— Чёрт! Как же нам теперь его достать?
— Сейчас сюда зайдёт один человек, он расскажет кое-что интересное. А вообще, нам повезло. Из-за Гоманькова мы чуть не упустили его.
— Кстати, а что Гоманьков? — поинтересовался Юрьев.
— Сначала мы нормально взаимодействовали, — сказал Степан Сергеевич. — Но потом я понял, что он ведёт себя как человек, которому постоянно не хватает времени. Как будто пять-шесть часов в сутки он тратит на что-то очень важное для него. Настолько важное, что работа уже давно побоку, на втором месте. Сначала я про бабу подумал. Мол, роман крутит. Он же не пьёт. И вроде как не ворует. Честный человек. Честные они воруют гораздо меньше. Значит, по бабам ходит. Третьего не дано. Потому как если не пьёт и по бабам не ходит, то, значит, ворует. Ну и так далее… Шучу, — разрядил обстановку полковник. — Нов каждой шутке есть доля шутки. Я предположил… — Тут Зверобоев сделал паузу. — Не суть важно, — наконец сказал он. — Вариантов немного, но они были. Всё решила одна мелочь. Не очень аппетитная. — Он выжидательно посмотрел на Юрьева, как бы спрашивая разрешения.
Юрьев кивнул.
— Просто я зашёл в туалетную кабинку сразу после Гоманькова, — нехотя сказал Зверобоев. — Там был запах ацетона. Такое бывает при некоторых болезнях, но тогда бы он лечился. Если человек лечится, оно всегда заметно. Значит, выпил. Очень крепко. И пытается это скрыть. Я задал несколько наводящих вопросов и понял, что Иван Иванович меня пытается обмануть. Кстати, это был его единственный прокол. В остальном шифровался он грамотно, даже красиво. Молодчина. Мы потом с ним подробно поговорили. Не очень весёлый был разговор, но полезный.
— Когда потом поговорили? — не понял Юрьев.
— В пятницу. Было ясно, что если человек квасит, то в его ситуации ночью, на выходные и в одиночку. «Я пил из горлышка, с устатку и не евши», — процитировал он классика. — Тогда всё проще простого. Я дал Ивану Ивановичу понять, что в пятницу его никто не побеспокоит. А потом взял и неожиданно нагрянул к нему домой в гости в час ночи. Сначала позвонил, конечно, но он к тому времени уже боялся брать трубку. Дверь он мне не открыл, естественно. Тяжёлый случай. Пришлось самому открыть. С ключика-то его я копию заранее снять сумел. Извини. Привычка — вторая натура.
— Но почему он пьёт? — не понял Алексей Михайлович. — Вроде нормальный мужик, волевой… Всё у него в порядке… Мог бы пролечиться, в конце концов!
— Не тот случай. Он керосинит сознательно. Я с таким встречался. Форма растянутого суицида. Внутри человека сидит желание саморазрушения. И отпускает только тогда, когда он саморазрушением занимается. Кто-то пьет, а кто-то колется. Этот лично бухает.
— Но может ускориться, — дополнил Юрьев.
13:30. Зверобоев. Маркиш. Юрьев
Москва. Ул. Божены. Немцовой, 24а. Арт-музей.
Переговорная
Луиш Маркиш определенно был не из тех, кого Юрьев ожидал, а главное, желал видеть. Но он как-то очень ловко проскользнул в переговорную комнату. Португалец уселся на краешке стола, покачивал ногой и явно чувствовал себя в своей тарелке — спокойно и раскрепощённо.
— Алекс! — воскликнул Маркиш по-английски. — Нам надо поговорить!
В другое время Юрьев, наверное, разозлился бы. Но сейчас он был под впечатлением последних событий — и особенно рассказа Зверобоева. Поэтому банкир просто молча сел на пластмассовый стул и скрестил руки: давай, дескать, удивляй.
Степан Сергеевич посмотрел на португальца и сделал приглашающий жест. Мол, начинай, дорогой португальский друг.
Гость соскочил со стола и как-то по-мальчишески шмыгнул носом. Несколько секунд назад он излучал самоуверенность, а теперь нервничал, будто ему предстояло признаться в том, в чём признаваться не хотелось.
— Наш последний разговор в Лиссабоне был не слишком задушевным, — начал Маркиш по-английски. — Но он заставил меня задуматься. Я поднял документы. Заново проанализировал наши встречи и разговоры с Разумовским. Я записываю тезисы и ключевые моменты серьёзных бесед с деловыми партнёрами. Что позволяет потом разбирать эти разговоры. И часто помогает понять скрытые мотивы партнёров. Особенно если их аргументы от встречи к встрече меняются.
— И что выяснил? — поторопил Юрьев, хотя сам себе мысленно сделал «зарубку на память» — метод Маркиша показался ему интересным.
— Ты был прав. Разумовский проявлял повышенное внимание к российскому банку. В этом я не увидел ничего удивительного. Сначала. Мы с ним вместе разрабатывали стратегию перевода обеспечения безопасности наших дочерних банков на аутсорсинг. И разумеется, предвидели, что наибольшее сопротивление окажет именно ваш банк.
— И вместе начали искать его просчёты, чтобы показать, что система безопасности не выдерживает критики? — подал голос Зверобоев.
Его английский был идеален — во всяком случае, по сравнению с тем, на котором говорили Юрьев и Маркиш. Сейчас это было как-то особенно заметно. Юрьеву тут же представился профессор Адамсон, невозмутимый, корректный, занудно диктующий студентам нечто заумное.
— Да, — признал португалец. — Конечно, вы преувеличиваете и меняете акценты…
— Но сути это не меняет, — закончил Юрьев.
— Признаюсь честно, Алекс. Да, ты был моим противником, — вскинулся Маркиш. — Противником программы, которую я считаю благом для Группы. Разумовский работал на моей стороне. Я был уверен, ты и Иван — помеха на пути прогресса. Глупо не использовать слабые стороны оппонентов, чтобы достичь результата. Кстати, выступая против моей программы, ты сам действовал подобным образом. Так что мы применяем одни и те же методы.
— Вы полагали, что Разумовский работает на вашей стороне, — напомнил Зверобоев. — А теперь так не считаете?
Португалец задумался.
— Видите ли, — начал он, — я предоставил Марку много информации по русскому филиалу. В том числе по готовящейся выставке. И к ней он проявил повышенное внимание. Интересовался всеми аспектами обеспечения безопасности, вплоть до мельчайших подробностей. Мы ваших коллег запросили. Сеньор Гоманьков нам написал, что по твоему личному указанию, Алекс, коллекция банка охраняться не будет, а музей не защищён. И что он настаивал на обратном, но его никто не послушал. И есть большие риски. Тогда я не придал этому значения. И согласовал твоё решение. Всего лишь один из аспектов нашей работы. Но когда случилась кража, у меня возникли подозрения. А после разговора с тобой, Алекс, они окрепли. Я ещё раз просмотрел записи наших бесед с Марком, прослушал аудиозаписи. И у меня сложилось впечатление, что его интерес превышает разумные пределы.
— То есть Разумовский решил ударить по мне, даже не поставив тебя в известность? — с сомнением спросил Юрьев.
Маркиш поджал губы и помолчал.
— Я думаю, — наконец сказал он, — что его целью был вовсе не ты. И не русский банк. И скажу тебе более того. Даже не наш проект передачи функций обеспечения безопасности из дочерних банков Группы на аутсорсинг внешним структурам.
— Не понял, — помотал головой Юрьев. — А кто тогда?
— Не кто, а что. Картина и фотография.
Юрьев изумлённо уставился на португальца, не веря своим ушам. Зачем какому-то французу русского происхождения затевать такую сложную и запутанную комбинацию, готовую рухнуть при малейшей несогласованности, чтобы выкрасть две работы мастеров первой половины двадцатого века?
Это сомнение он и высказал Маркишу, но тот только покачал головой:
— Разумовский запросил у меня информацию по всем экспонатам. Но по этим двум он требовал дополнительные сведения уже в обход меня, у моих помощников. Причём по каждому из предметов — у разных людей. Те даже и не подумали, что всё делается без моего ведома. Согласись, выглядит странно и подозрительно. Именно так, точно он не хотел, чтобы кто-то имел представление о его интересе. Потому что это можно было бы связать с кражей. Он интересовался этими двумя работами. Очень дотошно. Я выяснил два дня назад, что Разумовский несколькими месяцами раньше выпросил у кураторов нашей художественной коллекции экземпляр фотографии Родионова, что висел в здании нашей штаб-квартиры, на какую-то экспертизу. Держал работу где-то две недели. Потом, правда, вернул. Сейчас этот отпечаток, один из четырёх существующих, Группа вам передала взамен того, что украли, и вы его выставили в музее. Вот тогда-то мне показалось, что Марк интересуется, прежде всего, музейными экспонатами.
— Да, — согласился Юрьев. — Подозрительно.
— Когда я это понял, то связался с Иваном, — продолжил Маркиш. — Кстати, где он?
— Он немного приболел, — сказал Зверобоев. — Сейчас я за него. Считайте, что в рамках вашего проекта я уже выполняю функции внешней организации, которая взяла на себя обеспечение безопасности банка. Вы же этого хотели, сеньор Маркиш? — ехидно спросил Зверобоев. — Вот вы и получили то, к чему так стремились. Здесь и сейчас. И смотрите, система-то работает. Начальника службы безопасности банка нет, а безопасность обеспечивается. Как здорово.
— Но вы же посторонний человек, — начал спорить Маркиш. — Мы вас вообще-то не приглашали. Мы хотели подобрать тех, кого мы знаем…
— Меня пригласил господин Юрьев, — невозмутимо продолжал Зверобоев. — А с подобранными вами внешними структурами он бы ощущал себя так же некомфортно, как вы сейчас со мной, руководителем службы безопасности совершенно чужого банка из чужой Группы. Но у вас ведь нет выбора, сеньор Маркиш? Мы правда никому не собираемся рассказывать про то, что вы пригласили на работу человека, который ограбил банк Группы… Разумеется, исключительно по собственной инициативе, не поставив вас в известность. Вы просто ещё не имели на тот момент достаточного опыта в сфере безопасности и плохо разбирались в людях. — Увидев, что Маркиш весь обмяк и как-то сник, Зверобоев ослабил удавку. — Ну ладно, дружище, шучу. Хотя в каждой шутке есть доля шутки. Давайте поработаем вместе на общее благо, и вас ждёт большое будущее. Мы можем помочь вашей успешной карьере, если вы всё будете делать правильно. У нас большие возможности. Мы имеем выходы на ключевых акционеров вашей Группы.