арство.
Что касается основных свобод, то Восточная Европа всегда считалась регионом, где эти права нарушались. Особую роль играли права человека в последний период государственного социализма. С одной стороны, чем сильнее становилась зависимость систем государственного социализма от Запада, тем легче было Западу оказывать давление на эти социалистические государства, апеллируя к правам человека. С другой стороны, оппозиционные (диссидентские) группы могли использовать – и, конечно же, использовали – правозащитную риторику, разоблачая те или иные действия правительств. Подобного рода правозащитная деятельность с большей легкостью могла осуществляться в тех странах, которые ратифицировали некоторые международные документы по правам человека (например, пакты ООН) и стали таким образом пленниками собственного лицемерия.
После краха системы государственного социализма правительства бывших социалистических стран официально заявили о своем намерении восстановить и соблюдать в дальнейшем признанные во всем мире права человека. Более того, в странах Восточной Европы соблюдение прав человека было признано условием, необходимым для «возвращения в Европу». В 1989 – 90 гг. «возвращение в Европу» стало общепризнанным лозунгом. Лозунг этот был использован и Западом, который с самого начала настаивал на том, что эти страны должны обязательно соблюдать основополагающие права человека. Именно соблюдение этих прав выступало в роли предпосылки признания бывших социалистических стран странами Запада, то есть предпосылки моральной и экономической поддержки и вступления в Европейское сообщество. В свою очередь, и новые правительства бывших социалистических стран были заинтересованы в принятии их в Совет Европы – членство в этой международной организации придавало им дополнительную легитимность.
Вскоре после краха социалистической системы в некоторых из стран Восточной Европы бывшие диссиденты оказались у кормила государственной власти. Эти люди воспринимали соблюдение прав человека как нечто само собой разумеющееся, поскольку они разделяли приверженность идеалам правового государства и считали необходимым восстановление гражданского достоинства, попрание которого они обличали. Однако общая картина покажется куда более противоречивой, если рассмотреть положение, сложившееся в государствах, образовавшихся после распада СССР. Здесь никому из видных борцов за права человека так и не удалось занять высокие официальные посты, а само соблюдение этих прав по-прежнему остается весьма проблематичным.
Неудивительно, что сразу же после краха тоталитарных режимов в области права были предприняты важные шаги, целью которых была защита прав человека. К ним относились:
• отмена законов и конституционных положений, являвшихся основанием для грубых нарушений прав человека (самым ярким примером подобных нарушений является статья албанской конституции, предусматривавшая уголовное преследование по религиозным мотивам);
• реабилитация жертв нарушений прав человека;
• защита прав человека, включение их в конституции.
Параллельно с изменениями в конституциях – частично в связи с тем, что эти изменения требовали пересмотра других областей законодательства, – были проведены реформы в области уголовного права и уголовной процедуры, а также в административной процедуре (в частности, была предоставлена возможность обжалования административных решений в судебном порядке). В ряде восточноевропейских конституций появились положения, сходные по своим формулировкам с положениями Европейской конвенции о правах человека. Конституция Словакии и Чешская Хартия прав человека следуют «необходимым в демократическом обществе критериям» при ограничении некоторых основных прав человека (в частности, права на свободу слова). В румынской Конституции при ограничениях основных прав человека используется критерий соразмерности, тогда как Конституция Болгарии ограничивается перечислением оснований для подобных ограничений (таким основанием являются, например, соображения государственной безопасности). Российская Конституция (ч. 2 и 3 ст. 55) включает конфликтные нормы: утверждается, что «не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина», вслед за чем говорится, что права эти могут быть ограничены, наряду с прочим, в целях защиты нравственности, здоровья, а также по соображениям обороны и государственной безопасности. Вопрос о соразмерности такого ограничения Конституция оставляет открытым.
Во многих восточноевропейских странах после первых лет всеобщего энтузиазма все чаще стали раздаваться голоса в пользу более «реалистического» подхода; аргументы в пользу прагматических «ограничений» тех или иных прав во имя повышения эффективности деятельности государства стали звучать громче, а призывы защищать права человека заметно снизили свой пафос.
На раннем этапе переходного периода были созданы специальные институты для защиты прав человека. Уполномоченные по правам и конституционные суды стали появляться как грибы после дождя. Ратификация международных документов по правам человека (в частности, Европейской конвенции) внесла значительный вклад в защиту прав человека.
Однако, как отмечает Шайо, эта картина славного триумфа демократических идеалов может показаться менее яркой, если рассмотреть законодательство, правоприменительную практику, отношение к правам человека и правовое сознание официальных властей и общественности230. Как это и ожидалось еще на этапе принятия конституционных положений, безусловное признание и подтверждение прав человека постепенно претерпевали определенные изменения, становясь не такими уж безусловными. По мере того как новые режимы обрели уверенность в своих силах, новая элита почувствовала, что ей удалось ликвидировать прежний дефицит легитимности. Одновременно новые правительства и новая политическая элита начали осознавать все издержки и сложности, вытекающие из полного и безоговорочного соблюдения прав человека. Если бы новые лидеры бывших социалистических стран решили всерьез соблюдать права человека, им пришлось бы полностью изменить систему исправительных учреждений, выделить значительные бюджетные средства на содержание судей, деятельность правоохранительных органов существенно «затруднилась» бы, так как им пришлось бы отказаться от многих удобных методов. Защита прав была сочтена слишком дорогим удовольствием.
Критика предыдущего режима, основанная на защите прав человека, была ограничена и стала уделом меньшинства. Вера в права человека постоянно подрывается сообщениями о безнаказанных нарушениях этих прав во всем мире. В процессе осуществления своих руководящих функций и в борьбе за те или иные привилегии новая политическая элита все острее осознает, сколь тяжким бременем ложатся на нее ограничения, вытекающие из обязательств по соблюдению основных прав. Процесс создания правовой системы, основанной на правах, замедлился, и одной из причин этого замедления было прекращение давления на государственные органы – давления, апеллировавшего к правам человека.
Характерно, что в России так и не был принят подготовленный в соответствии с распоряжением президента РФ «О мероприятиях, связанных с проведением Года прав человека в Российской Федерации» от 4 апреля 1998 г. № 111-рп Комиссией по правам человека при президенте России с участием заинтересованных органов государственной власти и научно-исследовательских организаций проект Федеральной концепции обеспечения и защиты прав и свобод человека, – концепции, которая могла бы стать первым в отечественной истории развернутым документом, формулирующим основные направления российской внутренней и внешней политики в сфере прав человека и содержащим предложения по совершенствованию механизмов и процедур их защиты.
Незавершенность революции в области прав человека в странах Восточной Европы является следствием целого комплекса независимых факторов. Андраш Шайо называет следующие важные факторы, препятствовавшие этой революции: отсутствие в обществе политической культуры, предполагающей позитивное отношение к правам, отсутствие хороших манер у новой элиты, а также агрессивность властей предержащих. По мнению названного исследователя, эти психологические факторы обусловлены исторически сложившимися особенностями постсоциалистических государств231.
Первая особенность – агрессивность националистического характера, охватившая те нации, сама идентичность которых долгое время была под угрозой, или же те из них, которые чувствуют определенную угрозу со стороны национальных меньшинств. В постсоциалистическую эпоху само существование некоторых новых государств зиждется на лишении гражданских прав многих постоянных жителей этих государств, обладавших подобными правами на протяжении многих лет при предыдущем режиме. Наиболее ярким и хорошо известным примером является Латвия, отказывающая в гражданстве русскоязычному меньшинству.
В целом ряде стран имеет место явный антисемитизм, весьма распространены антицыганские настроения, зачастую приводящие к явной дискриминации и насилию и не встречающие противодействия со стороны органов государственной власти, а то и даже одобряемые ими. Даже в тех случаях, когда предпринимаются какие-либо действия против расовой, национальной вражды, сами эти действия часто представляются весьма спорными с точки зрения соблюдения прав человека. Например, запрещение публичных выступлений, способствующих разжиганию ненависти, часто ставит под угрозу свободу слова как таковую.
Эти замечания подтверждаются исследованием, проведенным в июле и августе 1998 г. Российским общественным движением «Антифашистское молодежное действие». Общий вывод, сделанный его авторами в результате поездок по регионам России, – национализм на региональном уровне становится не просто политическим явлением, а частью политической системы, в той или иной степени инкорпорированной во власть