Юрьев прошёл на знакомый подиум, огляделся. Зверобоева не было видно — видимо, опять сидит в своей «операторской» и следит за происходящим по мониторам. Несколько сотрудников службы безопасности фланировали по галерее туда-сюда и туда-обратно. Грачёва развлекала Маркиша, тот галантно изображал подобие улыбки.
В назначенное время музейщица бросила португальца, как до этого не раз бросала многих мужчин, вместе с Юрьевым поднялась на подиум и сказала своё веское вступительное слово. Говорить Светлана Владимировна умела и любила. Слушать её было приятно. Завершив выступление, длившееся минут семь-восемь, она передала слово банкиру. Алексей Михайлович даже сделал попытку улыбнуться публике, сорвав нестройные аплодисменты. И начал свою речь с замечаний о банковских коллекциях предметов искусства в целом и о коллекции ПортаБанка в частности. Постепенно он вошёл во вкус и даже начал осторожно шутить, чтобы аудитория не заскучала.
Закончив речь, Юрьев предложил задавать вопросы. Первому дали слово корреспонденту «Известий». Тот оказался неожиданно дотошным, стал интересоваться происхождением картин и историей их приобретения. Пришлось передать микрофон Грише Мстиславскому, который буквально засыпал всех фактами. Юрьев скучал, нервничал и думал, что от всего этого великолепия останется заметочка, в которой уцелеют три-четыре строчки от сказанного.
Вторым прорвался журналист эстонского телеканала. Для начала он сообщил, что художник Орест Тамм, чьи работы входят в экспозицию, урождённый эстонец, а фотограф Ростислав Андреев, произведения которого тоже представлены на выставке, в двадцатые годы жил в Эстонии. Корреспондента интересовало, что уважаемый господин Юрьев об этом думает.
Алексей Михайлович сначала немного растерялся, но потом взял себя в руки и, широко улыбаясь, сказал, что культура — универсальный язык, связывающий людей поверх любых барьеров, и что она взаимно обогащает народы. Эстонец, кажется, был не очень доволен, но и возразить тоже ничего не мог.
Он ещё пытался что-то спросить, когда к микрофону резво протолкалась молодая рыжеволосая тётка с большим ртом. Она показалась Юрьеву смутно знакомой.
— Рита Гольдбаум, «Новая деловая газета», — представилась дама.
По залу прошёл шумок. «Новая деловая» имела репутацию сливочной жёлтой прессы, то есть помойки, куда заинтересованные люди сливали компромат друг на друга и на третьих лиц. Газета не вылезала из судов, регулярно печатала опровержения и платила немалые штрафы. Однако какие-то покровители у неё были: издание продолжало выходить с завидной регулярностью. И то и дело радовало читателей сообщениями о том, как на таком-то приёме подали дешёвый фаянс вместо дорогого фарфора, почему жена члена совета директоров такой-то фирмы бросила мужа и что топ-менеджер такой-то корпорации при странных обстоятельствах отдал Богу душу на охоте, а следствие закончилось подозрительно быстро… Рита была одной из самых успешных сотрудниц газеты, пронырливой и наглой стервой с хорошими связями. Несколько мелких стычек с «Новой деловой» у банка уже было, так что Юрьев понимал, чего можно ждать от этого издательства. И особенно от Риты. Банкир о ней знал даже то, что в девичестве она была Бябяшечкиной, а фамилию Гольдбаум приобрела благодаря короткому неудачному браку с каким-то заезжим немцем.
— Очень приятно, Рита. — Юрьев чуть заметно кивнул. — Слушаю вас внимательно.
Женщина откровенно ухмыльнулась ему в лицо. Дескать, сейчас тебе приятно не будет.
— Алексей Михайлович! Мне да и всем присутствующим было бы интересно узнать ваше мнение: насколько работа в должности председателя правления крупного банка совместима с контрабандой?
— В наших кругах не принято обсуждать качества коллег. — Юрьев добавил в голос удивления. — Тем более что я не знаю, кого конкретно вы имеете в виду.
— Я имею в виду вас лично, — перебила Гольдбаум. — По сведениям от нашего источника, вас задержали несколько дней назад на таможне, когда вы пытались контрабандой ввезти отпечатанный совсем недавно со старого негатива фальшивый дубликат главной фотографии этой выставки, которую украли на этой неделе! На вас завели уголовное дело о контрабанде.
Защёлкали затворы фотоаппаратов, засверкали вспышки. Рита выпрямилась, подставляя свою мордочку под лучи славы.
— Вы получили эту ценную информацию из того же источника, что сообщил вам о свадьбе дочери Портнова в Монако? — хмыкнул Юрьев.
По залу прокатился лёгкий смешок. Рита недобро оскалилась.
Упомянутый инцидент был одним из серьёзных проколов в её журналистской карьере, который стал притчей во языцех и припоминался Рите всеми, кому не лень, при каждом удобном и неудобном случае. С год назад падкая на жареные факты девица, не часто утруждающая себя проверкой обильно сливаемых ей слухов, громогласно обвинила руководителя одной государственной корпорации, что в кризисное время он закатывает свадьбу дочери в европейском княжестве за огромные деньги, разумеется, бюджетные. Новость перепечатали многие издания. Разразился скандал.
Потом выяснилось, что у Портнова вообще нет дочери. У него было два сына, один из которых давно женат, а второй только пошёл в школу. А в Монако веселился какой-то коммерсант средней руки, по несчастью носивший ту же не слишком редкую фамилию. Чиновник оказался обидчивый, злопамятный и жёсткий. Он подал на Риту в суд, защищая свою честь и достоинство, естественно, выиграл его и заставил горе-журналистку заплатить немалые деньги, которые потом перечислил в благотворительный детский фонд. И вообще нанял специально обученных людей, ославивших девицу на всю Москву и сильно испортивших ей жизнь. Было даже заведено уголовное дело по статье «клевета», которое пока не было завершено и тлело как уголёк.
— Вы можете подтвердить или опровергнуть эту информацию? — сделав морду лица топориком, принялась давить журналистка.
— Я даже не знаю, как бы поделикатней сказать… — начал свой ответ Юрьев.
— Сознайтесь во всём, не лгите и не изворачивайтесь. Скажите правду! — нетерпеливо перебила его Рита.
— Мне сложно комментировать ненаучную фантастику по поводу контрабанды, — пожал плечами Юрьев. — А что касается «Правды», то она перед вами!
Он широким жестом указал на фотографию Родионова.
— Контрабанда! — завизжала журналистка во всю силу своего писклявого голоса. — Контрабанда! Подделка! И картина Апятова — тоже подделка! Её позавчера нарисовали! Позавчера, слышите! — Она ткнула наманикюренным пальцем в воздух.
— Так это подделка или ввезённая мной контрабанда? — вопросом на вопрос ответил Юрьев. — Подделки не задерживают на таможне. Вы бы определились в обвинениях. А насчет Апятова… Вы правда думаете, что за один день или даже за неделю копию такого произведения реально можно изготовить? Боюсь, ваши познания в живописи уступают вашей хорошо известной многим эрудиции в сфере экономики и бизнеса.
Снова раздались смешки. Но Риту осадить оказалось сложно.
— А вот мы сейчас всё выясним! — зло бросила журналистка. — По просьбе нашей редакции здесь присутствуют эксперты по живописи и фотографии. Господа, вы не могли бы вынести своё заключение?
Дело приобретало нешуточный оборот. Зал загудел. Рита энергичными жестами начала приглашать мявшихся в стороне «экспертов» пройти к картине.
Первым неохотно двинулся вперёд Степаниди. Лицо его было напряжённым. Несмотря на то что Юрьев накануне его успокоил по поводу фотографии, он всё ещё боялся, что придётся выбирать между репутацией и старой дружбой. Лобанов ничего не знал и никаких сомнений не испытывал. Он проследовал за фотографом.
— Маргарита… — начал Лобанов.
— Рита, пожалуйста, — поправила его журналистка тоном вредной школьной учительницы.
Юрьев про себя подумал — откуда только берутся эти «Маши», «Саши», «Риты» и прочие уменьшительные имена, которыми упорно именуют себя вполне взрослые люди, не страдающие инфантилизмом? Что-то ведь они хотят этим сказать? Или это какой-то знак, понятный только своим? Но что их объединяет? Кажется, либеральные взгляды. Но нет, полно либералов, которые величают себя исключительно по имени-отчеству… Он не успел додумать мысль — Лобанов продолжил:
— Рита, вы же понимаете, что я могу сделать только поверхностный осмотр? В США, в «Джордж Истман Хаус», существует целая компания, которая проводит глубокие экспертизы бумаги и химикатов, чтобы выявить качественные подделки.
— Мы полностью доверяем вашей квалификации, — заявила журналистка.
Лобанов поморщился. Звучало так, будто он рискует репутацией, если на глазок не сможет определить то, над чем в «Истмане» трудятся десятки человек, вооружённых современнейшей техникой.
Эксперт и фотограф подошли к «Правде». Журналисты столпились вокруг них, опасаясь пропустить сенсацию. Юрьев сошёл с подиума и поискал взглядом Зверобоева. Тот присутствовал, но стоял в стороне, давая какие-то распоряжения по телефону. Маркиш тоже не полез в толпу, но напряжённо наблюдал за происходящим.
Степаниди бросил только один взгляд на снимок, распрямился и посмотрел на Юрьева с уважением. Лобанов возился дольше. Разглядывал фотографию под лупой, заглядывал на обратную сторону. Но наконец и он отошёл на пару шагов.
— Что скажете? — напористо гнула свою линию назойливая журналистка.
— Совершенно однозначно перед нами подлинный отпечаток «Правды» Родионова, — пророкотал Степаниди. — А разницы, первый отпечаток или второй, нет никакой.
Гольдбаум недовольно повернулась к Лобанову.
— Я не буду так категоричен, — пожал плечами профессор. — В моём распоряжении сейчас нет технических средств для тщательной научной экспертизы. Но я не вижу ни малейшего повода утверждать, что это — подделка. Учитывая репутацию банка и лично Алексея Михайловича Юрьева, я бы с большой долей уверенности сказал, что перед нами подлинник. И я тоже согласен с коллегой, что экземпляры этой фотографии ограниченной серии, отпечатанные самим автором при жизни, имеют одинаковую художественную и коллекционную ценность. Нам известно о четырех авторских экземплярах «Правды». Они равноценны. В каталоге выставки заявлено, что в музее представляется фотография из коллекции Группы.