<196>. Если Стивен писала о британских торговых интересах в Тихоокеанском регионе, что для Фрая и Фроста ключ к пониманию мотивов британского правительства лежит в его политике в Ост-Индии <197>. Фрост, отрицая теорию «мусорной свалки», подчеркивал стремление Франции взять реванш в Индии и вытеснить Англию с тех позиций, которые она занимала в восточной торговле. Судьба англо-французского соперничества в 80-е гг. ХVIII в. решалась в зависимости от того, кто сумеет первым создать надежную базу на Дальнем Востоке, способную снабжать флот, действовавший в ост-индских морях, всем необходимым. Фрост утверждал, что Питт и его советники разрабатывали свой «имперский план», в целях восстановления империи в условиях агрессивности со стороны Франции.
Характерна дискуссия между Фростом и историком М. Гиллен на страницах журнала «Инглиш хисторикал ревью». В октябре 1982 г. в нем был опубликован материал Гиллен под характерным названием «Решение о Ботанической бухте, 1786: ссыльные, не империя» <198>. Фрост назвал эту статью проявлением «ретроградства» и писал, что главный интерес администрации Питта состоял в том, чтобы получить стратегически важные материалы для строительства флота в юго-западной части Тихого океана. В ответ на это Гиллен отмечала: «Лен не культивировали, специалисты по кораблестроению не были посланы, заключенные не строили доков. Не было никакого плана создавать, развивать или использовать Новый Южный Уэльс в качестве стратегической базы. В этом историческая истина, а все остальное – это воображение» <199>. Д. Макэй оспорил мнение, будто потеря североамериканских колоний привела к появлению «нового направления в имперском мышлении». Те, кто шел «в кильватере за Куком», отнюдь не следовали четкому правительственному плану, а чаще всего действовали во имя собственных доходов, приноравливаясь к существовавшим имперским структурам <200>. Итак, можно констатировать, что в течение последних десятилетий спор о причинах колонизации Австралии продолжался. Маршалл заметил: «Новый Южный Уэльс должен был спасти Англию от преступников. Предполагались ли при этом другие выгоды, является предметом ожесточенной полемики. Нет никакого сомнения, что проблема вывоза осужденных стояла крайне остро. Соблазнительно объяснить решение выслать преступников в столь дальнее поселение при больших финансовых затратах существованием стратегического плана проникновения в Тихоокеанский регион. В поддержку такого предположения написано немало, но решающего доказательства для подтверждения еще не найдено» <201>.
Как можно было видеть, вопрос о создании колонии Новый Южный Уэльс увязывается рядом исследователей со стремлением Великобритании расширить свою торговлю с Китаем. В конце ХVIII в. еще не шло речи о подчинении Китая прямому политическому влиянию Англии, тем более о колониальной агрессии. Тем не менее уже во второй половине ХVIII в. исследователи обнаруживали «корни» британской колониальной политики в этой стране. Такой подход в известной степени подтвержден работами тех зарубежных специалистов, которые согласны с концепцией Дж. Галлахера и Р. Робинсона о «неформальной империи влияния». В соответствии с их концепцией собственно Британская империя представляла собой лишь верхушку айсберга, главная подводная часть которого – страны и территории, находившиеся, оставаясь формально политически независимыми от Великобритании, под ее фактическим и жестким контролем <202>. К числу этих стран можно отнести и Китай. Вопрос о политике Англии в Китае также связан с темой «великого колониального замысла». Проблема состоит в том, действительно ли Китай занимал некое место в имперских планах правительства Питта-младшего, и если занимал, то каким было это место. Вопрос в том, что составляло главный предмет забот правительства Великобритании, когда оно направляло в Китай посольства Каткарта, а затем Макартни: защита прав купцов, или это было только внешним прикрытием истинных имперских замыслов.
Эта проблема не является надуманной: сами руководители британского правительства осознавали, что пример Индии будет находиться перед глазами императора и его мандаринов, ибо начало колонизации Индии тоже происходило под лозунгом защиты торговых интересов. В сентябре 1792 г. Дандас подписал инструкции направлявшемуся в Китай лорду Макартни, в которых говорилось: «Наши намерения чисто коммерческие, у нас нет ни малейшего стремления к получению каких-либо территорий, мы не хотим иметь военных укреплений, мы хотим только того, чтобы китайское правительство защитило наших купцов и агентов. Вы должны быть готовы отклонить любые подозрения, которые могут возникнуть в связи с тем, что мы сейчас господствуем в Индии. Следует отвечать, что такая ситуация создалась без специальных намерений с нашей стороны, а лишь из необходимости самозащиты от угнетения со стороны мятежных навабов, которые в ущерб нам вступали в союзы с другими европейскими нациями и нарушали права, предоставленные нам императором. Должно подчеркнуть, что другие европейские нации развивают мысль о том, что подданные Великобритании опасны тем, что повсюду ставят целью территориальную экспансию. Нет ничего более лживого, чем такие представления» <203>.
Представляется, что заявление Дандаса было достаточно искренним. В начале 90-х гг. ХVIII в. у Великобритании действительно не было оснований рассчитывать на то, что удастся создать британские укрепленные военно-торговые поселения на китайской территории. Это не значит, что в Англии не было «горячих голов», опьяненных успехами в Индии и с сожалением смотревших на Китай как на сказочное Эльдорадо, богатства которого по-прежнему скрыты от них. Еще в 1769 г. А. Далримпл опубликовал «План расширения торговли королевства и Ост-Индской компании», в котором, в частности, развивалась идея более активного внедрения в китайский рынок. Однако наиболее убедительным доказательством существования экспансионистских устремлений в отношении Китая в правящей элите Великобритании является признание самого лорда Макартни. Пытаясь проанализировать причины провала своей дипломатической миссии, он, в частности, писал в дневнике: «Проект, направленный на захват китайской территории, который, как я слышал, принадлежит покойному лорду Клайву, слишком безумен, чтобы говорить о нем всерьез, особенно если можно мирно получить то, для чего предлагают действовать иначе. Благодаря моему посольству китайцы узнали нас, и это заставит их думать о нас правильно и поступать в соответствии с этим в будущем» <204>.
С начала ХVIII в. Ост-Индская компания обладала монополией на торговлю с Китаем. Уже тогда сложился порядок, в соответствии с которым европейцы могли торговать только с узкой группой китайских купцов, составивших привилегированную корпорацию Ко-Хонг. В 1755 г. этот порядок был утвержден окончательно, а с 1757 г. появление европейских кораблей в каких-либо портах, кроме Кантона, было полностью запрещено. Этот порядок вошел в историю как «кантонская система» и был подтвержден указом императора Цяньлуна в 1760 г. <205>. Рост торговых операций и препятствия, нараставшие в англо-китайской торговле, заставляли Ост-Индскую компанию просить правительство направить посольство к императору-богдыхану для отмены этих ограничений. Дополнительным основанием для организации посольства была необходимость урегулирования вопроса о судьбе британских подданных, попадавших под юрисдикцию китайских властей, которых держали как заложников.
Принципиальное решение о посольстве было принято в Англии в 1787 г. Послом назначили полковника Ч. Каткарта, имевший опыт службы в Бенгалии. В своей записке он выразил мнение, что посольство будет иметь шанс на успех только в том случае, если оно будет отправлено не от имени компании (как это не раз делалось в Индии), а от имени короны. При обсуждении задач посольства Каткарт встречался с Питтом, неоднократно с Дандасом, с директорами компании. Дебатировался, в частности, вопрос, куда должен прибыть посольский корабль. Представитель компании в Кантоне Т. Фитцхью настоятельно рекомендовал избрать Кантон, единственный открытый для европейцев порт. Он предупреждал: «Правительство Китая гордо и высокомерно. Оно с презрением смотрит на иностранцев. Его невежество в отношении наших возможностей дает ему уверенность в собственных силах, и она укрепляется за счет побед, одержанных над соседними татарскими ордами, и я думаю, что на посольство они смотрят только как на признание собственного превосходства» <206>. Осторожный Фитцхью рекомендовал приурочить посольство к 75-летию императора Цяньлуна, то есть отложить его до 1794 г. Посольство Каткарта не состоялось: на пути в Китай он скончался.
В 1792 г. новая миссия была поручена опытному дипломату лорду Макартни (служившему и в России). Он полагал, надо решать как коммерческие, так и политические задачи. К числу коммерческих задач относилась отмена ограничений в области торговли, открытие новых портов для британских купцов, уничтожение или уменьшение таможенных сборов, создание одной-двух новых факторий в Китае, заключение торгового договора с целью распространения британской торговли по всему Китаю. В плане политическом речь шла о сборе разнообразной информации о Китае, о характере отношений Китая с другими странами, в частности, с Россией. Посол должен был заверить правителей Китая в отсутствии у Великобритании устремлений к территориальной экспансии. Инструкции от Ост-Индской компании также предусматривали изучение состояния русско-китайских торговых отношений. В целом они были составлены в умеренном духе: руководители компании явно опасались, как бы посольство еще более не испортило ее положения в этой стране. Красной нитью через эти инструкции проходила мысль: «Пытаясь добиться улучшения положения дел, совершенно необходимо проявить величайшую осмотрительность» <207>. Посольство должно было поставить вопрос об открытии постоянной миссии Великобритании в Пекине.
В сентябре 1792 г. посольство Макартни отплыло из Англии, а через год он встречался с высшими чиновниками Поднебесной, в том числе с главным фаворитом Цяньлуна Хэ Шэнем. Макартни развивал мысль о миролюбии Англии, доказывал взаимную выгоду, которую могут получить обе страны от торговли. Английская миссия была принята вежливо, англичанам показали достопримечательности столицы, посол получил аудиенцию у императора, однако, ссылаясь на традиции, в разрешении иметь постоянное посольство в Пекине отказали. 5 октября, когда Макартни еще надеялся на благоприятный результат своей миссии, во все провинции страны был отослан секретный императорский указ, предостерегавший против англичан. 7 октября Макартни был вручен ответ, смысл которого состоял в том, что английский посол был настолько дерзок, что посмел вручить богдыхану просьбы, идущие вразрез с обычаями страны. Макартни, подходивший к своей миссии с европейскими мерками, недоумевал. 13 октября он писал в дневнике: «Как можно понять противоречия, которые проявились в действиях китайского правительства по отношению к нам? Они приняли нас с величайшим отличием