Но позволит ли это приблизиться к истине тем, кто хочет ее знать? Думаю, ответ очевиден. Мы должны знать, что действительно говорили наши герои-ученые в свое время, а не то, что потом про них говорили или как их оценивали их последователи. Если мы на самом деле хотим понять, как все происходило в прошлом, нам придется руководствоваться девизом гуманистов Ренессанса «Ad fonts!» («К источникам!»). Настоящий исследователь идет «к истокам», а не принимает на веру традиционные версии, лишь затуманивающие истину.
Примеры с Листером, Флемингом и Бестом показывают, что не стоит слепо доверять и воспоминаниям самих ученых об их открытиях. Лишь редкие, полностью лишенные самолюбия люди, такие как, например, Джон Дж. Маклеод и Джеймс Коллип, способны не поддаться соблазну преувеличить свой вклад. Каждая из предшествующих глав убеждает нас в необходимости здорового скептицизма при работе с существующей литературой. Слишком часто, сознательно или бессознательно, биографы стремятся втиснуть историческую правду в рамки легенды.
Я надеюсь, мне удалось убедить читателя, что нужно с осторожностью относиться к определениям типа «человек, опередивший свое время», «годы непризнания», «консервативная оппозиция». Тот, кто в представлении обычного человека является гением, — прежде всего человек, который видит намного дальше, чем его современники, но такие рождаются весьма редко. Деяния большинства «великих» ученых последних двух столетий (например, Листера, Менделя, Дарвина, Сноу и Флеминга) были вполне понятны их современникам-ученым, а в некоторых случаях они и сами занимались такими исследованиями. Более того, некоторые из этих «небожителей среди людей» занимались тем, что имеет лишь косвенное отношение к современным научным представлениям. Подводя итоги, можно уверенно сказать, что на руку всем ученым из пантеона науки в свое время сыграло следующее:
— надежность их личных свидетельств была слишком преувеличена.
— значение их работ преувеличивалось, а современники с аналогичными идеями бесцеремонно оттеснялись на задний план;
— постепенное приближение к новой теории, требующее вклада многих людей в течение длительного времени, либо игнорировалось, либо не получало должного освещения.
Теории прошлого, имеющие отдаленное родство с современными представлениями, вырываются из контекста и переосмысливаются по-новому.
Помня об этом, мы должны подвергать сомнению любое историческое свидетельство, не свободное от этих недостатков. В частности, к любой работе, в которой делается попытка показать, что некий человек совершает в одиночку грандиозный прорыв, не замеченный всеми их современниками и предшественниками, следует относиться с большим подозрением.
Все рассмотренные нами случаи говорят о том, что истинные пионеры встречаются крайне редко. Поэтому нам нужно с осторожностью относиться к определению «великий» и научиться восхищаться пусть меньшими, но более реальными достижениями. Одновременно нам нужно воспринимать историю науки не как растянувшуюся на столетия олимпийскую эстафетную гонку, а как постепенное движение вперед, все более являющееся результатом коллективной работы, за которую раздаются не только награды.
Великая сила науки заключается в том, что ее труженики готовы достраивать чужие достижения или опровергать их, открывая в окружающем нас мире то, что до поры оставалось невидимым, при этом ученый не может быть одиноким. Наоборот, все они объединены в тесно сплетенные сети и зависят в реализации своих идей от опыта, мудрости и научной квалификации коллег.
Современная наука более эффективна, более строга, более корректна и лучше финансируется, чем в дни Дарвина, Пастера или Флеминга, которые не могли себе даже представить нынешних масштабов. Но насколько сегодня вероятны великие открытия? Эпохальные прорывы требуют наличия в природе таких сфер, к которым никто еще не притрагивался. В наши дни вряд ли возможно существование таких нехоженых территорий, однако глупо думать, что все великие открытия уже сделаны, — такое утверждение было бы чрезмерным, но вряд ли какой-то отдельный ученый будет «виден, как луна на ночном небе среди звезд».
В заключение еще раз хочу подчеркнуть один момент, который мог остаться незамеченным для читателя: этой книгой я отнюдь не хотел оклеветать науку. Просто мне хотелось высказаться против упрощенного к ней отношения, против попыток придать открытиям прежних лет излишний ореол романтизма. Конечно же существуют ярые ревнители, которые не приемлют никакой демифологизации ученых. Однако историк-профессионал не должен мириться с их желанием добавить гламура или ложных красок в историю науки. Его профессиональный долг — изучая прошлое научными методами, приближаться к истине.
Эта позиция нашла ярчайшее выражение в следующем отрывке из романа Роберта Грейвза «Я, Клавдий» (я уже ссылался на него во «Введении»). Итак, перед нами Поллион, высмеивающий Ливия за его бесцеремонное обращение с истиной:
Ливий медленно подошел к нам:
— Шутка шуткой, Поллион, и я на шутки не обижаюсь. Номы затронули серьезный вопрос, а именно: как следует писать историю? Возможно, я допустил ошибки. Какой историк может их избежать? Но я, во всяком случае, если и искажал истину, то не сознательно, в этом ты меня не обвинишь. Да, я с радостью включал в свое повествование легендарные эпизоды, взятые из более ранних исторических текстов, если они подтверждали основную идею моего труда — величие Древнего Рима; пусть они уклонялись от правды в фактических подробностях — они были верны ей по духу. Когда я наталкивался на две версии одного и того же эпизода, я выбирал ту, которая ближе моей теме, и я не буду рыться в этрусских гробницах в поисках третьей, которая, возможно, противоречит двум первым, — какой в этом толк?
— Это послужит выяснению истины, — мягко сказал Поллион. — Разве это так мало?[13]
Примечания автора
Данная глава основана на исследованиях и интерпретации американского историка, покойного Джеральда Л. Гейсона. Его книга «Личная наука Луи Пастера» (Geison G.L The Private Science of Lius Pasteur. Princeton University Press, 1995) позволила использовать частные лабораторные записи в качестве основного источника. Гейсон, скончавшийся в июле 2001 года, являлся профессором истории в Принстонском университете. В главе также используются данные исследования, предпринятого Гейсоном совместно еще с одним историком, Джоном Фарли, и опубликованного в бюллетене Bulletin for the History of Medicine (vol. 48, p. 169–98.1974) под заголовком «Наука, политика и спонтанное размножение во Франции XIX века: споры между Пастером и Пуше». Еще одно освещение этого научного спора можно найти у двух социологов науки, Гарри Коллинза и Тревора Пинча, в книге «Голем: что вы должны знать о науке» (Collins Н., Pinch Т. The Golem: What You Should Know about Science. Cambridge University Press, 1998). Наконец, общая история спора вокруг спонтанного размножения содержится в книге Джона Фарли «Спор о спонтанном размножении от Декарта до Опарина» (Farley J. The Spontaneous Generation Controversy from Descartes to Oparin. John Hopkins University Press, Baltimore, 1977).
Для этой главы основным источником выбрано эссе профессора физики Гарвардского университета и профессора истории науки Джеральда Д. Холтона «Субэлектроны, исходные предпосылки и спор между Миллионом и Эренхафтом». Эссе было опубликовано в книге «Научное воображение на практических примерах» (The Scientific Imagination. Case Studies. Cambridge University Press, 1978. P. 155–198). Он подчеркивал необходимость игнорировать некоторые экспериментальные данные и выходить за рамки имеющихся доказательств, чтобы лучше усвоить наиболее важные идеи. Другим важным источником является статья Алана Д. Франклина «Данные по масляным каплям, опубликованные и не опубликованные Милликеном» (Historical Studies in the Physical Sciences (vol. 11, 187–201, 1981). Франклин корректирует некоторые утверждения Холтона, но поддерживает общее представление о том, что Милликен был не совсем честен при публикации необработанных данных. Чтобы, получить более точное представление о природе, динамике и проблемах экспериментальной работы, прочтите книгу Гарри Коллинса и Тревора Пинча «Голем: что вы должны знать о науке» (Collins Н., Pinch Т. The Golem: What You Should Know about Science. Cambridge University Press. 1998) и книгу Питера Джелисона «Чем заканчиваются эксперименты» (Galison Р. How Experiments End. University Press, 1987).
Эта глава основывается на публикации Джона Иермена и Кларка Глаймура под названием «Относительность и затмения: британские экспедиции по изучению затмения 1919 года и их предшественницы», появившаяся в журнале Historical Studies in the Physical Sciences (vol. 11. 49–85, 1980). Они пришли к выводу, что, хотя Эддингтон откорректировал свои результаты, он сделал это, поскольку считал, что теория относительности — это «красивая и глубокая теория». Остальная информация и большинство вопросов, использованных в этой главе, взяты из книги Гарри Коллинза и Тревора Пинча «Голем: что вы должны знать о науке» (The Golem: What You Should Know about Science. Cambridge University Press, 1998). О вере в науку читайте в книге Стивена Шапина «Социальная история истины: цивилизованность и наука в Англии XVII века» (Shapin S. A Social History of Truth: Civility and Science in Seventeenth-Century England. University of Chicago Press, 1994) и в книге, написанной им в соавторстве с Саймоном Шаффером «Левиафан и компрессор: Гоббс. Бойль и жизнь экспериментаторов» (Shapin S., Shaffer S. Leviathan and the Air Pump: Hobbes, Boyle and the Experimental Life. Princeton University Press, 1985). Наконец, самой лучшей современной биографией Исаака Ньютона является книга Ричарда Вестфолла «Жизнь Исаака Ньютона»