ониальных рамок для подавляющего большинства колониальных народов не было никакой надежды на улучшение их судьбы. Улучшение было возможно достичь единственным способом — через революцию, через свержение власти колониальной системы. Надежда на такие перемены возникла после того, как антиимпериалистический Советский Союз одержал победу над нацистской Германией. Если уж даже этот, казалось бы, несокрушимый империалистический Голиаф потерпел поражение, то также должна быть и возможность освободиться от колониальных держав вроде Франции или Нидерландов, тем более что война против Германии и Японии привела к тому, что эти колониальные державы очень ослабли.
В дополнение к вдохновению, Советский Союз предоставил и материальную поддержку, не только коммунистам, но и некоммунистическим освободительным движениям, выступавшим за свободу и независимость колоний. Это позволило добиться того, что после окончания Второй мировой войны во многих колониях смогли одержать победу национальные революции, как социалистической ориентации, так и остальные, а соответствующие страны смогли стать независимыми. Это тоже можно рассматривать как великое демократическое достижение. Как продемонстрировал итальянский философ и историк Доменико Лосурдо в своей книге La non-violenza: Una storia fuoridal mito («Ненасилие: подлинная история»), Британия была вынуждена предоставить независимость Индии вовсе не благодаря широко расхваленному, но на практике совершенно неэффективному ненасильственному сопротивлению Ганди, а потому, что вооруженные борцы за свободу в этой стране получали поддержку от Советского Союза. А что касается Вьетнама, то из него были вынуждены бесславно бежать сначала французские колониальные хозяева, а потом и неоколониалисты — американцы — из-за твердого сопротивления со стороны вооруженных борцов за свободу, которые, помимо поддержки своего собственного народа, пользовались также и поддержкой Москвы. Без триумфальной победы Советского Союза над нацизмом были бы невозможны и эти триумфы демократических и антиимпериалистических сил в Азии — как коммунистических (во Вьетнаме), так и некоммунистических (в Индии).
Каким бы ни было отношение к коммунистическим или некоммунистическим режимам, которые возникли после обретения независимости в бывших колониях, избавление от колониального ярма — это, без сомнения, большой шаг вперед в деле освобождение народа и, следовательно, в борьбе за демократию. Во Вьетнаме антиколониальная, антиимпериалистическая революция, которую возглавил коммунист Хо Ши Мин, и которая была вдохновлена коммунистическими идеями, позволила совершить этот шаг вперед к свободе и демократии. Однако господствующая на Западе мифология осуждает Хо Ши Мина и коммунизм как недемократические силы. Революция, ставшая источником свободы и демократии Вьетнама, также в течение десятилетий подвергалась упорному подавлению через беспощадную войну, которую в этой многострадальной стране вели США — страна, которая, несмотря на это, постоянно превозносит себя как поборника демократии. Союзники США внутри НАТО и вне его, которые на словах поддерживают свободу и демократию, на деле тоже поддерживали эту антидемократическую войну.
Так что в целях борьбы с послевоенной революционной угрозой их интересам западные элиты использовали не только пряник демократических уступок, но и кнут войны, хотя и проводящейся немного не ортодоксально. Соединенные Штаты, ставшие лидером-гегемоном капиталистического империалистического лагеря, немедленно после Второй мировой войны развязали так называемую «холодную войну». При этом целью являлась поддержка американской экономики, которая смогла выбраться из Великой депрессии 1930-х гг. только благодаря Второй мировой войне. Ей был необходим новый конфликт, чтобы продолжать такое экономическое развитие. Ибо, как мы видели в предыдущей главе, война — это хорошо для бизнеса. Однако «холодная война» также давала возможность демонизировать Советский Союз, очаг революции и антиимпериализма, и таким образом заставить «добропорядочных граждан» отвернуться от всего, связанного с Советским Союзом, от всех форм радикализма и, прежде всего, коммунизма. Из Советского Союза сделали страшное пугало. Чтобы противостоять этому врагу, любой стране предлагалась возможность спрятаться за американско-натовским щитом и оснащаться новейшим вооружением, которое — какое совпадение! — выставлялось на продажу американскими компаниями. С созданием НАТО американская оружейная промышленность приобрела, таким образом, центр продаж и рекламное агентство в Европе.
Любой, кто осмеливался говорить о революции или радикальных переменах, рисковал быть заклейменным как предатель, что означало множество проблем, например, конец карьеры в качестве журналиста или университетского профессора. Радикальным элементам затыкали рот, в США, например, с помощью «охоты на ведьм», развязанной по указке сенатора Джозефа Маккарти. В Западной Германии коммунисты, которые были главными противниками нацистского режима, подвергались преследованиям со стороны правительства, которое при канцлере Конраде Аденауэре было полно нераскаявшихся и оставшихся безнаказанными нацистов.
«Холодная война» имела сильное антидемократическое измерение. Через «холодную войну» западная элита надеялась, наконец, покончить с революционным экспериментом, начатым в России в 1917 году, который продолжал успешно развиваться в Советском Союзе. Несмотря на огромные трудности, великие кровопролития, через которые он прошел, и как внутренние, так и внешние конфликты, этот эксперимент добился огромного прогресса. Это нашло свое впечатляющее отражение в победе над мощной нацистской Германией, а затем и в успехе советской космической программы. Но «холодная война» вызвала гонку вооружений, с которой Москва, в отличие от Вашингтона и остальной части Запада, оказалась не в состоянии справиться финансово в долгосрочной перспективе. Также Советский Союз был ослаблен внутренними противоречиями. Результатом всего этого стало то, что Советский Союз в начале 1990 годов внезапно рухнул.
Таким образом, благодаря «холодной войне» международная элита наконец добилась того, что она пыталась сделать с 1917 года, а именно, уничтожения Советского Союза, воплощенной на практике революции. По иронии судьбы, этот контрреволюционный триумф приписывают серии так называемых «бархатных революции», начавшихся с падения Берлинской стены в 1989 г., и закончившихся 1993 годом, когда Борис Ельцин приказал войскам расстрелять российский парламент. Чтобы увидеть, что это на самом деле были контрреволюционные и потому принципиально недемократичные события, надо задать вопрос: кому они были выгодны?
В России — основной стране бывшего Советского Союза — от этих событий сильно выиграла православная церковь, вернувшая себе господствующие позиции. Теперь она получила во владение почти всю недвижимость, которая была национализирована после революции 1917 года.
Кроме того, российское государство восстановило щедрое финансирование старых и новых церквей — естественно, за счет всех российских налогоплательщиков, как верующих православных, так и атеистов, и нехристиан. Драматическим символом реабилитации старого режима, краеугольным камнем которого была православная церковь, стала канонизация царя Николая II в августе 2000 года.
Среди бенефициаров революций в Восточной Европе были в первую очередь дворянство и церковь, самые контрреволюционные силы. В 1945 году они потеряли вместе с политической властью и свои дворцы, замки и обширные земли, которыми они до тех пор пользовались. Однако в годы после 1990 года не только знатные семьи бывших германской и австро-венгерской империй, такие, как династия Шварценбергов, но также и католическая церковь в Восточной и значительной части Центральной Европы вернула себе большую часть своей огромной по масштабам недвижимости[43]. В результате католическая церковь вновь стала крупнейшим землевладельцем в Польше, Чехии, Венгрии, Хорватии и др. И этому владельцу, например, польские фермеры-арендаторы теперь вынуждены платить гораздо более высокую арендную плату, чем они платили в так называемые «плохие старые времена» до 1990 года.
Западные СМИ ни словом не обмолвились об этой реальности. Они хранят свои мифы о «героизме» Гавела, Валенсы или Кароля Юзефа Войтылы, более известного, как Папа Иоанн Павел II. Согласно этому мифу, Иоанн Павел II сотрудничал с президентом Рональдом Рейганом и с ЦРУ против Советов, чтобы «восстановить демократию» в Восточной Европе. Что глава католической церкви может быть апостолом Евангелия демократии — это уже само по себе абсурдное понятие. Ибо церковь — это особенно недемократический институт, в котором папа имеет абсолютную власть, а миллионы простых священников и верующих — никакой. Если бы Иоанн Павел II действительно хотел что-то сделать для дела демократия, он мог бы начать прежде всего с самой своей церкви. Что он на самом деле не очень-то поддерживал истинную демократию, становится ясно из того, как он противостоял храбрым и преимущественно обычным священникам и монахиням, которые старались добиться демократических перемен в Латинской Америке со своей освободительной теологией. Демократизация там была нужна гораздо больше, чем в Восточной Европе. В большинстве стран Латинской Америки люди никогда не могли пользоваться бесплатным образованием, здравоохранением и многими другими социальными услугами, которые имели в реальности люди в коммунистической Восточной Европе. В Латинской Америке католическая церковь остается одним из крупных землевладельцев, чьи привилегии и богатство — плоды кровавого завоевания этого континента испанскими конкистадорами, и подлинная демократизация в интересах крестьян и других трудящихся, как того требовали приверженцы освободительной теологии, лишила бы ее этой власти и богатства. Несомненно, именно поэтому Папа Римский, который предпринимал такие усилия для перемен в Восточной Европе, так сопротивлялся переменам в Латинской Америке.