<92>. Тем не менее, сам Полтни в правительство не вошел, удовлетворившись титулом графа Бата, что сын Р. Уолпола Горас в своих мемуарах объяснял интригами герцога Ньюкастла: «Кто не знает мистера Полтни, великого соперника сэра Роберта Уолпола, который так долго противостоял его власти и наконец опрокинул ее, но и сам оказался опрокинутым вместе с нею? Кто не знает, что его амбиции, предательство, неверность своему слову, неуверенность и стремление судить обо всем, – были использованы в своих интересах другим человеком, обладавшим этими достоинствами и недостатками в большей степени – кто не знает герцога Ньюкастла?» <93>.
Картерет, однако, занял пост государственного секретаря по северному департаменту и играл главную роль во внешней и военной политике вплоть до своей отставки в самом конце 1744 г. Сразу после прихода Картерета к власти Нарышкин сообщал в Петербург о своей беседе с ним, во время которой государственный секретарь говорил о «своей склонности почитать такую великую империю, как Россия» и о «предпочтении Норда перед всеми другими землями» <94>. Предположение Нарышкина, что новое правительство будет придерживаться прежних «политических максимов», не подтвердилось. Картерет, последователь Стэнхопа, был принципиальным противником «невмешательства» и сторонником активной политики в Европе, особенно в Германии. Эта политика не могла не найти поддержки у Георга II, заботившегося об интересах Ганновера. На протяжении двух с половиной лет, пока Картерет находился у власти, между ним и королем существовало полное взаимопонимание. Георг консультировался у Картерета и после того, как был вынужден отправить его в отставку.
Что политика Картерета дала Великобритании? Возможно, что в мирные годы она могла бы привести к повышению международного престижа страны, но в условиях начавшейся войны вела к «увязыванию» в конфликтах на континенте, которые подчас и не затрагивали прямо ее интересов. Лэнгфорд подчеркивал, что в оценке деятельности Картерета существовали две противоположные тенденции, которые прослеживаются и у современников, и в последующей историографии. Иногда «он изображается как «растратчик» человеческих и финансовых ресурсов страны на авантюры на континенте. Альтернативная тенденция состоит в том, что его рассматривают как интеллект исключительной силы, государственного деятеля европейского масштаба, чья политика потерпела блестящее поражение из-за противодействия ничтожных людей» <95>. Отмеченные различия в оценке политики Картерета определяются широким диапазоном представлений о том, насколько активным может быть участие Англии в делах на континенте.
Современники по-разному писали о Картерете. Честерфилд признавал его заслуги: «Его глубокое знание европейской политики, деятельный талант, высокие принципы государственного управления, соответствующие пожеланиям его хозяина, поставили его в положение премьер-министра» <96>. Г. Уолпол отмечал, что «после устранения миролюбивого министра управление и военные дела оказались в руках человека, являвшегося главным сторонником активных действий». После этого «что только мы не выделывали в Европе! Заключали союзы, не оказывая помощи, включались в войны на стороне союзников без их участия» <97>. В планах Картерета Ганновер занимал особое место, но совсем не только потому, что он был слугой короля. Как заметил Спек, «он стремился восстановить престиж и влияние Великобритании на континенте до той степени, как это было во времена его учителя Стэнхопа. Он считал, что своей политикой Уолпол подорвал репутацию страны» <98>. Картерет был, вероятно, единственным из английских политиков, детально разбиравшимся в перипетиях дипломатической борьбы, но его слабость была в том. что он оставался придворным политиком, не обладавшим большим влиянием в парламенте.
Многие историки давали критическую оценку деятельности Картерета. Хорн считал, что пока Уолпол и Флери оставались у власти, начало войны между Англией и Францией откладывалось. «Что более всего способствовало ее возникновению, – это бестолковая политика Картерета в Германии. Пытаясь объединить Германию против Франции, он стремился примирить Австрию и Пруссию, подкупал сторонников Франции, чтобы они выступили на стороне Австрии, хотел видеть баварского электора, которого Франция сделала императором Карлом VII, марионеткой Великобритании, а не Франции и Пруссии. Достаточно увидеть главные стороны его политики, чтобы понять, что знатоком германских дел его считали в Англии совершенно незаслуженно» <99>. Блэк также негативно характеризовал дипломатические усилия Картерета. который «верил, что можно разгромить Францию и заставить ее пойти на территориальные уступки. Авантюристичная политика Картерета по созданию антифранцузской лиги заставила его участвовать в урегулировании территориальных споров в Италии и Империи. Его яростная политика спровоцировала Францию оказать помощь якобитам и привела к восстанию 1745 г., самому серьезному кризису, потрясшему Великобританию в ХVIII в.». <100>.
В 1742 г. при содействии Великобритании было заключено австро-прусское соглашение, а в июне 1743 г. австро-англо-ганноверский корпус под командованием самого Георга II разгромил французскую армию при Деттингене. Этот успех породил чувство оптимизма в английском обществе даже у оппонентов Картерета. Г. Уолпол сообщал в письма Г. Манну, что Роберт Уолпол пил за эту победу: «Мой лорд выпил за здоровье лорда Стэра и лорда Картерета и сказал, что, поскольку дело сделано хорошо, не важно, кем оно сделано. Он думает отлично от других и считает, что Франция не упустит возможностей, которые дает ей война в Германии, а не будет объединяться с Испанией против нас» < 101>. В сентябре 1743 г. Картерет добился подписания Вормского договора, объединившего Великобританию, Австрию и Сардинию. Однако в конечном счете расчеты Картерета оказались построенными на песке. Австрия с нежеланием шла на уступки и помнила, что именно Англия настояла на уступках Пруссии в Силезии. Вторая силезская война началась в 1744 г. Карл VII не желал разрывать отношения с Францией и принял участие в союзе с Францией и Пруссией.
Картерет столкнулся и с трудностями внутри страны. Поводом для решительной критики со стороны оппозиции стал вопрос о найме на английскую службу 16 тысяч ганноверских солдат, которых Картерет намеревался использовать в Нидерландах. Критики утверждали, что речь идет о том, чтобы платить Георгу II за то, что он и так обязан предоставить как курфюрст Ганновера. Протесты звучали в обеих палатах. В палате лордов лидеры оппозиции подписали протест против билля о найме ганноверских солдат, в котором отмечалось, что эти солдаты отказываются воевать в передовой линии и подчиняться британским командирам. В документе подчеркивалось, что «Ганноверская династия была приглашена на трон Великобритании, чтобы защитить наши гражданские и религиозные свободы и устранить чуждое иностранное влияние из Администрации. Тот же, кто пытается отделить интересы короны от национальных интересов, – враг и тем, и другим. Получается, что не Англия, а Ганновер руководит и исполняет, Ганновер, не могущий добавить Великобритании ни силы, ни могущества, а способный только уменьшить ее влияние» <102>. Именно тогда в палате общин Питт-старший сказал, что Англия превратилась во владение «презренного княжества». Он критиковал политику Картерета: «Наш прошлый министр стоял за переговоры со всем миром; нынешний выступает за войну со всеми; прошлый был готов согласиться на любой договор, даже недостойный; нынешний же вообще не желает слышать о каком-либо соглашении» <103 >.
Питт протестовал против найма ганноверских солдат и посылки их в Южные Нидерланды, считая, что Англия должна ограничиться оказанием финансовой помощи Австрии. Он сформулировал следующую концепцию: «Мы должны оказывать помощь нашим союзникам деньгами и действиями флота, так как море есть наша естественная основа, и опасно для наших свобод вооружать большое количество людей» <104>. Именно с подобным подходом и не соглашался Картерет. который сформулировал основные принципы своей политики в речи в парламенте в январе 1744 г.: «Есть такие, кто считает, что нам, окруженным океаном, не следует опасаться внезапного вторжения, а участие в спорах соседних государств, в регулировании раздела территорий на континенте – это проявление излишнего героизма. По их мнению, у нас нет других задач, кроме увеличения нашей морской силы, расширения торговли и накопления богатств, что мы можем спокойно и безразлично взирать на то, что происходит в европейских странах со своих берегов и кораблей. Но такая система не просуществует долго, а рухнет с самыми фатальными для нас последствиями» <105>.
Оппозиция политике Картерета существовала не только в парламенте, но и в самом правительстве, где влиятельные Пэлхэмы, герцог Ньюкастл и его брат Генри Пэлхэм, занимавший с 1743 г. пост Первого Лорда Казначейства, вели собственную политическую линию. Отношения в кабинете министров особенно накалились после заключения Вормского договора, содержание которого Картерет даже не счел нужным согласовать с Ньюкастлом, хотя отношения с Сардинией входили в компетенцию последнего. Кроме того, заключение договора означало, что перспективы завершения войны стали еще более неопределенными, что вело за собой новые финансовые расходы, следовательно, и новые трудности в парламенте. 1 ноября 1744 г. Ньюкастл отправил королю ультиматум, требуя отставки Картерета, в противном случае отставкой угрожали три министра, а еще семь поддерживали их. Георг был вынужден согласиться, а граф Гранвил (этот титул получил Картерет) уйти из правительства.
Новый кабинет назвали министерством «широкого дна», так как он напоминал коалиционное правительство. При сохранении ведущей роли «старого корпуса вигов», прежде всего Пэлхэмов, в него включили тори Дж. Котгона и Дж. Филиппса, занявших на короткое время второстепенные должности. Пэлхэмы хотели привлечь и вигов из оппозиции и назначили на пост государственного секретаря графа Гаррингтона. однако Георг категорически отказался тогда включить в состав министерства двух самых страстных критиков Ганновера – Честерфилда и Питта. Главная роль в области внешней политики перешла теперь к Ньюкастлу. В исторической литературе явно преобладает критическое отношение к этому государственному деятелю. Его негативная характеристика во многом идет от современников. Г. Уолпол едко писал о многих, но был особенно резок в отношении Ньюкастла: «Он любил свое дело неистово и наслаждался самим процессом, никогда не доводя его до конца. Он был государственным секретарем без способностей, герцогом без денег, человеком бесконечных интриг, но без секрета или политики, министром, презираемым и ненавидимым королем, всеми партиями и другими министрами, но министром, который не был никем опрокинут»