тусклом свете зарева, Рюрик не смог рассмотреть его глаз, но как будто ощутил на себе их силу.
– Ты призван править, но зло окружает тебя, поэтому ты совершаешь ошибки, которые могут погубить и тебя, и весь твой род. Что ты хотел спросить у моего бога? Даже до меня долетели вести, что ты едва не потерял своё княжество.
– Своё княжество я верну, чего бы это мне не стоило, я пришёл не за тем, – на удивление самого Рюрика его голос был твёрд и силён. – Меня волнует, жив ли мой сын, мой наследник.
– О, я вижу сильного человека, сильного и твёрдого как сталь его меча, но в его сердце помимо того живёт ещё и любовь, – жрец усмехнулся. – Я понимаю тебя, и поэтому я тебе отвечу, твой сын жив, я вижу, как от тела Перуна исходит его тепло. Я сам попрошу богов, что бы ты вернул себе наследника. Твой сын пройдёт долгий путь, и, так же как и ты станет великим правителем, но ты должен за это кое-что пообещать.
– Если твои молитвы помогут вернуть Игоря, я готов на всё.
– Хорошо. Тогда слушай и запоминай. Когда ты вернёшь своё княжество, ты принесёшь моему богу кровавые жертвы, Перун любит кровь, особенно людскую. Срази врагов своих, и наполни губы идола их пролитой кровью.
– Я сделаю это. Что ещё?
– Воздав требы моему богу, ты получишь сына, и наградишь человека, который приведёт его к тебе.
– Хорошо, что ещё?
– Когда ты вернёшь себе наследника, ты сделаешь Перуна главным божеством всех воинов своего рода и дружины. Тогда мой бог будет беречь не только тебя и твой род, но и созданную тобой державу.
– Мы русы почитаем главным богом Святовита, и для нас нет бога выше.
– Пусть Святовита почитают в Балтии, а Перун станет богом всего княжьего дома здесь. Если ты сделаешь это, всё будет так, как я сказал.
Рюрик склонил голову, задумался. Над капищем слышались крики ночных сов, ветер качал деревья, и их могучие стволы, сухо потрескивали. Князь размышлял.
Своё царство он завоевал при помощи меча, он опирался на дружину, и именно она стала основой его восхождения к власти. Перун – громовержец, бог воинов, поэтому слова жреца имели смысл.
– Ты умеешь убеждать колдун, – Рюрик усмехнулся.
– Для того я и живу. А теперь ступай, помни о пророчествах и не опасайся, Святовиту милы Перуновы жертвы.
Когда князь и сопровождавшие его люди вернулись в лагерь, Рюрик вышел к водам озера, и вдохнул свежий холодный воздух, перемешанный с дымом разведённых костров. Он понимал, чувствовал, что сейчас что-то произошло, он, словно стал другим, он поверил, и эта вера грела его.
– Нужно во что-то верить, в Перуна, в Святовита, или в рунные знаки, ведь только вера даёт надежду, надежда уверенность, уверенность победу. Кровь врагов будет течь по усам Перуна, и мои потомки будут помнить об этом, – князь произнёс клятву, и ветер понёс её по водной глади озера.
Утром русы сели на корабли, и отправились за очередной победой.
3
Город спал погружённый в тревожные сны, но многим не спалось. Жители со дня на день ожидали прихода русов. Не спала бдительная стража, не спали собаки, по всей видимости, ощущавшие тревогу хозяев. Дозорные на вышках жгли костры, и при помощи факелов освещали местность.
– А вдруг сегодня нагрянут, больно уж ночь темна, – рассуждали самые робкие.
– Да не сунуться они ночью, они ж не кошки, что бы в потёмках видеть, – отвечали те, кто был посмелей.
А может быть и они, всего лишь, просто-напросто старались успокоить самих себя.
И снова наступала тишина. Пока какой-нибудь наиболее взволнованный страж, увидев движущиеся тени, не поднимал суматоху. Но, ни охрана, ни собаки не углядели, как две тени метнули в кустах, упали в траву, и точно змеи поползли в сторону города. Путь, по которому они двигались, не просматривался со стены, поэтому стража могла их обнаружить лишь случайно. Парочка приблизилась к небольшому поросшему мхом бугорку и затаилась. Оба ночных гостя были одеты в лёгкие кафтаны и облегающие войлочные шапки, которые воины варяги частенько одевают под шлем, и хотя одеждой они не отличались, то лицами вовсе не походили друг на друга. Первый, безусловно был рус, так как носил длинные усы и чуб, второй, что помладше, был конопат и белобрыс, а стало быть мог оказаться либо словеном, либо кривичем.
– Ну что, тут вроде? Кажись ничего не перепутали, – прошептал белобрысый озираясь. – Ну да, точно, вот про этот холмик князь сказывал.
– Вижу я, не балагурь, а то накликаешь кого, – прошипел сквозь зубы рус, и вытянул шею, пытаясь разглядеть топчущихся на вышках стражей.
– Да не видят нас раззявы эти, точно не видят.
– Эх, зелень, молодой ты ещё, бестолковый, – укоризненно покачав головой, заявил старший. – Тебя дело послали сделать, а ту удалью бахвалишься. Удаль в сече нужна, а в дозоре скрытность. Закрывай рот, да ищи лаз, а то окоченеем на земле лежать.
– Не закоченеем, привычные мы, – с улыбкой заявил белобрысый, и принялся разгребать руками землю.
Они долго возились, переминая руками дёрн, пока младший дозорный вдруг не наткнулся на то, что искал.
– Нашёл, нашёл, есть проход, вот он, под кустами.
Второй дозорный тут же подполз к приятелю, и принялся осматривать всё вокруг. Они спустились в лаз, закрыли крышкой вход в тайный туннель, и развели огонь. При помощи нескольких свечей они осмотрели всё вокруг, прошли часть пути, и остановились.
– Ну всё, пол дела сделали, возвращаемся, – заявил рус.
– А, может, до конца дойдем, интересно же, куда ведёт.
– Без тебя другие дойдут, сказал же князь осмотреть лаз изнутри, да лишь часть пути пройти. Ну, осмотрели мы, прошел тут кто-то недавно, но не много, человека два, три не больше, Рюрику это и надо было знать. А теперь пойдём, пора нам.
Обратный путь так же не вызвал особых хлопот, и когда оба дозорных возвратились в лагерь руссов, и сообщили новости князю, тот лишь улыбнулся.
– Удача с нами, похоже, убёг княжич из города, по тайному проходу. А эти дурни, ни о чём не догадались, иначе или проход бы засыпали, или засаду выставили. Не врал жрец, жив Игорь, я это чувствую.
Окружавшие князя бояре и воеводы не понимали его слов, и лишь переглядывались.
– Ну, да ладно, хорош брови хмурить, – произнёс Рюрик. – Готовьте дружину, завтра идём город брать.
4
– Ну, что я говорил, сколько уж времени прошло, не появляется князь, может испугался? – продолжал рассуждать Ходота, но нервный смешок, тем не менее, выдавал его волнение.
– Ну, да, испугается он. Кого, наших с тобой вояк, которые только то и могут, что это на рыночной площади тузить друг друга толпе на потеху? – Вадим был озлоблен, но сдержан, его так же волновало, что враг до сих пор не появился.
– Ты бы, воевода, поменьше наших воев хаял, а то не видать нам победы. Мы силу немалую собрали, лучшее оружие дали, верится мне, что не войдут русы в город.
– Воину не броню да копьё, а уменье давать надобно. Надень на порося кольчугу да шлем, он от того витязем не станет.
– Тьфу ты, заладил своё, мочи нет.
В это время с городской стены послышались крики, кричали одновременно с двух башенок, но ветер относил звуки, Ходота с Вадимом поспешили к главным воротам.
Утро выдалось недобрым, ветер свистел в ушах, гнал плывущие по небу грозовые тучи, где-то вдали, протяжно загрохотало.
– Сейчас ливанёт, а уж чернь какая набежала, аж жутко, – поспешая вслед за воеводой, рассуждал Ходота.
– Не грозы нам бояться надо, а мечей варяжских.
– Ну, не скажи, мечи мечами, а когда гроза да молнии, меня всегда страх пробирает.
Когда оба предводителя новгородского мятежа поднялись на городскую стену, первые капли дождя уже упали на землю. Только сейчас Вадим понял, почему кричали дозорные, по реке в направлении к городу двигались корабли. Шедший впереди корабль с устрашающим ликом многоголового божества, изображённым на парусе, не позволял усомнится в том, что русы наконец-то явились.
– Ну вот и дождались, – ровным голосом заявил Вадим, словно успокоившийся от того, что враг себя обнаружил. – Велите в колокол бить, войско на стены кликать.
Он словно преобразился, на какое-то время ощутив в себе силы, и снова стал тем, каким его знали многие, отважным и бесстрашным вождём. Ходота, ругаясь и истерично крича, умчался, на ходу раздавая приказы. Колокол зазвонил тревожным звоном, и, вновь набранное воинство мятежников поспешило к городским стенам. Назначенные сотники и десятники пытались как-то руководить ополченцами, те тащили котлы и бочонки со смолой, а так же заранее приготовленные дрова. Вадим прогуливался вдоль бойниц, указывая то одному, то другому бойцу, наилучшую позицию. Дождь тем временем лил, лил не переставая, отчего корабли русов, скрываемые от глаз защитников города, сливались с бурлящей поверхностью Волхова, и походили на дрейфующие сугробы.
– Заливает дождь костры, не получится кипящий вар сделать, – заявил Вадиму, появившийся откуда ни возьмись Ходота.
– Пусть дрова шкурами бычьими накроют, что бы ни мокли, а костры под навесами жгут. – Остальные где?
– Рубец у северных ворот, Бава с Гостятой у южных, всё как ты наказывал, – протараторил купец, вытирая рукавом влагу с бородатого лица.
Он то и дело поправлял съезжающий на нос шишак, и нервно озирался. Дождь лил сильней и сильней, и, не смотря на все усилия, костры, которые защитники города пытались разжечь, что бы приготовить кипящий вар, лишь вяло дымили, и не давали настоящего огня.
– Бросай костры, все на стены. Готовьте стрелы и камни, – крикнул Вадим, и уже тихо добавил. – Может просто разведают и отойдут, не сунутся в такую погоду.
– Вот и я о том, кто же в такую грязь на штурм пойдёт, жижа да грязь под ногами, шагу не ступить?
Рядом сверкнуло, и спустя мгновение сильный грохот раздался со всех сторон, Ходота аж присел.
– О, как боги гневаются, чем же обернётся всё?
Вадим посмотрел на помощника, того трясло.
Тем временем русы начали высадку. Они не спешили, спускались с кораблей медленно, точно ни гроза, ни переполошившиеся защитники города были им не страшны. Сняв с ладей заранее приготовленные деревянные щиты, предназначенные для защиты от стрел, воины Рюрика ставили их на колёса.
– Неужели напрямую идти собираются? – Вадим опешил. – Тут же все подходы простреливаются, или думают у нас стрел мало, иль на щиты свои понадеялись?
– Я же говорил, не такие уж они и грозные, а Рюрик, так и просто дурак, что в такую погоду атаку затеял. Да и войска то у них, поменьше нашего раза в два, щиты эти в грязи увязнут, да и сами ратники попадают.
– Эти не попадают, они на качающейся палубе сражаться обучены, как на твёрдой земле. Нет, не так тут что-то, да и лестниц у них нет.
Тем временем дружинники Рюрика трижды протрубив в рог, развернулись в длинную цепь, и, прикрываясь щитами, двинулись в сторону городских стен.
– Ну, сейчас мы им покажем, – Ходота засуетился, и рявкнул, что есть мочи. – Гаси костры, лучникам приготовиться!
Вадим поглядел на купца с недоумением, дивясь, его непонятно откуда взявшейся прыти.
– Может, остальных сюда созвать, тут, похоже, основная буча назревает? – глядя на Вадима, спросил Ходота.
– Нет, повременим, пока сами управимся.
Русы приблизились и остановились как раз на таком расстоянии, где стрелы ещё не смогли бы их достать.
– Чего жду то? – фыркнул мордатый парень, стоящий рядом с Вадимом. – Ждут, пока дождь кончится, или стрел наших испугались.
Молодой вояка сжимал в руках лук с видом бывалого стрелка, переминаясь с ноги на ногу.
В этот самый момент за спинами защитников затрубил рог. Его протяжный гул, заглушил раскаты грома, и заставил защитников вздрогнуть. Точно по команде, нападавшие, побросав свои деревянные сооружения на колёсах, разом повернулись, и стремительно побежали в сторону Загородского конца – нижней части города, где находились южные ворота.
Лязг стали, грохот и предсмертные вопли раненых не позволяли усомниться в том, что в самом городе, возле южных ворот уже идёт настоящий бой.
5
Те полсотни русов, которую князь отобрал для проникновения в город через тайный лаз, Рюрик отобрал лично. Настоящие морские волки, не раз проверенные в боях собираясь на бой, не брали ни щитов, ни тяжёлых копий. У каждого в арсенале был меч и булава, некоторые заменили булаву на маленький топорик либо на чекан, кое-кто взял по два меча. Обоерукие бойцы, способные рубиться обеими руками одновременно, особо ценились среди варяжской братии. Несколько гридней прихватили луки и небольшой запас стрел. Этот штурмовой отряд, которому предстояло решить исход битвы, князь решил возглавить сам, ведь только он знал, куда выходит тайный туннель, и как от него пробраться к южным воротам.
Они миновали подземелье, попали в подвалы двора, где раньше содержали маленького княжича, и вырезали всех, кто попался под руку.
– Живых не оставлять, ни в доме, ни во дворе, – приказал Рюрик накануне. – Не хватало ещё, что бы кто-нибудь поднял крик, да и те, кто посмел занять княжьи хоромы, не заслуживают пощады.
Под покровом ночи люди Рюрика проникли в город.
Когда приплывшие на кораблях русы трижды протрубили в рог, и двинулись к городским стенам, люди князя, стремительно побежали в сторону южных ворот. Стража, и часть защитников стены, где располагался второй проход в город, отвлечённые прибывшим на кораблях войском, раскатами грома, и проливным дождём, заметили врага лишь тогда, когда им в спины полетели стрелы.
– Перун помогает нам! – радостно крикнул князь, предвкушая сладостный вкус боя. – Посланные с небес стрелы поразят тех, кто нарушает данную клятву.
Люди князя посекли защитников ворот в считанные минуты, и когда основная часть войска приблизилась к Загородскому концу, ворота распахнулись, и варяжские дружины ворвались в город. Задумка Рюрика удалась.
Вадим видя, как войско князя огибает крепостную стену, понял всё. Он посмотрел на суетящегося рядом Ходоту, тот, спускаясь по сходням со стен, поскользнулся, и шлёпнулся в грязь. Теперь, грязный и мокрый, он больше походил на ощипанную курицу, чем на предводителя восставших. Купец ругался, на чем стоит свет, подгонял людей, отдавая какие-то сумбурные приказания.
– Все ко мне, перестроиться в ряды. Те, кто со щитами вперёд! – крикнул Вадим, не обращая внимания на бранящегося купчину. – Лучники назад, рассеяться, сражаться до конца, помните, коль побьют нас, пощады не дождёмся, вперёд.
Когда воины Вадима подошли к южным воротам, их встретила плотная стена из красных щитов. Русов было меньше в несколько раз, но, несмотря на это, они атаковали первыми. Увидев, что врагов совсем мало, защитники города несколько осмелели, и бросились в бой, но тут-же почувствовали собственную беспомощность. Грозный варяжский строй бил сильнее тарана. Дружинники князя сшиблись с войском мятежников, больше напоминавшим плохо организованную кучу, и, прикрываясь щитами, теснили врага. Передние ряды били мечами снизу, подсекали ноги врагов, а задние разили тяжёлыми длинными копьями, орудуя двумя руками. Войско восставших таяло, точно весенний снег. Дождь продолжал лить не переставая, и несмотря на то, что улицы города в том месте где шёл бой, были вымощены камнем, многие поскальзывались и падали. Молния сверкнула, и ударила в крышу расположенного по соседству домины, отчего та вспыхнула ярким огнём.
Огонь раздуваемый ветром охватывал здание с неистовой силой. Крики людей, которые не принимали участия в битве, а прятались в загоревшемся строении, заглушили звон ратного железа. Люди выбегали на улицу, прикрываясь руками от огня, и разящей стали. Женщины и дети кричали от ужаса, падали, но две бьющиеся рати не обращали на них никакого внимания.
– Если огонь перекинется, могут другие дома заняться, – подумал Вадим. – Хотя дождь, пожалуй, не даст, а впрочем, какая теперь разница.
Сражавшийся в первых рядах, в это мгновение он увидел красный плащ Рюрика. Князь, когда его воины объединились в единую рать, теперь уже командовал всем своим войском.
– Это мой шанс, я должен его убить сейчас, или никогда, – в голове Вадима мелькнула отчаянная мысль, и он крикнул во весь голос. – Рюрик, я воевода Вадим, сразись со мной, если не трус!
Ветер отнёс слова в сторону, и князь их не услышал. Тогда Вадим, сквозь гущу боя, позабыв обо всём, ринулся в сторону своего врага, продолжая выкрикивать его имя. Когда он, растолкав нескольких городских воев, и зарубив кого-то из русов, вырвался из общей свалки, Рюрик услышал брошенный вызов. Глаза противников встретились.
– Теперь, он мой, – подумал Вадим
Князь бросился навстречу.
Несколько гридней, услыхав крики Вадима, бросились наперерез, но Рюрик зло прикрикнул, и они отступили. Князь принимал вызов.
Но не так просто было прорваться сквозь плотный сражающийся строй. Толпа откинула Вадима в сторону и он, оказался прямо возле горящего здания. Пыхнуло жаром, воевода отшатнулся, какой-то воин, с рассечённой головой рухнул прямо под ноги, предводитель восстания поскользнулся на липкой крови и упал. Жуткая боль пронзила колено, но Вадим вскочил, оглянулся по сторонам, в поисках врага, которого он упустил из виду. В этот момент раздался хруст и грохот, крыша горящего здания рухнула и одна из опорных балок, отлетев, на большое расстояние, ударила Вадима по голове, и он рухнул, потеряв сознание прямо к ногам, только что подоспевшего князя.
6
Вадим стоял на коленях на сырой вымощенной камнями площади, и озирался по сторонам. Намокшие от дождя колодки, стягивающие запястья и шею давили на плечи, причиняя жуткую боль. Часть его тела была обожжена, и поэтому деревянные оковы, давящие на опалённую плоть, резали тело, словно раскалённое железо. Когда, в момент битвы, горящая кровля обрушилась на него, он не только потерял сознание. Он упал на горящие балки, и лежал так, пока кто-то не вытащил его из огня. Если бы Вадиму сказали, что это сделал сам князь, рискнув при этом собственной жизнью, он бы, пожалуй, не поверил. Стальной шлем спас его от удара, и он не погиб на месте. Судьба подарила ему ещё пару дней, и Вадим был этому рад. Среди таких же как и он, закованных в деревянные кандалы пленников, он увидел Рубца. Приметив, что старик вертит головой и то и дело шевелит губами, Вадим решил: «Старый пень даже тут не изменил самому себе, и продолжает ворчать». Эта мысль, даже вызвала у воеводы улыбку. Неподалёку от Рубца он заметил Гостяту, тот был угрюм и молчалив. Вадим уже знал, что гостятин брат Бава погиб, когда воины князя штурмовали южные ворота. Знал Вадим и то, что Ходота, покинул место боя, и спрятался где-то в городе, и теперь в поисках его, воины Рюрика, раскали по всему городу. Ливень давно закончился, и теперь дождь лишь моросил, и это приносило некоторое облегчение обожжённому телу. Вадим сглотнул, облизал намокшие губы, что бы хоть как-то унять жар.
– Я не успел поквитаться за Трувора, не смог стать князем, но, по крайней мере, я успел перед смертью сделать хоть одно доброе дело. Этот дружинник Трувора – Даньша, хотя бы он останется жив.
В этот момент какой-то шум прервал его мысли, толпа расступилась, и израненный воевода увидел, как два дюжих гридня приблизились к кучке пленных и бросили на землю связанное по рукам и ногам тело.
– И этот не ушёл, – подумал Вадим, признав в новом пленнике Ходоту.
В этот момент появился Рюрик. Вадим не сразу узнал князя. Точнее он узнал, но поразился тому, как отличался этот важный и гордый муж, кого он увидел сейчас, от матёрого вояки, с которым он желал сразиться в бою.
До этого, Вадим видел Рюрика дважды. Первый раз, когда новый правитель прибыл в Новгород, и горожане принесшие ему роту на верность, славили нового князя. Тогда он показался Вадиму обычным головорезом-варягом, которые долгие годы тиранили его землю, его народ, будь то нурманы, даны или русы. Именно поэтому Вадим не пожелал служить новому правителю, и покинул город. Вторая встреча произошла на днях, когда поединка с князем удалось избежать, лишь благодаря пожару. Тот Рюрик был отважен и смел, и сражался как истинный герой. Вадим желал его смерти, но в тот самый миг, когда огненная стихия чуть было не лишила его жизни, он восхищался своим врагом, как восхищался им и сейчас.
Одетый в дорогую броню, в красном плаще Рюрик был подобен какому-то мифическому герою. Рюрик приблизился.
– Мне жаль, что вместо того, чтобы убить тебя тогда, я был вынужден вытаскивать тебя из огня, – произнёс князь, обращаясь к пленённому воеводе. – Этот сброд, который корчится в страхе за твоей спиной, ничтожен, но ты, ты кажешься мне другим.
Вадим оглянулся, Ходота и другие предводители бунта тряслись от холода, ожидая своей участи. Теперь, когда они снова оказались один на один, Вадим вдруг почувствовал, что уже не испытывает такой злобы и ненависти к пленившему его человеку.
7
– В своей жизни, я много убивал, я убиваю и теперь, но убивать можно по-разному. Кого-то нужно вешать, кого-то топить в море, а кто-то достоин и лучшей участи. – Рюрик соял перед вожаком восставших, и рассуждал, решая его судьбу. – Те, кто принёс мне клятву, а потом нарушил её, умрут в муках, но ты сразу не пожелал мне служить. Ты достойный противник, к тому же я видел как ты сражался. Таких как ты, хочется убивать мечом, а не душить как слепых щенков или топить как кошек. Скажи мне, зачем ты обманул моего брата, и он, послушав твой змеиный язык, решился поднять руку на самое дорогое, что есть у меня, мой род.
Слова Рюрика, словно удар плети, заставили Вадима вздрогнуть. Он позабыл про боль, котрую причиняли ему стягивающие тело оковы.
– Твой брат и чтил тебя, и никогда бы не стал причинять тебе зла, – голос Вадима был твёрд.
Князь нахмурился, казалось, слова пленника удивили его. Где-то за спиной, послышались громкие стоны. Не все пленники стойко переносили мучения.
– Я спас твоему брату жизнь, и мы стали побратимами, именно поэтому я и собирался тебя убить, ведь это ты погубил Трувора.
– Перестань! Если я сказал, что уважаю тебя, как достойного врага, это не значит, что я намерен терпеть твою ложь, – князь, сжал кулаки. – Ты не пожелал мне служить, ты подговорил моего брата отступиться от меня, и в результате погибла моя жена.
Глаза Вадима округлились от удивления.
– Постой, постой, ты думаешь, что твою жену погубил твой младший брат?
– А кто же ещё. Ведь это он прислал мне отравленное вино. Если бы я принял этот дар, кто знает, сколько бы народу могла умереть.
На этот раз удивление испытал Вадим.
– Князь, я клянусь тебе, Трувор никогда бы не сделал такого, он любил тебя, восхищался тобой, даже я, наслушавшись его рассказов, начал жалеть, что отказался тебе служить.
– Но ведь это ты отговорил брата явиться в мой дом, и выказать почтение и покорность моему сыну, как моему наследнику?
– Я лишь посоветовал Трувору не ездить, пока не срастётся сломанная кость.
– Кость? – князь отшатнулся.
– Твой брат был ранен на охоте, он упал с коня и сломал ногу, он бы не смог приехать на твой пир.
Рюрик стиснул зубы, было видно, что его одолевают сомнения.
– Хорошо, но ведь это он прислал мне вино от которого погибла Ефанда?
– Трувор послал тебе дар, но я уверен в том, что в бочках не было яда.
На площади царила тишина. Князь долго думал, его терзали сомнения, и это было написано на его лице.
– А почему ты решил, воевода, что именно я повелел убить своих братьев?
– Человек в плаще, именно он и обвинил тебя в смерти собственных братьев. Он помог мне бежать, когда твои люди схватили меня.
Вадим поведал собеседнику историю своего спасения, поведал и о том, как незнакомец, спасший его, надоумил поднять в городе бунт.
Рюрик испустил тяжёлый вздох и спросил: «Скажи мне, кто он, кто этот человек, о котором ты говоришь?».
– Высокий мужчина, он убил стражника, и подарил мне свободу. Его голос казался мне знакомым, но я не видел его лица.
Князь отвернулся. На площади собралось множество народу, люди ждали княжьего суда. Но разговора двух людей: князя, и предводителя бунтовщиков не слышал никто.
– Неужели это всё сделал он? Но ведь он первым принял меня как князя, я возвысил его и возвеличил, а он … Да, как же я был глуп, ему нужна была власть, он жаждал получить всё, ведь новгородцы когда-то и его пророчили в князья. Я доверился ему, а он погубил мою жену, братьев, и…
Холодный пот выступил на лице Рюрика, он побледнел.
– Игорь, ведь, скорее всего, мой сын сейчас находится в его руках, – прошептал князь. – Как же я был слеп?
– О ком ты? – хриплым голосом произнёс Вадим.
– Не важно, я натворил много бед, и теперь должен их исправить. У того, кто правит всегда множество врагов. Всегда найдутся завистники и предатели, готовые на подлость и обман. – Рюрик горько усмехнулся. – Я должен исправить свои ошибки. Те, кто за твоей спиной, умрут в муках, их родичи прольют кровь на жертвенных кострах, но ты был побратимом моего брата, ты был обманут, так же как и я.
– Ты хочешь пощадить меня?
– Нет! – князь снова стал суров и неумолим. – Ты покушался не только на мою власть, но и на моего сына, поэтому ты умрёшь, но ты можешь умереть достойно, в отличие от этих. – Рюрик указал на бывших соратников пленённого воеводы.
– Казни меня, князь, за глупость и жадность мою, и помни твой брат Трувор восхищался тобой, а теперь, тобой восхищаюсь и я.
– Вожди мятежников умрут под пытками, но ты, ты умрёшь как воин. Ты хочешь этого?
– Да, мой князь!
Рюрик достал меч, и разрезал путы, стягивающие руки пленника.
– Отец моей жены, сам искал смерти, он нашёл её в бою, и умер как герой. Ты побратим Трувора, и ты открыл мне глаза, разоблачив настоящего изменника, – князь сделал шаг вперёд. – Ты умрёшь, не познав мук, и ещё, я клянусь, что сделаю всё для того, что бы человек, погубивший мою жену и моих братьев, нашёл свою смерть.
– Я благодарен тебе за это, князь Рюрик, – хриплым голосом произнёс Вадим свои последние слова. – Я буду молить богов, что бы ты и твои потомки правили многие века.
Меч князя взлетел, и голова мятежного воеводы, под шум толпы, скатилась на землю!
8
Обмануть врага, одолеть его хитростью, это слава, это мудрость, это почёт. Обмануть друга, сородича и побратима, позор и бесчестье. Те, кто принёс роту князю и нарушил её, должны быть наказаны.
Приговор Рюрика был суров!
Участь Вадима Храброго, поначалу показалась ужасной, но это был всего лишь акт милосердия, потому как все кто поднял меч на своего князя, и был захвачен на поле боя, были казнены. Их имущество изымали, в пользу казны, а родичей навеки изгоняли из города. Вожаков восстания, Ходоту, Рубца и Гостяту, а так же ещё нескольких знатных мужей, пытали железом, им отрезали лживые языки, которыми они когда-то принесли ложную клятву. Их родичей, так же изгнали, и отняли всё их добро. Но и это было ещё не всё.
Те, кто покусились на сына Рюрика, пострадали не только сами, от каждого их рода, отбирали людей, кто должен был быть принесён в жертву Перуну. Великий бог воитель, ждал своей жертвы, жертвы кровавой. Перун, ниспославший свои молнии, что бы даровать победу русам, Перун, покаравший бунтовщика Вадима Храброго, Перун который обещал вернуть Рюрику сына, Перун, ставший отныне богом княжьего дома и всей Руси, должен был получить свою кровь!
Над капищем дымили костры, плакальщицы пели, трубили рога, звенели гусли, люд стоял и смотрел, на волхва, который вознеся руки к небу, молил грозного идола, закопченного густыми дымами, ниспослать победы и долгую славу, лилась кровь, лились и песни. Голос певца, был протяжен и печален:
«Витающей дымкою взор затуманен.
Стоит на поляне старик.
Пред ним, возвышается в смрадном дурмане
Могучего демона лик.
Рукой человека и высшею волей,
Из дерева выточен он,
Готовый прервать вашу грешную долю,
Взамен подарить вечный сон.
Старик ухмыльнётся и тощей рукою
Из сумки достанет свой нож,
Он избран богами, отмечен судьбою,
В обитель священную вхож.
До края наполнят огромную чашу,
Жестокие руки жреца,
И вырвут из сердца они душу вашу
Наследие предка-отца.
Она вознесётся, несома дымами,
Навстречу седым небесам.
Кровавая чаша прижмётся краями
К божественным твёрдым устам.
И древние саги восславят героев
Что жизни решили отдать.
А мёртвые мощи несчастных изгоев
Останутся чахнуть и ждать.
Прекрасные девы коснуться рукою
Их ран, и омоют слезой.
Затем окропят их водой ключевою,
А тело омоет росой».
– Наконец-то глаза мои раскрылись, – рассуждал князь, глядя, как губы идола окрашивались человеческой кровью. Перун, мой бог, шлёт мне победы и удачу, он помог мне одолеть мятежников, он раскрыл мне глаза, и показал, кто мой истинный враг. Слабый и мягкий не способен править народами, но глупый не способен править даже стадом овец. Теперь я знаю, что мне делать, и я верну себе сына. Костры дымили, чадя густым и едким смрадом, удушливая гарь щипала глаза и ноздри, люди верили, в то, что боги принимают их жертву.