– Где Марта, Пончо?
Пес склонил голову набок, словно, спрашивая: «Чего ты от меня хочешь?»
– Ну, тогда я сам.
Генри решительно поднялся по ступенькам и постучал в дверь.
– Марта?
Потом он взялся за ручку двери и осторожно ее приоткрыл.
– Милая, ты проснулась?
Торшер по-прежнему горел, кровать так и осталась нетронутой, а книга лежала на подушке, открытая на той же странице. Пес вошел в комнату вслед за Генри и принюхался. В ванной Марты тоже не было. Генри распахнул окно и громко позвал жену, но никто не ответил. Это показалось ему необычным, однако повода беспокоиться не было – наверно, она в гараже.
Генри бегом спустился по лестнице, надел сапоги, вышел из дома и открыл ворота гаража. «Сааб» по-прежнему стоял там. Может быть, Марта встала необычно рано, взяла велосипед и поехала на море?
Генри затворил ворота гаража и задумался. «Она знает, что я уже проснулся, и не могла уйти из дома, не предупредив. Нет, так бы она ни за что не поступила». Генри решил поехать к морю и поискать ее там.
Он открыл дверь машины, чтобы Пончо запрыгнул на пассажирское сиденье. Пес очень любил автомобильные прогулки. Но на этот раз Пончо не сдвинулся с места. Он лег и уткнулся носом в землю. Так он вел себя, только когда Генри окатывал его из шланга, чтобы отмыть от грязи, в которой пес извалялся. Генри достал из сумки кусок сушеного мяса и помахал им в воздухе, однако Пончо даже не пошевелился. Генри бросил ему лакомство, сел за руль, завел мотор и тронулся с места. Собака все поняла.
Обрадин как раз поднимал жалюзи витрины, когда к магазину подъехал Генри и опустил боковое стекло.
– Обрадин, ты не видел мою жену? Она здесь не проходила?
Обрадин отрицательно покачал головой.
– Я видел только мою. У меня, между прочим, есть навага. Хочешь наваги?
– Не сейчас.
– Ты поймал куницу?
– Пока нет.
Генри медленно поехал дальше. В зеркале он видел, что Обрадин внимательно смотрит ему вслед. У гавани он свернул на запад и скоро добрался до бухты. С моря дул сильный ветер, треща красными флагами, вывешенными здесь в знак штормового предупреждения. Оставив ключ в гнезде зажигания, Генри вышел из машины и прошел по камням сотню метров, отделявшую его от воды. Велосипед Марты стоял у того же расколотого камня. Заметив на камнях одну из зеленых сандалий Марты, он наклонился и поднял ее. Ветер трепал на камнях высушенные на солнце водоросли. Прибой в этот час был пепельно-серым с белой пеной на гребнях волн.
У самой воды стояла Марта в зеленой куртке.
Сердце Генри бешено забилось, ему стало нестерпимо жарко, колени сделались ватными и подогнулись. Марта стояла спиной к нему, босая, с засученными штанами. Волосы были скрыты капюшоном. Она наклонилась за камешком, когда Генри подбежал к ней.
– Марта!
Женщина испуганно обернулась. Генри оцепенел. Нет, это не она. Девушка была намного моложе, щеки ее раскраснелись от ветра, она удивленно улыбнулась.
– Прошу прощения. Я думал, что вы – моя жена, на вас ее куртка.
Незнакомка сдвинула капюшон с головы, и Генри увидел ее короткие ярко-рыжие волосы. Она была молода, не больше тридцати. Девушка принялась торопливо застегивать куртку.
– Нет, она моя. Оставьте меня в покое.
Генри прикрыл глаза от солнца сандалией Марты и внимательно вгляделся в морскую даль. Девушка проследила за его взглядом.
– Вы кого-то ищете?
– Мою жену. Она такого же роста, как вы, и такого возраста, как я.
Девушка обернулась и тоже посмотрела на море.
– Мне очень жаль, но я никого не видела. – Она виновато улыбнулась, обнажив белые зубы на розовых деснах.
– Вы давно здесь?
– Да, не меньше часа.
Генри протянул руку в сторону стоявшего у камня велосипеда.
– Это ее велосипед. Она должна быть где-то здесь.
Генри побежал прочь. Он бежал вдоль кромки берега, глядя на море. Молодая женщина огляделась и, подойдя к велосипеду, принялась осматривать камень. Краем глаза Генри заметил, что она наклонилась и подняла белье Марты.
Генри пробежал от одного края бухты до другого. Вода хлюпала у него в сапогах. Запыхавшись, он снова подбежал к велосипеду. Девушка сидела на камне, держа на коленях вещи Марты. Она видела, как Генри упал на землю и закрыл лицо руками.
Она продолжала сидеть на камне, когда приехали спасатели с моторными надувными лодками, спустили их на воду и приступили к поискам. Два часа спустя прилетел вертолет береговой охраны и начал описывать круги над бухтой. Рыбаки с собаками прочесывали ее окрестности.
Несмотря на шум в моторном отсеке старого куттера, Обрадин расслышал рев мощных двигателей. Из чада трюма он выбрался на палубу «Дрины» и увидел, как над бухтой кругами летают тяжелые военные вертолеты. Это означало, что ищут утопленника или затонувшее судно. Обрадин снова спустился в трюм, ощупью, сквозь густой дым пробрался к двигателю и заглушил его. Дизель «Дрины» перестал держать обороты. Давление в цилиндрах упало, и утекало масло. Двигателю пришел конец, и Обрадину оставалось только гадать, где взять денег на новый мотор. «Дрина», конечно, была не морским траулером. Сельдь перестала подходить близко к берегу, и Обрадину приходилось с каждым годом ходить за ней все дальше и дальше в открытое море. При этом он не жалел двигатель, и тот наконец отказал.
Когда Обрадин подъехал к берегу и выпрыгнул из машины, то сразу увидел Генри, стоявшего по пояс в воде. Двое мужчин держали его под руки и вели к берегу, к ожидавшей машине «Скорой помощи». Лицо Генри было смертельно бледным, он не мог стоять. У бухты уже собралась половина населения деревни, никто не говорил ни слова, но думали все об одном и том же. Обрадин поймал взгляд Генри. Его глаза были похожи на кварц, расплавленный на песчаном берегу ударом молнии.
Эленор Реенс, коротко остриженная, приземистая женщина-бургомистр в желтой штормовке протянула Обрадину бинокль и подтвердила неизбежное: «Никакого погребения не будет. Она уже очень далеко отсюда».
Обрадин посмотрел на море в бинокль и перекрестился. Кроме этого, делать здесь было уже нечего.
К вечеру ветер усилился. Вдоль берега курсировали два траулера с водолазами, прибыл также катер береговой охраны – тоже с водолазами, хотя надежды уже не осталось. К полуночи поиски были окончены. Один за другим в деревне начали гаснуть огни. Только в кабачке люди засиделись допоздна – они пили и обсуждали страшное происшествие. Ни у кого не возникло и тени сомнения в том, что эту скромную женщину, жену писателя, во время купания унесло течением в открытое море, где она и утонула. Все ее видели, но никто не был с ней знаком. Марта Хайден для местных жителей всегда была только женой писателя. Она редко ходила за покупками и практически никогда не гуляла по окрестностям. Она лишь в любую погоду приезжала на велосипеде к бухте и купалась, всегда в одиночестве. Сочувствие жителей деревни было целиком на стороне одинокого человека, который проведет сегодняшнюю ночь один, без жены – без утешения и надежды на ее возвращение.
VII
Тишина, вызванная отсутствием человека, уникальна. В этой тишине нет ничего знакомого, ничего надежного. Эта тишина давит на нас своим враждебным укором. Бесшумно всплывают тени воспоминаний, и начинается игра образов. Обманчивые иллюзии переплетаются с действительностью, голоса зовут нас, и возвращается, оживая, прошлое.
Генри долго стоял в темноте дома, закрыв за собой дверь, и прислушивался. Дом стал другим. Марты не было – он совершенно жалким образом остался один, запертый в тесном доме наедине с демоном своей совести, который, несомненно, яростно на него набросится. Он убил не ту женщину, одним необдуманным и торопливым поступком, без необходимости и смысла отнял у себя все, разрушил свою жизнь. Наказание уже началось. Воспоминания, снова и снова возобновляясь, будут преследовать его изо дня в день. Став хранителем своей тайны, ты навсегда потеряешь покой и безмятежность, – так начала Марта свой роман «Особая тяжесть вины», – ты не сможешь никому исповедаться и никогда не сможешь ее забыть. Наверняка Марта имела в виду его. Ну конечно, а кого же еще?
Театрализованные поиски на берегу оказались убедительными. Встреча с молодой женщиной стала просто даром небес, ибо что может быть более правдоподобным, чем чистая случайность? Женщина собирает камешки на берегу и вдруг становится свидетельницей трагедии. Потом она вместе с обезумевшим от горя супругом обыскивает окрестности, вызывает спасателей, подбирает осиротевшие вещи Марты, плачет и страдает вместе с Генри, она воспринимает происходящее как непреложную истину. Что может быть более подлинным?
Живущие среди нас лжецы знают, что ложь должна содержать зерно истины, чтобы стать правдоподобной. Часто бывает достаточно одной капли истины, но она так же важна, как оливка в бокале мартини.
Идея о том, что надо идти искать Марту, пришла Генри в голову, когда он собрался звонить в полицию. Уже взяв в руку телефонную трубку, он вдруг подумал, что для того, чтобы во что-то поверить, надо это что-то реально пережить. Придуманная ложь быстро забывается, и о ней надо постоянно помнить. Это тяжело, и со временем каждая ложь становится неразорвавшейся миной, а значит, очень опасной. Генри очень хорошо знал это на собственном опыте. Забытая ложь долго лежит под поверхностью и ржавеет, ибо ее перестают замечать. Солгавший теряет бдительность, забывает о вранье. Но другие все помнят. Если лжец забывает, где лежит ложь, он должен тщательно обходить весь опасный район. Биография Генри изобиловала такими невзорвавшимися снарядами, и он никогда не касался своего прошлого, ибо это означало ступить на минное поле. Подлинное же переживание надолго сохраняется в памяти. Доверившись этому убеждению, Генри отправился на поиски своей мертвой жены, чтобы прочувствовать тревогу и волнение, какие чувствовал бы на его месте любой порядочный супруг. Вышло так, что он и в самом деле физически плохо себя почувствовал, когда едва не упал в обморок на берегу. Он испытывал настоящее отчаяние, он горько и искренне плакал, и все это видела та женщина. Лучшего нельзя было и предположить.