также приносили значительные прибыли, особенно за счет поставок транспортных средств, самолетов и другой военной техники, которые они производили для нацистской военной машины.
Эти доходы невозможно было вывезти, но они были в значительной степени реинвестированы в саму Германию, например, в новые производственные помещения. Таким образом, война в Европе была хороша для американского бизнеса, чем дольше она продолжалась, тем было лучше, а кто там в конце концов победит, эту заботу можно было оставить на потом.
Однако в июне 1941 года нацистские войска начали крестовый поход против Советского Союза. В Соединенных Штатах мнения по поводу этого конфликта разделились. Не верилось, что Советы смогут долго продержаться. Но когда Красная Армия в начале декабря 1941 года смогла отбросить танки Вермахта от подступов к Москве, это было необычайно хорошей новостью
для промышленников и банкиров, которые вели выгодный бизнес с англичанами. Было ясно, что их британский партнер теперь сможет долго вести войну, и, таким образом, он будет продолжать покупать военные материалы в США, причем, в отличие от Первой мировой войны, без требования того, чтобы США пришли к ним на помощь. Американская элита рассматривала борьбу титанов на бескрайнем Восточном фронте в другом свете. На самом деле она не желала ни одному из двух соперников одержать победу, но хотела бы, чтобы им пришлось сражаться друг с другом очень долго, пока они оба не рухнут в полном изнеможении. Эта надежда на долгий конфликт между Берлином и Москвойнашла свое отражение во многих газетных статьях и в пресловутом замечании тогдашнего сенатора, а позже президента Гарри С. Трумэна от 24 июня 1941 года, то есть, спустя всего два дня после начала нацистского нападения на Советский Союз: «Если побеждать будет Германия, мы должны помочь России, а если побеждать будет Россия, то мы должны будем помочь Германии. Таким образом обе стороны понесут как можно большие потери».
Благодаря войне в Европе США были на пути к экономическому подъему, позволяющему преодолеть кризис. Британия, а также Советский Союз с этого момента стали главным рынком сбыта. Также в мире существовали и другие потенциальные рынки сбыта, не говоря уже о дешевых источниках сырья, таких, как каучук и нефть, которых США теперь требовалось все больше и больше. Были возможности и для инвестиций капитала, который продолжали накапливать банки и компании.
К концу девятнадцатого века Америка уже отстаивала свои интересы, которые она последовательно защищала через свое экономическое влияние, а иногда даже путем прямого политического контроля, распространяя их через океаны и континенты, — другими словами, становясь империалистической державой, такой же, как Британия и Франция.
Путем агрессивной внешней политики, проводимой, в частности, президентом Теодором Рузвельтом (однофамилец президента Франклина Делано Рузвельта), и вооруженного конфликта с Испанией — «великолепной маленькой войны», как ее называл американский посол в Лондоне Джон Хэй, дядя Сэм прибрал к рукам бывшие испанские колонии вроде Пуэрто-Рико, Кубы и Филиппин, а также территории, которые раньше были независимыми, такие, как Гавайские острова.
США усилили свое влияние не только в Латинской Америке и на Антильских островах, но и проявляли большой интерес к тихоокеанским островам и странам Дальнего Востока. Китай, в частности, попал под особое американское внимание. Для бизнесменов это был рынок с неограниченным потенциалом, огромная страна, но также невероятно слабая, которая созрела для экономического завоевания империалистической державой, обладающей необходимой властью и амбициями.
Однако на Дальнем Востоке, и в частности в Китае, США вступили в противоречия с агрессивным конкурентом, у которого были свои империалистические амбиции в этой части света: это была Япония, Страна восходящего солнца. Отношения между Вашингтоном и Токио были уже десятилетиями не очень хорошими, но значительно ухудшились во время Великой депрессии, когда конкуренция за рынки сбыта и за сырье стала более агрессивной. Япония даже больше чем США нуждалась в нефти, резине и другом сырье для поддержания работы ее заводов, в рынках сбыта для своей промышленной продукции и в новых возможностях за рубежом для своего инвестиционного капитала. В 1930-е годы Токио уже вел войну против Китая и создал свое вассальное государство в северной части этой страны, известное как Маньчжоу-го (японское название того, что по-китайски называлось Маньчжурией).
Что больше всего ударяло по интересам Соединенных Штатов в этом деле, так это не то, что японцы обращались со своими китайскими (а также корейскими) соседями как с недочеловеками, а что они, казалось, планировали интегрировать в свою империю Китай и остальную часть Дальнего Востока, включая богатые сырьем Индокитай и Индонезию, создать исключительную экономическую зону, эвфемистически названную «Великая Восточноазиатская зона общего процветания» — закрытую экономику, в которой не было бы места для американской конкуренции. Перспектива выдавливания с выгодного рынка Китая и окружающих стран «япошками» раздражала американскую властную элиту. Еще с 19-го века в Соединенных Штатах презирали «низшую желтую расу», к которой, кстати, принадлежали также и китайцы. В этом контексте американское военное руководство в 1930-е годы начало разрабатывать планы возможной войны с Японией.
С началом войны в Европе начал проявляться новый фактор, которому предстояло сыграть важную роль. Поражение Франции и Нидерландов в 1940 году от Германии поставило вопрос о том, что будет дальше с колониальными владениями этих стран на Дальнем Востоке, а именно, с Индокитаем, богатым каучуком, и с Индонезией, которую природа благословила нефтью. Теперь, когда их метрополии находились под гнетом нацистов, эти колонии, как спелые плоды, висели, ожидая, когда их сорвет один из оставшихся участников беспощадной гонки между великими империалистическими державами. Кто претендовал на них? Германия, конечно, имела необходимые империалистические аппетиты, но сначала она должна была одержать победу в войне, с тем, чтобы после этого навязать побежденным странам мирное соглашение в духе Версальского договора. Перспективы такого немецкого триумфа осенью 1941 года, однако, испарились, когда стало ясно, что шансы Вермахта в Советском Союзе выглядят достаточно плохо. Британия по-прежнему была занята борьбой с нацистами, и ей приходилось опасаться за свои владения на Дальнем Востоке. Гонконг, Малайзия и Сингапур действительно вскоре попадут в японские руки.
Япония была державой с самыми большими амбициями в этой части мира, причем с огромным аппетитом на каучук и нефть. Могли ли США позволить этой стране добавить к ее квазимонополизации китайского рынка еще и Юго-Восточную Азию? Это означало бы полную гегемонию Японии на Дальнем Востоке и, следовательно, конец американских амбиций в этой части света. Но именно этот сценарий, казалось, и разворачивался, когда коллаборационистский режим Виши во Франции в 1940 году передал контроль над Ханоем и Сайгоном в руки Токио, а год спустя Япония оккупировала весь Индокитай. В Соединенных Штатах правящие политические и экономические круги считали, что пора и честь знать и что надо срочно предпринимать меры для предотвращения того, чтобы и богатая нефтью Индонезия также попала в руки «япошек», и тогда бы весь Дальний Восток исчез с экранов американского радара. Более того, если бы Япония имела в своем распоряжении индонезийскую нефть, это положило бы конец ее зависимости от американских нефтяных поставок, что означало бы огромные финансовые потери для американских нефтяных трестов. В 1939 году на их долю приходилось 80 % японского импорта черного золота.
Начиная с 1930-х годов американская, элита все более склонялась к идее конфликта с Японией. В отличие от нацистской Германии, Страну восходящего солнца США не считали великой державой, а расценивали ее как надменную, но слабую выскочку. Могучая Америка легко могла бы «в течение трех месяцев стереть ее с карты мира», как выразился военно-морской министр Фрэнк Нокс. Планы войны с Японией — но не против Германии — были готовы уже довольно давно. Кстати, именно в расчете на такой конфликт в перспективе США уже в 1930-е годы начали создавать авианосцы и производить стратегические бомбардировщики. Утверждение, что Америка вооружилась только после Перл-Харбора, неверно. Новое оружие обеспечило дядюшке Сэму достаточно длинные военные руки, чтобы нанести удар через Тихий океан, где Филиппины, стратегически удачно расположенные в непосредственной близости как от Японии и Китая, так и от Индокитая и Индонезии, служили в качестве американского военного плацдарма. В конце лета 1941 года эскадрилья бомбардировщиков B-17 «Летающих крепостей» был переброшен на Филиппины.
15 ноября 1941 года Джордж Маршалл, начальник Генерального штаба Вооруженных сил США, строго конфиденциально сообщил журналистам, что, «мы ведем подготовку войны против Японии» с использованием размещенных на Филиппинах бомбардировщиков B-17, которые должны будут сбросить зажигательные бомбы на «бумажные города» Японии, с тем, чтобы испепелить их вместе с их гражданским населением. Ожидалось, что этого будет достаточно для того, чтобы якобы трусливые «япошки» капитулировали.
Американская экономическая, политическая и военная элита хотела войны против Японии, и президент Рузвельта — чье семейное состояние в значительной степени было сделано за счет торговли опиумом с Китаем — готов был исполнить это желание. Но Рузвельт не мог себе позволить начать эту войну сам, потому что только оборонительная война была бы приемлема для Конгресса и американского общественного мнения, не проявлявшего особого аппетита к вооруженным конфликтам. Кроме того, американское объявление войны Японии заставило бы Германию прийти ей на помощь. Союз между Берлином и Токио требовал взаимной помощи в случае нападения на одного из партнеров со стороны третьей страны. Но это обязательство было недействительным в случае, если один из партнеров первым объявил бы войну третьей стране. Для того, чтобы развязать эту «оборонительную» войну, необходимо было подтолкнуть Японию к войне, спровоцировать ее. Президент Рузвельт принял решение, что «это должно выглядеть так, как будто Япония первая потянулась за оружием».