М.А. Алданов — B.A. Маклакову, 9 января 1957
9 января 1957
Дорогой Василий Алексеевич.
Вы, верно, удивлены, что я еще не ответил на Ваше последнее письмо. Объясню Вам причины откровенно. Я почти ничего не разобрал в Вашем письме, кроме нескольких слов, которые относились к Марье Алексеевне и меня встревожили: насколько я понял, в ее болезни произошло ухудшение, — были слова о сердце и, кажется, о костях? Я тотчас запросил одного приятеля, который мог бы знать, но пока от него ответа не получил, от чего наше беспокойство еще усилилось. Почта на праздники работает очень медленно. Но вот приехали в Канн Титовы, вчера они у нас завтракали и успокоили нас. Александр Андреевич видел Вас всего пять дней тому назад, Вы ему все о М.А. изложили, и оснований для тревоги никакой. Очень мы обрадовались.
Политических новостей A.A. не привез. Керенского он не видел, а только говорил с ним по телефону. О Стокгольмском съезде, устраиваемом, по-видимому, солидаристами, он знает только то, что было сообщено в газетах. Я из «Нового Русского Слова» узнал, что Екатерина Дмитриевна и Вейнбаум получили приглашение, от которого Е.Д. отказалась. Как Вейнбаум, не знаю, — вероятно, тоже отказался. Верно Вы, как и Титов, как и я, приглашения не получали? Не совсем понимаю, чем этот съезд будет отличаться от всех предшествовавших, Мюнхенских, нюрнбергских и других? А если ничем, то с какой целью делается еще одна попытка? Может быть, Вы знаете — от Александра Федоровича или от других? Кстати, если Вы еще увидите А. Ф-ча, пожалуйста, скажите ему, что я на его милое поздравительное письмо ответил ему в Нью-Йорк, — не знал, что он скоро будет в Европе.
Мы знаем, что в ближайшие дни Ваши именины. Сердечно Вас поздравляем и шлем самые лучшие пожелания. Как жаль, что не будем на Вашем приеме, — верно, прием будет? Приедет ли Марья Алексеевна или это слишком ее утомило бы? С Новым Годом я Вас уже поздравлял, теперь поздравляем с русским.
Ваш М. Алданов
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-28.
В.А. Маклаков — M.A. Алданову, 10 января 1957
[10 января 1957[2033]]
Дорогой Марк Александрович!
Утром получил Ваше письмо от 9 Янв[аря], а в 1 ч. А.Ф.К. спрашивал о Вас по телефону, когда приедете и т. д. Осведомил о том, что знал из Вашего письма. В Стокгольм он приглашение получил, но не поедет. Я, конечно, не получил, т. к. никогда в смысл таких объединений не верил.
О сестре Вы знаете от Титова; люди, которые у нее были сегодня, говорят, что она жалуется на боль в спине. Зёрнов вчера говорил, что ей лучше, а после этого опять заболела спина. Это как «погода» и «политика».
Будет ли прием 14, я не знаю. Прежде бывало столпотворение от гостей и подарков. Сейчас все знают о болезни сестры и о том, что мы нигде, ни на каких праздниках не бываем. Сестры, конечно, самой не будет. Но она не согласилась отменить прием, и те, кто придет, будут принимаемы; а вместо хозяйки будет коллектив из ее близких людей на ее выбор. Я, конечно, буду дома; но члены Офиса не будут; во-первых, мы не хотим изображать праздник и ведем дела. Но мы не закрываем дверей для желающих и помнящих, но никого не приглашаем и не оповещаем. А во-вторых, работа Офиса так увеличилась теперь, что мы не можем без ущерба для дела жертвовать рабочим днем. Офис может приходить после рабочего дня, вечером. Вот некоторые подробности картины, кот. будет 14.
Жалко, что Вас не будет в Париже; это дало бы возможность не скучать в этот день.
Вас. Маклаков
Автограф.
BAR. 5-22.
В.А. Маклаков — М.А. Алданову, 22 января 1957
22 Янв[аря 1957[2034]]
Дорогой Марк Александрович!
Давно от Вас не было письма; Вы объяснили это тем, что в моем письме почти ничего не разобрали и даже напрасно встревожились за сестру, пока Вас не успокоил Титов. Да, мой почерк лишает меня общения на письмах, а моя глухота (особенно разговоры [по] телефону) -возможности обменяться словами. Так постепенно слабеют связи между людьми. Я поэтому не ждал многих гостей к именинам. Особенно при отсутствии хозяйки, и не хотел покупать угощения, чтоб не напоминать себе об «абсентеизме» старых друзей. Но, видно, «традиция» сильнее разума; даже без сестры все было почти так же, как всегда; и угощения к нам нанесли, мы [за] целую неделю еще не съели.
Но сестра меня все-таки беспокоит: очень болит спина; сегодня должны были делать радиоактивное исследование, чтоб определить причину усилившихся болей; результат будет известен только через несколько дней. А.Ф. Кер. написал очень милое и тронувшее ее поздравительное письмо; она его мне переслала, я ему позвонил и попал за час до его отъезда; мог только поговорить по телефону, а тут я почти ничего не понял.
Вчера получил приглашение в Стокгольм и не больше Вас понимаю, чего от него ожидать, и если верить устроителям, то интерес к нему очень велик.
На моих именинах сестра, конечно, быть не могла. Я вообще за то, чтоб она себя не утомляла. Также глядит ее доктор и она сама. Неужели Вы и этого письма не разберете?
Вас. Маклаков
Автограф.
BAR. 5-21.
М.А. Алданов — В.А. Маклакову, 23 января 1957
23 января[2035] 1957
Дорогой Василий Алексеевич.
Вы правильно угадали причину того, что я не писал Вам со дня Ваших именин: действительно, я ничего не разобрал в предпоследнем Вашем письме и почти ничего, кроме 3-4 строк, в только что полученном. Просто не знаю, что делать: как отвечать, когда не знаешь, на что? Приписываю это, впрочем, не ухудшению Вашего почерка, а скорее ухудшению моего зрения. Хотя все письма других лиц разбираю свободно, даже если у них дурной почерк. Ох, много будет трудиться Ваш биограф, «читая» Ваши письма в архивах. Вы оказываете ему плохую услугу, — я помню, как интересны и ценны были Ваши письма, переписанные на машинке.
Как бы то ни было, знаю, что в болезни Марьи Алексеевны ничего опасного нет. Кстати, на днях я прочел, что этой самой болезнью болен знаменитый немецкий кинематографический артист Эрих фон Штрогейм[2036]. Ему тоже за семьдесят лет. Он лежит в каком-то доме отдыха под Парижем уже несколько месяцев, поправляется и скоро выпишется[2037].
Разобрал в Вашем сегодняшнем письме, что Вы вчера получили приглашение в Стокгольм. Но вчера же пришло к нам из Нью-Йорка письмо от Л.О. Дан: она сообщает, что этот съезд «по-видимому, не состоялся, оказалось мало желающих ехать». Вероятно, Ваши сведения вернее. Я не разобрал, что Вы ответили. О Керенском ни слова не разобрал. Уехал ли он уже?
У меня нового ничего, кроме того, что нервы в плохом состоянии. Заходил ко мне здесь Ваш товарищ по Государственной Думе Г.Г. фон Лерхе[2038]. Он бежал во Францию из Марокко, где прожил долгие годы. Теперь бежал, бросив свое имение: там теперь европейцу жить невозможно. Рассказывал много интересного. Он очень бодр и, кажется, жизнерадостен, хотя у него грудная жаба (он на год старше Вас).
Шлем Вам и Марье Алексеевне самый сердечный привет и лучшие наши пожелания.
Ваш М. Алданов
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-28.
В.А. Маклаков - M.A. Алданову, 24 января 1957
24/I [1957[2039]]
Дорогой Марк Александрович!
Спасибо за письмо. И прошу Вас войти в мое положение. Благодаря, с одной стороны, глухоте (особенно для телефона), а с другой стороны, почерку я постепенно лишаюсь возможности общения с людьми и превращаюсь в глухонемого урода. И это в настоящее бурное время. В довершение всего последние дни я простудился, довольно серьезно; не мог спать, было трудно дышать, мучительно больно кашлять и чихать, и как-то инстинктивно шел к заключению, что это приходит конец. И самое любопытное, что это не только меня не пугало, а скорее успокоило. Значит, все исчерпано, и иного в жизни не остается. Вот Вам моя исповедь. Это далеко не «покой небытия», как писал Майков[2040], но это и не «бытие», не «жизнь», не стремление действовать.
Моя сестра тоже себя переживает. Ее лечат [слово нрзб], а после них производят анализы, чтоб видеть, как injection[2041] подействовал, и эти исследования очень мучительны.
С Керенским беседовал два раза, а потом он звонил мне в день своего отъезда в Лондон за 2 часа до отъезда. И я не понял ничего из того, что он мне говорил. Одно утешение и развлечение моей жизни, это воспоминания и, как уверяют, их успех. Но это - пассивная роль. И тут я Вам искренне завидую. Вы не обречены на то, на что я сейчас обречен: любоваться тем, что другие делали и еще делают.
На стокгольмское приглашение я сразу ответил, без объяснения причин, что не могу. А «Русская Мысль» в лице Водова просит статью о Февральской революции. Об этом по разным поводам я не раз говорил, и новое сказать уже не могу. И потому не буду писать.
А в архивах моих, кот. я понемногу уничтожаю, попадаются много статей, кот. читаю не без удовольствия: но это все - история.
Вас. Маклаков Увижу ли я Вас еще на этой планете?
Автограф. BAR. 5-16.
М.А. Алданов — B.A. Маклакову, 26 января 1957
26 января 1957
Дорогой Василий Алексеевич.
Меня очень расстроило Ваше письмо, — то, что я разобрал в нем (несколько больше обычного). Александр Андреевич в гораздо более радужном свете, чем Вы, представил нам в Ницце состояние Вашего здоровья. А еще с неделю тому назад нам писала В.Н. Бунина. Она была у Вас в день Ваших именин, сообщила, что Вы были бодры, милы, любезны (подарили ей Вашу книгу). Все же надеюсь и даже уверен, что они тут правы. Кто же из врачей бывает у Вас? Все-таки ведь надо же спросить сейчас же врача, хотя бы только из-за нынешней простуды! Ради Бога, сделайте это не откладывая, — если еще не сделали (при всем желании и старании, я не нашел в Вашем письме и строки, которая указывала бы на лечение).
«Завидовать» и мне, и моей жене не приходится в связи со здоровьем. Если б оно было лучше, я давно приехал бы в Париж. Надеюсь быть скоро, и, разумеется, первый визит будет к Вам.
Я и догадывался, что Вы отклоните приглашение в Стокгольм. Состоится ли съезд, не знаю. Александр Федорович, верно, уже улетел в Нью-Йорк. Так и не пришлось повидать его в этот его приезд в Европу. А мы в Соединенные Штаты просрочили обратную визу по десяти нерадостным причинам, а больше всего потому, что и в мои семьдесят лет там уже нечего делать. Да и негде. И у Вас, и, быть может, у меня есть хоть некоторое утешение: поработали немало.
Не усмотрите противоречия: я хочу написать (на французском языке) брошюру страниц в пятьдесят о нынешнем кризисе и о печальных или комических итогах «работы» Объединенных Наций. Однако и напечатать никто из издателей не возьмется, а я не могу тратить на это свои деньги. Но хотелось бы сказать все, что думаю.
Самые лучшие пожелания, самый сердечный привет и до свидания в Париже.
Ваш любящий Вас М. Алданов
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-28.
М.А. Алданов — B.A. Маклакову, 5 февраля 1957
5 февраля 1957
Дорогой Василий Алексеевич.
Ваше последнее письмо, как и некоторые другие сообщения, очень меня успокоили относительно состояния Вашего здоровья. Знаю и по своему опыту, что это самоощущение меняется очень часто. А все-таки Вы не ответили, позвали ли врача, — или, по крайней мере, я ответа не нашел. Ведь, как всегда, очень многого не разобрал.
Пишут мне, что в американском «Лайф» их парижский корреспондент печатает следующее сообщение: французы и англичане ушли из Суэца[2042] не из-за давления Америки и Объединенных Наций, и не из-за советских военных угроз, а потому, что Неру[2043] предъявил Идену ультиматум: если Англия не уведет своих войск, то Индия выйдет из Бритиш Коммонуэлс![2044] Это сказал корреспонденту сам Молле[2045].
Как же Вы относитесь к мысли, что Объединенные Нации стали просто трагикомедией? Так как я при всем желании не разберу, вероятно, и недлинного Вашего ответа, то напишите мне просто: согласны ли Вы с этим или не согласны? Вы знаете, как мне важно Ваше мнение. И еще, пожалуйста, подтвердите мне двумя словами то, что Вы мне говорили в Париже: что Савва Морозов там (в Париже) Вас навестил зимой или осенью 1905 года, за несколько недель до своего самоубийства на Ривьере. Вы говорили, что в Париж уезжали из России обычно на Рождество и Новый год.
Керенский пробыл несколько дней в Нью-Йорке и уже уехал в Калифорнию. Мне сообщают, что он остался очень доволен поездкой. Был и у Кусковой.
Шлю Вам и Марье Алексеевне самый сердечный привет, лучшие наши пожелания.
Ваш М. Алданов
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-28.
Т.М. Алданова и М.А. Алданов.
Надпись на обороте рукою М.А. Алданова: "Нашему дорогому другу Екатерини Дмитриевне Кусковой - с горячей уверенностью в том, что таких людей, как она, долго больше не будет. М. Алданов, Т. Алданова".
Фото предоставлено Бахметевским архивом Колумбийского университета
В.А. Маклаков — М.А. Алданову, 7 февраля 1957
7 Фев[раля 1957[2046]]
Дорогой Марк Александрович!
Вы придумали такую форму переписки, которая как будто исключила дефекты моего почерка. И, однако, посмотрите, что получается.
Первый вопрос был о враче. Сегодня Зёрнов мне назначил прием в 2 часа; я его предупредил, что в 4 часа жду к себе, по его просьбе, очень милого француза, кот. просил меня его принять, а за то он обещал меня не задерживать и назначил ранний час 2. Я пришел к 2, ждала его в приемной только одна дама; и она вошла к нему в кабинет через 5 минут. Оставался я один. Но она просидела до 3 час. и ½ и еще не вышла. Я не хотел рисковать уйти от Зёрнова во время приема меня и ушел, не дождавшись. Напишу ему извинительное письмо, что не мог дождаться. Вообще предпочитаю уходить не торопясь. Так и не знаю, что бы он во мне нашел. Но та острая болезнь, кот. у меня была, уже почти прошла, и, в сущности, придти к Зёрнову надо было раньше, а не теперь. Но, как видите, Вы сейчас не больше, чем раньше, узнали о моей болезни. Но зато я сегодня узнал, что сестре дали другую комнату, и она опять одна.
Очень интересно и важно Ваше сообщение о роли Индии в устранении Англичан и Французов из Суэца. Скажу только, что этот эпизод не оправдывает Вашего [слово нрзб] о том, что ONU[2047] — стала трагикомедией. В такой оценке Вы, конечно, правы, хотя и в этом повинен не столько ONU, сколько те, кот. ее все-таки поддерживают и защищают. Так вот я могу ответить одним словом. Согласен, что если правда то, что пишет Libe, то ведь ONU здесь ни при чем; это уже трагедия Commonwealth'a, a не ONU. И то, что Nerae[2048] [так!] мог ставить такой ultimatum, рассчитывая на то, что его страна его поддержит, и может этим запугать Англию; нездоровье уже в них, а не ONU, хотя ONU не лучше. Вообще вся структура ONU есть карикатура на демократию, на выявление [слово нрзб] Комитета. Она как будто построена в интересах Советского Блока и тех, кто не хочет согласия Европы. Сейчас все это досталось англичанам, и не думаю, чтоб при теперешних нравах это можно было исправить.
О Морозове и его встрече со мной. Вы передали не совсем точно, что было. Я, как всегда, зимой ехал на Ривьеру (Beaulieu[2049]) через Париж. Узнал, что Морозов там, и, не зная ничего о его состоянии — кроме того, что он был очень поражен и потрясен отношением своих рабочих к нему (он ждал другого), зашел повидать его. Видел только его жену Зинаиду Григорьевну. Про него она сказала, что он не совсем здоров; и он вышел к нам. Тут я был поражен его видом: совершенно разбит, если не мертвый человек. Потом я узнал, что он боялся преследования за денежную помощь стачечникам, через Горького, и кроме того, ответственности перед товариществом, т. к. деньги он тратил для этих же целей. Не знаю, насколько все это было верно, но его самоубийство тогда объясняли именно этими угрозами ему.
Я написал Кусковой несколько слов по поводу № 47 «Нового Журнала»[2050] и получил очень милый ответ на этот отклик, в чем, по ее словам, она очень нуждалась.
Но что это вышло за сокращенное письмо!!
Вас. Маклаков
Автограф.
BAR. 5-18.
Е.Д. Кускова
Фото предоставлено Бахметевским архивом Колумбийского университета
В.А. Маклаков — M.A. Алданову, нe ранее 7 и не позднее 12 февраля 1957
[He ранее 7 и не позднее 12 февраля 1957[2051]]
Дорогой Марк Александрович!
Вы для упрощения предложили мне кратко ответить — на несколько вопросов; вместо этого я написал Вам длинное письмо, кот. Вы не разберете. Но сейчас получил от «Époque» статью Суварина, кот. отвечает подробно на Ваш вопрос об ONU. Он очень обстоятелен и правдив. Посылаю ее Вам, но с просьбой ее по миновании надобности мне вернуть. Как Вы увидите, Суварин согласен с Вашим определением, что ONU трагикомедия. Он как будто винит за это Рузвельта[2052]. Я Рузвельта никогда не видал. Знал только Вильсона[2053]. Но помню момент введения ONU, с отношением к этому французов, вполне приличных. Моя убежденность, что они делали это не нарочно, чтоб напакостить учреждению, а по глупости, думая, что защищают права меньшинств и «принципы». Не сомневаюсь, что тогда они были искренни и что все, что произошло, плод — дьявольских искусов одних и наивности других. Это продолжается и теперь, и впредь еще долго будет продолжаться.
Вас. Маклаков
Автограф.
BAR. 5-18.
В.А. Маклаков — М.А. Алданову, 13 февраля 1957
13 Фев[раля 1957[2054]]
Дорогой Марк Александрович!
Несколько времени тому назад Вы спрашивали моего мнения об ONU, кот. Вы считали «трагикомедией». Я Вам более или менее подробно ответил на это, не сообразив, что Вы почерк не разберете. А через два дня после этого получил от "Époque" (Б. Суварин) длинное письмо, на машине же ответил предметно и очень обстоятельно. Я его решил Вам отослать, т. к. эти статьи Бор. Суварина часто интересны.
С тех пор прошло много времени, и никакого ответа я не ждал; но тут как раз началась почтовая забастовка, и получение писем резко упало. Мне хотелось бы знать, получили ли Вы это письмо? Боюсь, что Вы может быть и этого письма не разберете, но если поймете, в чем дело, попрошу Вас ответить мне да (т. е. получили мое письмо) или нет! Послезавтра будет завтрак в честь Абрама Самойловича; жалко, что Вас не будет.
Вас. Маклаков Автограф.
BAR. 5-15.
М.А. Алданов — В.А. Маклакову, 15 февраля 1957
15 февраля 1957
Дорогой Василий Алексеевич.
Я виноват перед Вами и очень прошу меня извинить, что не «ответил». Ваши письма получил, искренно благодарю.' Все же я виноват без вины. Как я могу «ответить», когда не разобрал того Вашего (более длинного) письма! Я ждал яркого солнечного дня, чтобы отчаянным усилием попытаться разобрать хоть что-нибудь. Сегодня как раз такой день, и мне удалось хоть отчасти разобрать то, что Вы пишете о ОН. Это для меня важно. Но вот того, что Вы пишете о Вашем последнем свидании с Морозовым, я не разобрал и сегодня, о чем крайне сожалею. Позволите ли Вы мне просто поставить Вам об этом вопросы, на которые Вам достаточно ответить только «да» или «нет»:
1) Вы из России обычно уезжали во Францию на Рождество и Новый год (да еще летом в Виши) (по-моему, Вы именно так мне говорили). Верно ли это?
2) В этот же сезон (зимой) поехали в Париж также в 1905-ом году (год декабрьского восстания). Верно ли это?
3) Морозов Вас посетил в Париже в 1905 году незадолго до того, как уехал на Ривьеру, где и покончил с собой? Верно ли это?
4) В другое время года Вы в 1905-ом во Францию не уезжали? Верно ли и это?
Простите, что славлю вопросы так лапидарно, но все остальное, гораздо более интересное, Вы мне об этом уже рассказывали. Я все тогда записал. Если Вы можете ответить, то просто в письме поставьте номер моего вопроса (у меня ведь есть копия этого письма) и ответ: «да» или «нет». Заранее сердечно благодарю.
Искренно Вам признателен и за присылку интересной статьи Суварина. Кажется, сегодня Вы сообщаете, что прислали мне также его письмо к Вам? Статью я получил, но письма не получал.
Если завтрак в честь Абрама Самойловича еще не состоялся, пожалуйста, передайте ему и друзьям наш самый сердечный привет. Был ли и повод для завтрака? Хотя в поводах никакой надобности нет. Да, жаль, очень жаль, что я не могу участвовать.
Вчера я встретился здесь со Столкиндом (Абрамом Яковлевичем). Он вскользь сказал мне, что, как всегда, послал Вам новогоднее поздравление — и ответа не получил. Если б Вы хотели написать ему карточку, то его адрес: [пропуск в тексте].
Новостей никаких нет. Получил письмо от Екатерины Дмитриевны. Пишет, что необычайно устала. Превосходны, по-моему, ее воспоминания в «Новом Журнале».
О Марье Алексеевне давно сведений не получали. Надеемся, она чувствует себя неплохо?
Шлю Вам самый сердечный привет, самые лучшие пожелания.
Машинопись. Копия.
BAR. 6. F. Carbons of letters to V.A. Maklakov from M.A. Aldanov, 1955-1957.
М.А. Алданов. Один из последних снимков.
Фото предоставлено Бахметевским архивом Колумбийского университета
B.A. Маклаков — M.A. Алданову, 16 февраля 1957
16/II [1957[2055]]
Дорогой Марк Александрович!
Вы меня очень ободрили тем, что мое письмо, хоть не полностью, разобрали. А то жизнь меня обрекала на «одиночество». Моих писем никто не читает, а по телефону я не понимаю, что мне говорят. А главное, что у меня нет помощницы, секретарши, переписчицы, и я серьезно думаю о том, чтоб сложить с себя все обязанности по Офису, и напоследок жизни — отказаться от работы, и только смотреть, как другие работают.
С ONU и Сувариным дело как будто уладилось. Я заподозрил, что моего письма Вы не получили, и приписал это доставке. В этом я, очевидно, ошибся; но мое ответное письмо Столкинду пропало; я поневоле ограничиваю переписку, иногда посылаю карточки, но отмечаю на письме, когда дал ответ. Так было со Столкиндом. Но ответ не дошел. Он ничего не потерял, но эти недоразумения мне все-таки портят кровь.
Отвечаю о Морозове. Начиная с 90-х годов я ездил за границу три раза в году: Рождество, Пасха и лето; всегда всюду ехал через Париж. Так, очевидно, было и в 1905 г. На Рождество, т. е. зимой, я всегда ездил на Ривьеру, Beaulieu в гостиницу Metropole (не Бристоль). Морозова мельком видел в Париже, совсем расстроенным. Не он ко мне пришел, а я к нему, узнавши, что он в Париже; мы были с ним очень близки, как соседи: он купил имение, принадлежавшее И.А. Яковлеву, отцу Герцена, в 3 верстах от меня. Но в Париже я говорил не с ним, а с его женой Зинаидой Григорьевной, кот. после его смерти вышла замуж за Мос[ковского] градоначальника Рейнбота[2056]. Не помню, ездил ли я еще раз на Ривьеру в 1905 г. Ведь это не было обязательно. Но отношения Морозова с Горьким, а через него и с революцией — кругом были большой сенсацией, даже если [б] не закончились так трагически.
Завтрак у Альперина был сегодня. Но он вышел очень бледным; были Титов, Рубинштейн, Тер-Погосян и я. Новостей от завтрака никаких не было; просто давно люди не виделись по разным причинам.
Сестра все еще в больнице; вопрос о комнате благополучно устроился; она опять одна. И ухудшение ее здоровья, т. е. самочувствия, и слабость объясняют декальцификацией позвоночника, а не последней операцией опухоли. Но все это еще не достоверно, и пока нет речи о ее возвращении домой.
Неужели письмо не разберете, хоть я только отвечал на Ваши вопросы.
Вас. Маклаков
Я Столкинду напишу.
Автограф.
BAR. 5-18.