<80>. Как заметил Меткалф, губернаторы были чаше всего предоставлены сами себе в их сопротивлении плантаторам и колониальным ассамблеям <81>.
Стоит обратить внимание и на то, что «вест-индский интерес» постоянно обвинял имперское правительство в пренебрежении интересами карибских колоний. В памфлете «Вопли с Ямайки» (1714 г.) говорилось, что правительство «занято заключением всеобщего мира» и до острова ему нет дела <82>. Еще более раздраженно высказывал свое недовольство политикой правительства У. Перрин в памфлете «Рассмотрение нынешнего состояния французских и британских сахарных колоний», опубликованном в 1740 г. Он доказывал, что причиной процветания французских сахарных островов являлась «исключительная поддержка», которую они получают oт Франции. «Может быть, наши острова имеют меньшее значение для Великобритании? Конечно, нет. Они процветали и будут процветать снова, если их должным образом поддержать», – замечал он <83>. Этот автор считал, что рост доходов плантаторов прямо ведет к росту благосостояния Великобритании, и характеризовал ее политику как «расслабляющую» и «разочаровывающую» <84>. Вывод памфлетиста состоял в том, что если политика Великобритании будет по-прежнему «летаргической», то скоро она утратит все свои преимущества не только в сахарной, но и шерстяной торговле.
Представители «вест-индского интереса», критиковавшие правительство за политику «пренебрежения», не подразумевали необходимости ограничения ассамблей и усиления губернаторской власти, хотя очевидно, что активная таможенная и военная политика, с одной стороны, и укрепление имперских начал в управлении, с другой, были тесно взаимосвязаны. Политика «пренебрежения» в отношении вест-индских колоний имела те же корни, что и в североамериканских колониях. Меткалф так сформулировал точку зрения, разделяемую многими историками: «У Уолпола не было интереса к колониям, и Ньюкастл следовал в том же русле. Колониальные дела находились для него на самом заднем плане» <85>. Можно, однако, усомниться, что политика «пренебрежения» была «благотворной» для Вест-Индии. Если в Северной Америке при развитии различных экономических укладов действительно складывались условия для экономического процветания и политического освобождения, то в Вест-Индии при полном господстве плантационно-рабовладельческого хозяйства развитие экономики проходило более однобоко, и некоторые симптомы упадка проявились уже во второй половине ХVIII в.
Чем объясняется упадок имперской активности? Почему с середины 1730-х гг. назначения на посты в американских колониях рассматривались преимущественно как средство для решения внутриполитических вопросов? Объяснить это только недальновидностью тех, кто находился тогда у власти, было бы ошибочно. В чередовании периодов «силы» и «слабости» есть некая закономерность, и позиция министров, которые «игнорировали» американские дела, становится понятнее в контексте более общих тенденций, обнаруживающихся в политике Великобритании на международной арене в ХVIII веке. Анализируя истоки политики «благотворного пренебрежения», обратим внимание на несколько моментов.
Во-первых, политика «давления» была дорогой политикой. Она требовала выделения больших средств на нужды администрации колоний, на применение при необходимости вооруженных сил. Такая политика казалась Уолполу неприемлемой. Он стремился сократить государственный долг Англии и крайне неохотно шел на выделение денег для нужд колониального управления. Уолпол придерживался того же мнения, что и подавляющее большинство современных ему политиков – он считал, что колонии должны сами нести все административные расходы и выделять при этом часть своих доходов для имперского правительства. В феврале 1737 г. Уолпол отверг предложение Оглторпа отправить в пограничные районы Джорджии контингент регулярных войск и согласился только на направление туда 500 добровольцев. В то же время некоторые «про-имперски» мыслящие деятели Комитета по торговле придерживались других представлений: Казначейство должно найти средства для поддержания колониальной администрации, ведь в конечном итоге они будут компенсированы преимуществами, которые имеет Англия, торгуя с Америкой. В результате сочетания этих двух различных программ и возник «симбиоз, именуемый имперской политикой», которая определялась, прежде всего, потребностями внутренней политики и текущим международным положением Великобритании <86>.
Во-вторых, «благотворное пренебрежение» вытекало из внешнеполитического курса Уолпола, в свою очередь связанного с его усилиями в финансовой области. «Главное во внешней политике Уолпола, – заметил Т. Бэрроу, – состояло в стремлении сохранить мир, особенно с Францией, что будет способствовать процветанию британской торговли. От колоний требовалось лишь не создавать для метрополии проблем и сотрудничать для ее блага. Чтобы держать колонистов в согласии, нужна политика умиротворения, а не принуждения. Поэтому главным принципом, положенным в основу колониальной политики, было для Уолпола и его сторонников «Quita non movere» <87>. И после отставки Уолпола это отношение к колониям сохранилось. Бэрроу, изучивший переписку герцога Ньюкастла, отметил исключительно важную роль, которую занимали в ней вопросы ведения войны, но колониальные проблемы «в лучшем случае были на периферии внимания администрации. В военные годы их решение было полностью сведено к нулю. Для реформ следовало дождаться мира» <88>. В годы войны за австрийское наследство главное значение все же придавалось европейскому театру военных действий.
В-третьих, министры склонялись к политике «благотворного пренебрежения» и потому, что не хотели вызвать критику со стороны оппозиции за нарушение традиционной конституции. Это связано не только с опасением критики за расширение прерогатив короны и ограничение прав представительных органов (то есть ассамблей колоний), но и с тем, что Уолпол, Пэлхэм, Ньюкастл и другие не могли легко переступить через принципы вигизма, которых придерживалась в 20–50-е гг. ХVIII века господствовавшая политическая группировка.
Современный английский историк К. Перри писал: «Происхождение политики «благотворного пренебрежения», а позднее политики умиротворения, проводившейся партией Рокингэма, лежит не в малодушии, а в вигских традициях. Поколение политиков, окружавших Уолпола, Пэлхэма, Ньюкастла, не было готово к парламентской реформе колониальной системы. Провести ее означало, вмешавшись в вопрос о королевской прерогативе, способствовать усилению короны за счет ассамблей и парламента. Это конституционное противоречие порождало сумятицу» <89>.
В-четвертых, следует учесть обострение в 1730-е гг. борьбы внутри самого правительства. Хенретта заметил: «Углублявшееся соперничество между фракциями Уолпола, Уилмингтона (лорд-канцлер – А. С.) и Ньюкастла вело к тому, что колониальная политика была загнана в тупик их политическими склоками» <90>. После смерти Уилмингтона, когда лордом-канцлером стал Хардвик, хрупкое равновесие между группировками «пэлхэмитов» и «уолполитов» было нарушено в пользу первых. С приближением войны против Испании американские проблемы вновь оказались в центре внимания, но теперь это касалось чисто военных аспектов и не затрагивало вопросов имперского контроля. Характерно, что с конца 1738 года среди лидеров оппозиции Уолполу в парламенте выдвинулся граф Эгмонт – один из собственников пограничной с испанскими владениями Джорджии. В военное время проблемы колониальной политики были оттеснены на задний план.
Разумеется, политика «пренебрежения» не означает, будто бы обычные дела по управлению американскими колониями были заброшены. Комитет по торговле продолжал проверку колониального законодательства, рассматривались привычные споры между колониями, вопросы торговли, отношения с индейцами. Усиление имперской активности было отмечено после того, как во главе Комитета по торговле встал в 1748 г. граф Галифакс. Он считался политиком группы герцога Бедфорда, который был тесно связан с вест-индским интересом и выступал за ужесточение имперского курса Великобритании. Хенретта писал об изменениях, произошедших после 1748 г.: «Появление Бедфорда и Галифакса на ключевых постах в колониальной администрации (Бедфорд стал государственным секретарем по южному департаменту в том же году – А. С.) положило конец системе неформального контроля в империи, сложившейся в эру Ньюкастла. Бюрократы в Лондоне и официальные чиновники в Америке, прежде служившие буфером между колонистами и имперскими властями, вдруг ощутили, что их деятельность оценивается по иным, более строгим и рациональным стандартам» <91>. Представляется, что американский исследователь преувеличил степень разрыва с прежней практикой ведения колониальных дел. И после 1748 года на колониальные посты часто назначали «своих людей». Охлаждение между Бедфордом и Галифаксом и сближение последнего с «пэлхэмитами» внесло коррективы в решение колониальных проблем. В историографии высказывалась точка зрения, что только вследствие противодействия со стороны Бедфорда, пользовавшегося влиянием у самого Георга II, Галифаксу не удалось добиться того, чтобы президентство в Комитете по торговле было формально приравнено к посту государственного секретаря.
Основная тенденция в ведении колониальных дел в конце 1740-х – начале 1750-х гг. заключалась в отказе от «благотворного пренебрежения» и усилении имперского контроля. Эту тенденцию отразили и Железный акт, и акт о колониальной валюте. Галифакс считал, что недостатки имперской политики проистекают главным образом из того, что ответственность за ее проведение «распылена» между различными департаментами; он полагал, что Комитету по торговле должен быть придан статус государственного департамента. В 1752 г. королевским указом был утвержден такой порядок прохождения корреспонденции, при котором инструкции губернаторам направлялись непосредственно Комитетом по торговле, а сами губернаторы отсылали доклады в Комитет, обращаясь напрямую к государственным секретарям только в исключительных случаях, обычно только в срочных военных и дипломатических вопроса