на встречу. Редактор дважды звонила ему с дороги. Один раз для того, чтобы уточнить маршрут, а второй раз – чтобы предупредить об опоздании. С тех пор в течение нескольких часов он не мог ей дозвониться, потому что ее телефон был недоступен. Дежурный сказал Генри, что никаких дорожно-транспортных происшествий за это время не случалось и что для начала экстренных поисков еще не прошло достаточно времени. Формально это был совершенно корректный ответ. Йенссен полагал, что проверка времени и места телефонных переговоров Хайдена полностью подтвердит его слова.
Такое сходство не могло не привлечь внимания. С интервалом меньше месяца пропадают две женщины, близко связанные с Хайденом, – на одной из них он был женат, с другой тесно сотрудничал. «Ну разве не каждый подумал бы об этом на моем месте?» – спрашивал себя Йенссен. Кроме того, бросалось в глаза, что обе женщины исчезли «целиком», не оставив никаких следов, – не было найдено ни волос, ни частиц одежды или кожи. Марта Хайден считалась опытной пловчихой, но ее смерть была правдоподобно объяснимой. Ни один человек не может справиться с морским течением. Но как могла такая здоровая, умная и рассудительная женщина, как эта редактор, столь бездарно заблудиться? От прибрежного шоссе до этого места ей пришлось ехать пять километров по песчаной проселочной дороге. В этом глухом месте нет ни щитов, ни дорожных указателей, никаких данных о ресторане, которые можно было бы ввести в навигатор. И, самое главное, куда мог деться ее труп?
Йенссен выпрямился и вразвалку прошел мимо коллег к ангару. Войдя в него, он в темноте сделал пять шагов, повернулся и крикнул:
– Помогите!
Все встрепенулись и принялись искать его глазами, но никто не увидел. Всего каких-то пять шагов, и ты превращаешься в невидимку, понял Йенссен. Вероятно, убийца вышел именно из ангара.
После пятого напрасного звонка Гонория Айзендрат вызвала такси и поехала из издательства на виллу Мореани. Она вошла в старый парк через садовые ворота, приблизилась к дому и держала нажатой кнопку звонка до тех пор, пока ей не свело указательный палец. Отпустив кнопку, она обогнула дом и через открытую дверь веранды вошла в библиотеку. В страшной тревоге она осмотрела дом. Бесчисленные комнаты были либо пусты, либо заставлены книгами и ящиками. Гонория позвала Мореани по имени и прислушалась.
Наконец она нашла его в спальне второго этажа. Он лежал на боку в огромной кровати. Лицо его было покрыто потом. Дышал он редко – с интервалами в несколько секунд. Гонория обнаружила в складках простыней вскрытую упаковку морфантона. В ней не хватало трех таблеток по десять миллиграммов. Айзендрат с трудом перевернула Мореани на спину. Он открыл глаза, узнал ее и слабо улыбнулся. Она осторожно напоила его водой, помогла встать и отвела в туалет. Мореани с трудом держался на ногах. Было видно, что ему очень больно. Он был так слаб, что Гонории пришлось держать его, пока он стоял, склонившись над унитазом. После трех чашек кофе ему стало легче. Он внимательно всмотрелся в озабоченное лицо Гонории.
– Я уже все знаю. Генри позвонил мне ночью и сказал, что роман потерян.
– Потерян? – Гонория в ужасе прижала руки к губам.
– Рукопись была у Бетти в машине.
– Нет, этого не может быть! Неужели нет копии? Он же должен был сделать копию!
Мореани покачал головой:
– Он всегда пишет на машинке. Я видел эту рукопись. Это конец, Гонория. Если тебе хочется поплакать, то будь так любезна, дай мне английское сливочное печенье.
Гонория нашла описанную Мореани жестянку с английскими печеньями в кладовке, заполненной испорченными деликатесами. Все они были покрыты тонкой кисеей отложенных насекомыми яиц. Испанская ветчина поросла зеленовато-синей плесенью, колбасы окаменели, фрукты высохли, консервные банки вздулись, полки были просверлены древоточцами во всех мыслимых направлениях. Несомненно, в этом доме очень давно не было женщины. Гонория долго не отваживалась открыть жестянку, но, к ее удивлению, печенье хорошо сохранилось.
– Ты видела коршунов на крыше, Гонория? От души надеюсь, что они вегетарианцы. Не знаю, долго ли я еще протяну.
Мореани впервые назвал ее на «ты». Гонория взяла его за руку и сжала ладонь. Мореани с наслаждением жевал печенье.
– Вот так, Айзендратушка, – сказал он и прикрыл глаза. – А теперь давай перейдем к хорошим новостям, если они, конечно, есть.
Маленькая трехкомнатная квартирка была чисто убрана. Во всех комнатах пахло ландышем и чистой одеждой, висевшей на вешалке в гостиной. Йенссен не спеша прошелся по комнатам, осмотрел мебель, маленькую коллекцию венецианского стекла, одежду и обувь. На стене висел большой черно-белый портрет Бетти. Боковым светом были подчеркнуты ее светлые волосы, и вся картина напомнила следователю фотографии голливудской звезды сороковых годов Ланы Тернер. Он сфотографировал портрет на телефон. В кухне Йенссен обнаружил недоеденный завтрак – надкушенное яблоко, лежавшее рядом с недочитанной газетой. На холодильнике висел магнитный календарь, на котором красным фломастером была обведена дата. Сверху тем же фломастером было написано: «Гинеколог». Полицейский посмотрел на часы – на календаре была обведена сегодняшняя дата.
На маленьком письменном столе в спальне Йенссен нашел частные и деловые фотографии. На нескольких снимках он узнал Генри Хайдена. Эти фотографии были, несомненно, сделаны на публичных чтениях и книжных ярмарках. Компьютера Йенссен не нашел, но нашел роутер, а значит, доступ в Интернет у Бетти был. На стопке рукописей лежала незаполненная анкета к заявлению об угоне автомобиля. Крестики в полях, соответствующих угону и типу транспортного средства, были проставлены в страховой компании. Йенссен уже знал, что Бетти Хансен заявила об угоне своей машины, но не смогла предоставить ключи. Знал он и о том, что прокат машины Бетти оплачивала с кредитной карты Генри Хайдена. Вопрос: почему?
Йенссен очень охотно осматривал жилища умерших людей. Было что-то торжественное и одновременно мрачное в этом неспешном и трепетном осмотре. Йенссен чувствовал себя как атеист в церкви, созерцающий ее в отсутствие Бога. Было что-то трагическое в паре туфель, оставленных возле дивана с намерением убрать их при первой возможности; раскрытая книга на постели казалась остановившимися часами; каждая пометка в календаре была вестью из потустороннего мира.
Захваченный печалью покинутых хозяйкой вещей, Йенссен размышлял о незнакомой женщине, жившей здесь совсем недавно. Еще до того как он обнаружил ее портрет, Йенссен предположил, что она была любовницей Генри Хайдена. Бетти подходила ему. Она была молода и красива, очевидно, образованна и успешна. К тому же очень тесно работала с ним, а известно, что браки и любовные отношения в большинстве своем возникают именно на работе. Хотя это была лишь гипотеза, догадка, Йенссен чувствовал, что смерть обеих женщин имеет какую-то таинственную связь, а их убийство – один и тот же мотив.
Генри Хайден не убивал Бетти Хансен, это можно было считать твердо установленным. У Хайдена имелось неопровержимое алиби. Он ждал ее в общественном месте, на глазах у десятков людей и даже разговаривал с ней по сотовому. Размышления следователя прервал телефонный звонок. Йенссен вздрогнул и после недолгого колебания поднял трубку. Звонили из гинекологического кабинета доктора Халлонквиста, чтобы напомнить о визите.
– Когда?
– Сегодня, в пятнадцать часов.
Генри увидел стоявшую на парковке полицейскую машину. К багажнику была скромно прикреплена антенна рации, но все же недостаточно скромно, так как она сразу бросалась в глаза. Он сердечно поздоровался со старым привратником и поинтересовался, как чувствует себя его больная ревматизмом жена. Привратник ответил, что, как всегда, плохо. Потом Генри по лестнице поднялся на четвертый этаж, чтобы никто не удивлялся его ускоренному пульсу.
На этаже его встретила Гонория Айзендрат. Создавалось впечатление, что она его ждала. Ее глаза покраснели, волосы немного растрепались. На женщине был надет темно-серый костюм, соответствующий ситуации.
– Здесь полиция, – шепнула она Генри, – их трое, и они допрашивают всех. Они опечатали кабинет Бетти. Мореани совсем плох. Как такое могло случиться?
– Вас уже допросили, Гонория?
– Я следующая. Они допросят меня, когда закончат с Мореани. Генри, роман действительно потерян?
В ответ Генри серьезно кивнул:
– Я могу восстановить его по наброскам, но это займет много времени. Если Бетти умерла, то роман и в самом деле утрачен.
– То есть вы думаете, что она, может быть, жива?
Генри заметил, что у Айзендрат задрожали губы. Растроганный, он обнял Гонорию за плечи и нежно погладил по спине.
– Пока не найдут тело Бетти, я не поверю, что она умерла.
Она высвободилась из его объятий и смахнула с глаз слезы.
– Генри, вы же не думаете, что это сделала я?
– Что вы не сделали?
– Это не я прислала диск с ультразвуковым исследованием.
– Вы? Да, боже упаси, я никогда так не думал. Знаете, что я думаю? Мне кажется, диск прислал отец ребенка.
Когда Генри вошел в кабинет, допрос Мореани был окончен. Трое служащих криминальной полиции стояли здесь, как последние фигуры почти разыгранной шахматной партии. Мореани, пепельно-бледный и небритый, сидел в эймсовском кресле. Он был слишком слаб, чтобы встать, и поэтому лишь махнул рукой.
– Генри, это господа из криминальной полиции. Простите, я запамятовал ваши имена.
Генри узнал Опоссума, которая стояла рядом с Йенссеном. За прошедшее время она успела выщипать брови. Кроме того, исчезли бугорки над бородавкой, украшавшей ее нос. Стройный темноволосый мужчина с тонкими чертами лица был ему незнаком. Он представился, сухо произнеся:
– Авнер Блюм. Я возглавляю расследование.
Генри пока не понял, хорошо это или плохо. Он пожал всем троим руки, снова оценив крепкое рукопожатие Йенссена.