Еще в девятнадцатом веке капитализм прикрывался идейной мантией либерализма, идеологии, которая изображает на своем знамени свободу. Это мощная идеология, потому что невозможно быть против свободы. Но свобода — это абстрактное понятие, нечто такое, что существует только в теории. На практике существует много различных форм свободы. Свобода либеральной идеологии, очевидно, есть специфическая форма свободы: это свободное предпринимательство, свобода выбора предпринимателя, капиталиста, лица, которое владеет капиталом и контролирует его. Свобода либерализма — это вовсе не свобода труда, не свобода трудящихся. Например, нет никакого противоречия в том, что капиталу при нацизме удалось процветать благодаря принудительному труду, то есть, благодаря несвободному труду. При нацизме и благодаря ему капитал стал более свободным, чем он был раньше, а труд — менее свободным. То есть, нацизм был инструментом, который позволял капиталу осуществлять и максимизировать свою свободу за счет минимизации свободы труда.
Историк Марк Шпурер считает противоречием то, что тоталитаризм Гитлера позволил компаниям и банкам получать большие прибыли, потому что это противоречит теории «примата политики». Согласно этой теории, в Третьем Рейхе политические лидеры нацистской Германии, такие, как Гитлер и Геринг, навязывали свою волю промышленникам и банкирам, экономическим лидерам страны. Так что политика доминировала над экономикой, которая и при Гитлере по-прежнему носила капиталистический характер. Эта теория подразумевает, что немецкие капиталисты были лишь объектом и часто даже жертвойнацистской политики, в которой они трагически запутались как мухи в паутине. Если банкиры и промышленники и были замешаны в преступлениях нацистов, например, через использование подневольного труда, то это было потому, что они были своего рода заключенными в политической системе нацистов. Однако эта теория не объясняет, как возникла эта политическая система, какой была в этом роль заправил большого бизнеса и высших финансовых кругов, как и почему они попали в эту систему. Неудивительно, что теория «примата» политики является официальной теорией придворных историков, пытающихся обелить роль большого бизнеса в Третьем Рейхе, историков, которые, в некоторых случаях, даже просто наняты банками и компаниями, оплатившими написание ими истории их приключений в гитлеровской Германии.
С точки зрения этой теории, податливость нацистского режима в отношении компаний во время войны действительно является аномалией. Но эта податливость совершенно не противоречива, если вы понимаете, что, как мы видели ранее, немецкие промышленники и банкиры вместе с другими представителями элиты привели к власти нацистский режим. В контексте глубокого экономического кризиса они создали политическую инфраструктуру, которая должна была позволить им преследовать свою изначальную цель, то есть, получение как можно большей прибыли. Эту альтернативную теорию можно было бы назвать теорией «примата экономики». Как мы уже отмечали ранее, есть и еще одно вопиющее противоречие с теорией «примата политики», того факта, что нацистам, якобы, приходилось выпрашивать кредиты у банков, и за эти кредиты они должны были платить высокие проценты.
Шперер также ошибается, когда пишет, что нацистский режим «манипулировал стремлением к прибыли предпринимателя» для достижения своих собственных целей. Как раз наоборот: постоянная погоня за прибылью заставила промышленников и банкиров привести Гитлера к власти, а затем поощрять его и помочь ему развязать войну. Именно таким образом их великая цель могла быть достигнута наилучшим образом. Понятно, почему во время Нюрнбергского процесса, когда нацистские лидеры были обвинены в преступном развязывании войны, американский прокурор Телфорд Тейлор заявил, что «те компании [и банки], а не сумасшедшие и фанатичные нацисты являются настоящими военными преступниками».
«Своей» войной Гитлер оказал германской элите большую услугу. Но с другой стороны, можно также сказать, что эти господа оказали себе большую услугу тем, что позволили Гитлеру от их имени и в их пользу развязать войну. До тех пор, пока война шла хорошо, немецкие промышленники и банкиры искренне поддерживали гитлеровский режим, и так же поступали генералы, помещики и прочие столпы немецкой элиты, которая привела Гитлера к власти. Они поддерживали гитлеровскую войну до тех пор, пока она окупалась для них, до тех пор, пока она предлагала им в перспективе еще большие достижения, пока они верили, что эта война закончится победой Германии.
Однако после проигранной Сталинградской битвы зимой 1942–1943 гг. никакой надежды на окончательную победу не осталось. В итоге энтузиазм и поддержка Гитлера начали угасать все быстрее и быстрее. Немецкие элиты боялись, что Гитлер угробит их вместе с собой. Некоторые генералы верховного командования и ряд представителей высших слоев буржуазии, которая в 1933 г. поощряла политику нацистов, приняли план, чтобы избавиться от человека, которого они привели к власти и которого с энтузиазмом поддерживали до тех пор, пока он добивался успехов, которые были и их успехами. Они надеялись спасти то, что еще можно было спасти. Но их запланированное покушение на Гитлера 20 июля 1944 года провалилось. Хотя Гитлер с начала декабря 1941 года знал, что поражение было неизбежно, он решил продолжать вести войну как можно дольше. Это означало гибель еще миллионов людей. От германской промышленности ожидалось, что она будет продолжать поставлять военную технику, необходимую, чтобы продолжать борьбу, что она и сделала. До самого конца крупные компании тесно сотрудничали с Альбертом Шпеером, который в последние годы войны координировал немецкое промышленное производство. Под руководством Шпеера в финальной фазе нацистской диктатуры «сотрудничество между нацистским государством и крупной промышленностью» даже достигло своей наивысшей точки, по мнению историков вроде британца Адама Туза. До самого конца немецкие промышленники и банкиры продолжали оставаться верными режиму, который они привели к власти в 1933 г.
К числу подлинного сопротивления нацистскому режиму в Германии, с другой стороны, принадлежали, что логично, социалисты и, прежде всего, коммунисты, которые стали жертвами с самого начала нацистской диктатуры, например, группа Шульце-Бойзена/Харнака, о которой в западной историографии почти никогда не упоминается. Среди этих противников режима была и упомянутая выше горстка старших офицеров (такие как Клаус фон Штауффенберг), и представителей высших слоев буржуазии (например, Карл Гурделер), которые долгое время с энтузиазмом поддерживали Гитлера, но, однако, срочно захотели избавиться от него после Сталинграда. Но в большом бизнесе и в высших финансовых кругах практически невозможно найти мужчин или женщин, которые так или иначе выступали бы против Гитлера.
Таким образом, война Гитлера на самом деле была войной крупных немецких промышленников и банкиров. Когда стало ясно, что война не приведет к долгожданной победе, они позаботились о том, чтобы гитлеровское поражение и крах не стали и их поражением и крахом. В качестве спасательного круга функционировали связи, которые многие крупные немецкие компании и банки имели с партнерами США еще с 1920-х годов. Многие из этих американских компаний имели дочерние компании в Германии или другие способы выгодного бизнеса с нацистской Германией, например, осуществляли поставки больших объемов нефти (по крайней мере, до конца 1941 года). Отношения между немецким и американским крупным бизнесом были потревоженными во время войны, но никогда полностью не прерывались. В швейцарском городе Базель, расположенном на границе с Германией, регулярно проводились встречи между представителями банкиров и промышленников Германии и Америки. Американским пауком в этой паутине был Аллен Даллес. Он проживал в швейцарской столице Берне в качестве представителя американской секретной службы, но до этого был адвокатом в Нью-Йорке, представляющим интересы немецких компаний в США и американских компаний в нацистской Германии. Он способствовал тому, что американцы помогли скрыть грехи своих нацистских контактов в немецкой промышленности и банковском деле после войны. Именно таким образом возник миф о том, что немецкие банкиры и промышленники никогда не хотели этой войны — гитлеровской войны! — и что их, якобы, принуждали производить оружие для нацистов, к преступлениям которых они, якобы, не имеют никакого отношения.
Глава 7Пакт Гитлера и Сталина
Вторая Мировая война началась после того, как — и, следовательно, фактически из-за того, что — нацистская Германия и Советский Союз неожиданно заключили «пакт о ненападении» за счет своих польских соседей. Сначала немцы атаковали Польшу, а несколько недель спустя Советы вторглись в восточную часть этой страны. Гитлер и Сталин оставались союзниками до июня 1941 года, когда сам Советский Союз внезапно стал жертвой нацистской агрессии, а Гитлер оказался в стане его врагов.
Сталин тщетно пытался заключить союз против гитлеровской Германии с Францией и Великобританией. Его усилия были напрасны, потому что государственные деятели в Лондоне и Париже втайне надеялись, что Гитлер нападет на Советский Союз и уничтожит его — цель, которую они пытались достичь с помощью печально известной политики умиротворения агрессора. Результатом этой политики стало то, что Сталин, через заключение пакта о ненападении с Гитлером, старался спасти шкуру советского медведя. И это ему блестяще удалось, потому что пакт предусматривал преимущества для Советского Союза, которые позволили этой стране пережить нацистское нападение в 1941 году. И это сделало в конечном итоге возможной также и победу над нацистской Германией.
В замечательной книге «1939: Союз, которого никогда не было, и наступление Второй мировой войны» канадский историк Майкл Джабара Карли описывает, как в конце 1930-х годов Советский Союз неоднократно пытался заключить пакт о взаимной безопасности, другими словами, оборонительный союз с Великобританией и Францией, но в конечном итоге потерпел неудачу. Это предлагаемое соглашение было направлено на противодействие нацистской Германии, которая под диктаторским правлением Гитлера вела себя все более агрессивно, и оно, вероятно, вовлекло бы и некоторые другие страны, включая Польшу и Чехословакию, которые имели основания опасаться немецких амбиций. Главным героем этого советского подхода к западным державам был министр иностранных дел Максим Литвинов.