<12>.
Политическая борьба в правящих кругах Англии была вызвана и развитием ситуации в Северной Европе. Если в 1715 и в начале 1716 г. происходило сближение между Англией и Россией, основой чего была совместная борьба против Швеции, то уже со второй половины 1716 г. отношения между двумя странами постепенно накалялись. Петр I использовал так называемое мекленбургское дело для проведения более агрессивной политики в Германии. В. О. Ключевский писал, что у Петра «зародился новый спорт – охота вмешиваться в дела Германии. Разбрасывая своих племянниц по разным глухим углам немецкого мира, выдав одну за герцога курляндского, другую за герцога мекленбургского, Петр втягивался в придворные дрязги и мелкие династические интересы огромной феодальной паутины, опутывавшей великую культурную нацию. Это московское вмешательство пугало и раздражало» <13>.
В новых условиях некоторые вигские политики все же полагали, что открытая конфронтация с Россией, как и балтийская политика в целом отражают только устремления Ганновера, но невыгодны самой Англии. В этом находила проявление «изоляционистская» тенденция, характерная для представителей «британского интереса» в правительстве. Еще в 1715 г. Первый Лорд Адмиралтейства Орфорд отказывался подписывать инструкции для британского флота, направлявшегося в Балтийское море. «Из страха осложнений в парламенте британские министры были готовы не более чем послать флот для защиты английской торговли с Россией, торговли, терпевшей ущерб из-за интервенции Швеции, и дать адмиралу Нор-рису свободу интерпретировать инструкции, данные ему, так, как это максимально соответствовало интересам электората», – заметил Спек <14>. В 1716 г. заключение англо-французского договора рассматривалось как победа «германской» линии. Г. Уолпол покинул Гаагу, чтобы не участвовать в подписании договора. Тауншенд использовал все пути, чтобы задержать его заключение. Вероятно, именно это привело к тому, что Георг I отправил его в отставку с поста государственного секретаря, назначив лордом-лейтенантом Ирландии. Политику правительства в Северной Европе подвергла критике торийская оппозиция в парламенте. В апреле 1717 г. при обсуждении вопроса о выделении средств для защиты Ганновера от шведской угрозы один из лидеров тори в палате общин, Шиппен, говорил: «Новые союзы и меры, предложенные правительством, носят такой характер, что могут действовать только силой английских денег, а безопасность и счастье страны оказываются в зависимости от иностранцев, почувствовавших сладость британских денег» <15>.
Во время поездки Георга в Ганновер в 1716 г. Стэнхоп и Сандерленд интриговали против своих противников в правительстве, в том числе используя разногласия между королем и его сыном Георгом. Когда в апреле 1717 г. были получены доказательства, что шведский посол граф Гулленберг вовлечен в связи с якобитами, Георг действовал решительно, и дом посла обыскали, что было нарушением международных норм <16>. Однако, когда Георг запросил у парламента поддержки, Уолпол выступил против, и правительственное большинство сократилось в палате общин до 4-х человек. Спек писал: «Стало ясно, что в кабинете произошел раскол между сторонниками участия в Северной войне и теми, кто не хотел, чтобы Англия была вовлечена в войну против Швеции» <17>. В тот же день Тауншенда освободили от должности лорда-лейтенанта, а на следующий день в отставку ушел Уолпол. К оппозиции присоединились Орфорд, герцог Девоншир, У. Полтни и некоторые другие вигские политики. Уход Уолпола лишил правительство поддержки примерно ста депутатов. В июне оппозиции не хватило всего десяти голосов, чтобы принять решение о начале расследования действий и расходов правительства во время якобитского восстания 1715 г., и в частности, затрат на перевозку голландских войск.
После раскола 1717 г. руководство правительством перешло к Стэнхопу, занявшему должность Первого Лорда Казначейства, и Сандерленду в качестве государственного секретаря. Вторым государственным секретарем стал Дж. Аддисон, известный своими политическими сочинениями, однако как министр он играл второстепенную роль. Автор анонимного вигского памфлета «Несколько причин для смены министерства» критичен в оценке действий обеих конфликтовавших сторон. Он утверждал, что кризис в партии вигов был на руку тори, которые «как тонущий человек, хватаются за соломинку» и таят «великие надежды». Автор памфлета сожалел о том времени, когда все виги были едины: при вступлении Георга I на престол было ясно, кто «за протестантского правителя и свободу», а кто «за французов и претендента» <18>. В этом памфлете тема критики нового вигского кабинета очерчена только в самых общих чертах, однако упоминания о «наших древних врагах», о том, что «вместо того, чтобы ослабить врага, мы ослаблены раздорами», позволяют видеть, что автор разделял антифранцузские настроения, характерные для большинства вигов. По его мнению, надо назначить новых людей, а Стэнхопа удалить, ибо «что король может ожидать от человека, который так презрел его интересы, что начал ссоры со своими» <19>.
Можно выделить два главных направления внешней политики правительства Стэнхопа: одно касалось Западной Европы; второе – Северо-восточной Европы. В первом случае наиболее важным результатом стала война с Испанией 1718–1720 гг., во втором случае – конфронтация с Российской империей. Стэнхоп не отказался от идеи восстановления союза с Австрийской империей, что было непростой задачей, так как Карл VI Австрийский так и не признал Филиппа Бурбона королем Испании. Филипп и сам стремился к ревизии Утрехтских соглашений, и когда летом 1717 г. испанские войска заняли Сардинию, а на следующий год – Сицилию, вступление в Тройственный союз стало более привлекательным для императора. Летом 1718 г. соглашение было достигнуто, и Тройственный союз стал Четверным. Для Стэнхопа было нелегким делом уговорить французов согласиться на присоединение Австрии, так как идея союза с ней была тогда непопулярна во Франции. Стэнхоп посетил и Мадрид. Здесь переговоры не удались, хотя ходили слухи, что за вывод испанских войск с Сардинии и Сицилии Стэнхоп был готов вернуть Испании Гибралтар. Идея возвращения Гибралтара Испании встречала резкие возражения в оппозиционных кругах. В «Письмах Катона», издававшихся в начале 1720-х гг. известными оппозиционными публицистами Дж. Тренчардом и Т. Гордоном, говорилось: «Слава Богу, что в обществе есть твердое и единодушное желание сохранить Гибралтар за нами» <20>.
В вопросах западноевропейской политики правительство Стэнхопа было едино, но в парламенте оппозиция критиковала и саму идею Четверного союза, и участие в войне с Испанией. Тауншенд и Р. Уолпол акцентировали внимание на том, что эта война приведет к упадку торговли Великобритании, но правительство нашло поддержку у большинства. Во время дебатов Г. Уолпол подчеркивал, что обещание передать Сицилию императору противоречит интересам Англии <21>. В годы войны Испания оказывала поддержку якобитам и организовала две экспедиции в Англию и Шотландию. Первая из них была расстроена штормом, вторая разгромлена правительственными войсками. После войны Испания отказалась от открытой поддержки якобитов <22>. Война была проиграна Испанией. Английские и французские войска воевали на Пиренейском полуострове, а Пьемонт и Австрия при поддержке британского флота освободили Сардинию и Сицилию. В 1720 г. Филипп Испанский согласился присоединиться к Четверному союзу. Казалось, что политика Стэнхопа была успешной.
Ситуация на севере Европы складывалась для британского правительства неблагоприятно. После смерти Карла XII Англия более определенно заняла прошведскую и антироссийскую позицию. Еще до смерти Карла англичане фактически обвинили Петра I в сношениях с якобитами – речь шла о том, что царский лекарь Эрскин находился в переписке с одним из активных якобитов – Графом Маром. Посол Веселовский передал английским властям «Мемориал», в котором доказывалось, что Эрскин, находившийся на царской службе в течение 13 лет, был привлечен на нее исключительно как профессионал, «и нельзя поверить, чтобы он настолько забылся, что вступил в подобную незаконную переписку» <23>. Эта история свидетельствовала, что отношения между двумя странами накалились. Как ганноверские, так и британские министры Георга I считали, что действия царя стали главным фактором, препятствующим установлению спокойствия на севере Европы. Стэнхоп хотел разрешить проблему при помощи следующей дипломатической комбинации: Швеция уступает свои германские владения в Померании Пруссии, а Бремен и Верден – Ганноверу в обмен на помощь в возвращении ей территорий, захваченных в годы войны Россией, в том числе Финляндии и Карелии, Ингерманлаидии, Эстонии и Ливонии. В 1719 г. послом в Стокгольм был отправлен Картерет, один из наиболее последовательных сторонников Стэнхопа. В инструкциях ему говорилось, что для безопасности Швеции «совершенно необходимо разрушить союз между царем и Данией, заключив договор с кем-то из них на лучших возможных условиях. В наших интересах, чтобы шведы выбрали для заключения мира Данию» <24>. Английское правительство хотело добиться, чтобы и французы действовали солидарно, но убеждались, что в политике на севере Европы Франции не следует доверять. Государственный секретарь Креггс писал послу в Париже Стэру: «Король с подозрением наблюдает, что французы не участвуют в северных делах открыто и откровенно» <25>.
В 1717–1720 гг. оппозиция в парламенте критиковала «северную» политику Стэнхопа, акцентируя внимание на том, что она была «не британской, а ганноверской», так как вовлекала Великобританию в войны и расходы в интересах княжества. В то же время «объединенная» оппозиция в парламенте не сложилась. Все тори, в том числе и те, кто поддерживал воцарение Георга в 1714 г., были решительнее в этой критике, чем оппозиционные виги, «более склонные к взглядам Георга I, хотя и не в той степени, как этого хотелось самому королю» <26>. Правительство развернуло кампанию, воздействуя на общественное мнение, причем царя изображали коварным деспотом с безграничными амбициями, а Швецию – как наиболее последовательного поборника протестантского дела на континенте. Были, однако, публицисты, которые критически оценивали политику Стэнхопа, а позднее Картерета. Тренчард и Гордон писали в июне 1722 г.: «У царя нет оснований для ссоры с народом, с которым его подданные торгуют на таких выгодных условиях. Мы не соперничаем с ним из-за земель, а он не может соревноваться с нами в торговле и морской мощи. Обе стороны выигрывают от дружбы и теряют во вражде. Следовательно, если кто-то здесь дает ему основания для атак, делая его личным врагом нашей страны, мы должны расстаться с такими людьми и наказать их. Если страна, имеющая с нами союзные отношения, враждует с царем, это ее дело, пусть сами разбираются, как хотят»