А ведь сцену-цитату можно пустить и фоном, продолжал думать Степаниди. Или мелкой деталью. Создаёт атмосферу, но не разрушает сюжет. Да, тут нужно уметь снять, и не только уметь. Но в сущности ничего необыкновенного…
— Дай скребок, пожалуйста! — Аля крикнула громче.
В этот самый момент откуда-то запиликал телефон. Фотограф вспомнил, что оставил его в прихожей на подзарядку.
«Потом перезвоню», — решил он и пошёл за Алиным скребком.
Когда он вернулся, телефон продолжал пиликать.
«Кому-то неймётся», — досадливо подумал фотограф и трубку всё-таки взял. В конце концов, решил он, может быть клиент.
— Доброе утро, Георгий Константинович. — Голос был незнакомый, спокойный, холодный. — Вы помните, как снимали Анни Жирардо?
— Ык, — только и сказал фотограф. Трубка чуть не выпала из его больших пальцев.
— Значит, помните. Но, возможно, не все детали. Вас привезла съёмочная группа, попросила уложиться со съёмкой до возвращения и отвалила. У Анни был гость, который ушёл вместе с телевизионщиками. Вам его представили как профессора Адамсона из Соединённых Штатов. Его лицо вас заинтересовало, и вы сделали снимок. Припоминаете?
Степаниди потребовалось немного времени, чтобы отдышаться.
— Да, помню, — наконец сказал он. — А вы, вообще, кто?
— Я профессор Адамсон. Точнее, тот, кто носил эту фамилию и звание. Моё настоящее имя — Степан Сергеевич Зверобоев. О моём роде занятий вы, наверное, можете догадаться. Я чего решил вас побеспокоить-то… У меня есть два вопроса. Первый: мне хотелось бы купить у вас свой портрет. И второй — поговорить об одном деле. Оно касается моего друга Юрьева. Вы с ним недавно беседовали, так что знаете, о чём речь. Удобно ли вам уделить мне немного времени… допустим, сейчас?
— Гм… Вы меня заинтриговали, — признался классик. — Но сейчас невозможно. Во-первых, очень рано для меня. Во-вторых, я не дома…
— Я знаю, где вы, Георгий Константинович. — В голосе послышалось что-то вроде иронии. — Не волнуйтесь, никто за вами не следит. Просто ваш мобильник очень хорошо пеленгуется. Так что я уже на Подбойской. Собственно, я звоню от подъезда.
— Да… но фотография… и вообще… утро…
— О фотографии мы поговорим попозже. Утром вы не пьёте, так что ограничимся вином. У меня с собой парочка интересных бутылок. Думаю, ваши друзья в «Победителе» не будут против? Как вы считаете?
— Не будут, — признал Степаниди.
— Вот и замечательно. Жду вас внизу. — В трубке раздались короткие гудки.
17:00. Рибелу. Юрьев
Лиссабон, Praga de D. Pedro III, 4
После разговора с первым лицом Группы Антонио Силвой Юрьеву предстояло добраться из Лиссабона до города Порту, где на следующий день планировалось судьбоносное совещание, на котором должно было решиться, оставлять ли в структуре банков, входящих в Группу, свои собственные службы безопасности или передать их функции внешним, сторонним организациям. Заместитель Силвы по вопросам безопасности Мота Рибелу, уже довольно пожилой, но ещё очень бодрый, энергичный человек, которому подчинялись тысячи людей во многих городах Европы, заранее через секретарей пригласил банкира из Москвы на свой частный самолёт, чтобы они вдвоем смогли быстро долететь до Порту. Выделяя Юрьева из числа всех других руководителей дочерних банков, Рибелу оказывал ему не простой дежурный знак внимания и уважения. Русский банк, конечно, был одним из самых успешных и наиболее значимых с точки зрения обеспечения финансовых результатов во всей Группе. Но не данное обстоятельство, скорее всего, стало причиной приглашения вместе отправиться в полёт. Тут явно просматривалось что-то другое. Юрьев догадывался, что в принятии ключевого решения, определяющего судьбу структур безопасности, а может быть, и ближайшее будущее самого Моты Рибелу или даже перспективы всей Группы, ему предстоит сыграть далеко не последнюю роль и старик хочет послать ему какие-то сигналы.
На такси Юрьев доехал до штаб-квартиры Группы гораздо раньше назначенного времени. Оставил помощнику Рибелу свой чемодан и портплед, попросив погрузить их в машину. Свободное время он решил посвятить прогулке по окрестным лиссабонским улочкам. Уж больно они были хороши. От офиса Группы банкир решил пройтись через Байшу. Гулять по холмистому Лиссабону — занятие не для всех, но Юрьев был в хорошей форме и к тому же знал местность. Туристские тропы, по которым обычно гонят стада «гостей столицы», его не привлекали.
Он обошёл магазинную улицу Аугушта с её магазинчиками и уличными музыкантами, спустившись по короткому и всегда пустому переулку Третьего декабря, вышел на площадь Педро Восьмого[3].
Площадь считалась исторической. От Лиссабонского землетрясения она почти не пострадала. По легенде, единственное, что рухнуло, — помпезный памятник в самом центре. Теперь там стоял фонтан с фигурами нереид. Когда-то Юрьев потратил полдня, фотографируя эту скульпутную композицию со всевозможных ракурсов, пытаясь найти что-то новое. В конце концов ему это удалось.
А вот стоящий на той же площади знаменитый торговый центр банкиру не нравился. Здание было построено в тридцатых годах прошлого века в стиле ар-деко из розового мрамора с помпезными барельефами на фасаде. Когда-то там располагался театр. Теперь его перестроили и заполнили дорогими бутиками, возле которых всё время толпились туристы.
Из центра хорошо виднелась новенькая стеклянная башня, в ней-то и располагался основной офис Группы, от стен которого Юрьев отправился на прогулку.
Алексей Михайлович испытывал к зданию сложные чувства. С одной стороны, архитектурное решение было удачным: стеклянная игла под голубым небом, в которой отражались кусочки облаков, смотрелась прекрасно. С другой — здание даже и не пыталось вписаться в старую архитектуру. Оно откровенно доминировало над ней. Был в этом какой-то вызов тому спокойствию и уюту, которые Юрьев так любил. Время неумолимо двигалось вперёд, и надо было возвращаться.
Через двадцать минут банкир подходил к главному входу в основное здание. Попутно подумав, что у архитектора хватило вкуса и такта не делать огромное крыльцо, на которое надо карабкаться минуты три. Здесь было всего десять ступенек. Подниматься по ним московский визитёр не стал: он решил подождать Моту Рибелу на улице. Его чёрный, сверкающий «БМВ» с заблаговременно загруженным в него багажом уже стоял наготове. В том, что ждать не придётся, Алексей Михайлович был уверен. Рибелу был человеком старой школы и ценил точность.
Ровно в шесть вечера, как договаривались, — секунда в секунду, — когда Юрьев ступил на первую ступеньку, раскрылись стеклянные двери фойе. На крыльцо вышел Мота Рибелу, как обычно в сопровождении помощника с портфелем.
— Алекс! — обрадовался старик. — Давно ждешь?
— Секунд пятнадцать, — улыбнулся московский гость.
Мота расхохотался и протянул руку для рукопожатия. В Европе, а тем более в Южной, руки жмут обычно при совершении сделки или для закрепления какого-нибудь договора. Здороваться за руку тут не принято. Но Рибелу знал русские обычаи и всегда приветствовал банкира из Москвы рукопожатием. Причём правильным рукопожатием — коротким и крепким. Не протягивал пальчики для формального прикосновения, но и не тряс кисть собеседника по пять минут.
— Едем, самолёт уже ждёт. — По-английски Мота изъяснялся неплохо, но, в отличие от Силва, с таким сильным акцентом, что порой приходилось догадываться, что он имел в виду.
Юрьев скользнул на заднее сиденье комфортного автомобиля, Рибелу опустился рядом, а его помощник занял место впереди. Машина мягко тронулась.
Рибелу напоминал средневекового пирата. Старику стукнуло уже шестьдесят семь. Но годы не слишком сказались на его облике. Поджарый, почти костлявый, но с широченными плечами. Густые волосы едва не до плеч, зачёсаны назад. Несмотря на возраст, чёрные как смоль, и только на висках серебрились пряди. Очень смуглое от природы лицо. Вот с лицом время поработало крепко. Глубокие складки и морщины бороздили щёки и лоб. Но даже в них не могла скрыться главная примета португальца — шрам, пересекающий левую бровь и скулу. Мота никогда не рассказывал, где он его приобрёл. Больше всего отметина смахивала на след сабельного удара.
— Я слышал, в Москве проблемы, Алекс? — дипломатично поинтересовался Рибелу. Настолько дипломатично, что Юрьев насторожился. Нельзя сказать, что руководитель службы безопасности Группы обычно рубил правду-матку в глаза, но всё же он был человеком достаточно прямолинейным и предпочитал сразу расставлять точки над i. Если бы Мота знал русский, он бы обязательно ставил точки и над буквой «ё».
— Мы их решаем, — так же уклончиво ответил банкир.
Рибелу понимающе кивнул:
— У нас будет время поговорить в самолёте.
Уютный городишко Порту, в который предстояло лететь попутчикам, располагался в трёхстах километрах от столицы. Второй по величине город страны, раскинувшийся на берегу реки Дору неподалеку от её впадения в Атлантический океан. Прекрасное место, чтобы совместить полезное с приятным — работу с отдыхом.
Юрьева пригласили выступить перед собравшимися как представителя банка с самой мощной службой безопасности. Этот факт никто не оспаривал. В Группе знали, что в области балета и по части силовых структур Россия даст сто очков вперёд не только Португалии, но и любой европейской стране. Алексей Михайлович понимал, что причина назначить его одним из ключевых выступающих кроется не только в признании высочайшего уровня профессионализма службы безопасности российского банка. До сих пор в Европе бытовало мнение, что в России очень страшно. Там стреляют и грабят. И дескать, если русские смогли обезопасить свой банк в таких трудных условиях, то их опыт особенно ценен.
Это было смешно и немного обидно. Юрьев даже подумывал отказаться от такого «лестного» предложения, но Гоманьков ему посоветовал ехать. В Лиссабоне повеяли ветры перемен. Неприятные ветры, которые вполне могли долететь и до Москвы.