— Да, всё хорошо, — подтвердил он.
Ему не терпелось остаться одному, и надо было распрощаться с гостем.
— Я тут кой-чё накнокал, — развязно начал гундеть Гусин. — Картинки эти, на секундочку, застрахованы на три миллиона баксов, между прочим. Смекаешь, к чему я?
Брови Разумовского полезли вверх. У этого жулика хватает ещё наглости пытаться запустить свою шаловливую ручонку к нему в кошелёк?
— Ты не понял, Роман, — сказал он как можно спокойнее. — Вещь стоит не столько, сколько указано в ценнике, а за сколько её можно продать. Ни ты, ни я эти картины продать не сможем не только за три миллиона, но даже за сотню долларов. Если попытаемся, то тут же окажемся сам знаешь где. Значит, для нас они не стоят ничего.
— Как ничего? — картинно удивился Гусин.
— Ничего. Если ты не забыл, эти вещи всего лишь средство для достижения нашей общей цели. И цель у нас одна — Юрьев. Точнее, его место. Ты ведь хочешь попасть на его место?
— А зачем мы тогда весь огород городили? — вопросом на вопрос ответил Гусин. — Ну ладно, если эти вещи ничего не стоят, подари мне картинку на память. Пусть у меня повисит покеда. Приятно, знаешь ли, когда на стеночке тряпка за три лимона.
— Мы так не договаривались, — твёрдо сказал Разумовский. — Картина и фотография будут возвращены банку. Когда Юрьев выполнит наше требование, разумеется. Он должен уйти. Тогда я получу контракт на обслуживание Порта-Группы. А ты — пост председателя правления. Тебе всё ещё нравится пост председателя правления?
Гусин картинно развёл руками.
— Да лана, старичок, — начал он. — Это я так, шутканул слегонца. Чё ты прям как не родной…
В дверь постучали. Разумовский встревоженно посмотрел на Гусина, но тот, в свою очередь, испуганно застыл. Марк набросил покрывало на картину и фотографию и жестом попросил гостя открыть.
На пороге стояла красавица из фойе. Гусин расплылся в улыбке:
— Мадам! Чем обязаны?
Брюнетка защебетала по-английски — Разумовский не расслышал что именно. Он двинулся было в сторону коридора, чтобы выпроводить незваную гостью, но она уже входила в номер в сопровождении Романа.
— Сударыня, извините, возможно, вы ошиблись номером… — начал Разумовский.
— О, мсье! — перебила барышня. — Вы не можете отказать даме!
Разумовский не успел возразить: вслед за женщиной в номер ввалились трое крепких мужчин, один из которых сидел напротив Марка в фойе. В мозгу заверещал сигнал тревоги, но было поздно. Гусин попытался выскользнуть, но был мгновенно усажен в кресло.
— Господин Разумовский? — на сносном английском, не лишённом лёгкого славянского акцента, спросил широкоплечий блондин в сером костюме.
Марк сглотнул комок и кивнул.
— КГБ Республики Беларусь, майор Линкевич. — В руках блондина мелькнула и пропала красная книжица. — Вы обвиняетесь в контрабанде краденых предметов искусства.
Разумовский был типичным европейским бизнесменом. Он умел вести дела и улаживать проблемы, находить оптимальные варианты и обходить острые углы. Но сейчас его буквально парализовало от ужаса. «КГБ, диктатор Лукашенко, белорусские тюрьмы», — мелькнуло в сознании.
Во рту пересохло.
— Я не имею к этому отношения, — прохрипел Разумовский. — Этот человек принёс что-то в мой номер, но это не моё!
— Э, ты чего! — подскочил Гусин, но его тут же вернули в кресло. — Слышь, майор, он тут пытается…
— «Слышь» будешь мамке своей говорить, — оборвал его белорус.
— Извините, господин майор, — забормотал Гусин. — Я привёз всё по его просьбе. Он — заказчик! Я только привёз!
— Этого — в соседний номер, — скомандовал майор. — Быстрый допрос. А вот с господином Разумовским мы поговорим отдельно. Как поступим? Поедем к нам в гости? Или решим всё здесь?
Один из мужчин под локоть вывел Гусина из номера.
Разумовский облизнул пересохшие губы.
— Что вы хотите? — пролепетал он.
— Хочу всё знать, — пожал плечами майор. — Передача у нас была такая. Всё значит всё. Что, где, когда, почему, как. И главное — зачем. Вы ведь не коллекционер. И вдруг крадёте произведения искусства. Из музея. Ай-яй-яй. Шалунишка. Нехорошо. Зачем вы это сделали?
Слово «украли» Разумовского неожиданно задело.
— Я не вор, — сказал он твёрдо, смотря майору в глаза. — Я не собирался ничего присваивать.
— Эту песню ты следователю петь будешь, — сделался жёстким майор.
— Я не вор. Я готов доказать в суде, — нервно выговорил хозяин номера. Страх его уже отпустил, только от адреналина слегка потрясывало.
— Суд — дело такое, — протянул майор. — У нас тут не Париж с Вашингтоном, у нас в судах порядок… Закон и справедливость. Не то что у вас там, на гнилом Западе. Говорить будем?
Разумовский тем временем думал. Как его взяли? Видимо, рука Москвы. Юрьев сумел каким-то образом собрать информацию и выйти на него. Что ж, он в своём праве. Всякий борется за счастье, как может. Он, Марк Разумовский, не смог. Что ж, хотя бы попытался.
Марк представлял, что может быть дальше. Минск — даже не Россия, это Белоруссия. Беларусь, как она теперь называется. Тут правит КГБ. Захотят — он отправится в какую-нибудь тюрьму и просидит там годы. МакБейнли пальцем не пошевелит, чтобы его выручить. Неудачников там не любят.
Что они знают? Скорее всего, самые общие вещи. Если сказать, что фотография и картина нужны были ему для шантажа, ему, скорее всего, поверят. И захотят отомстить. То есть он останется в белорусской тюрьме.
Может, предложить майору взятку? Пообещать долю? Вряд ли этот мелкий кагэбэшник не хочет стать по-настоящему богатым человеком. Но тогда придётся рассказывать всё. И возможно, потом этот неприятный тип его просто пристрелит. Ну или отправит в ту же тюрьму. А всем завладеет сам. Если он что-то попытается утаить, его опять же отправят в камеру и там будут выбивать признания. А когда выбьют, отпустить уже не смогут.
Выход просматривался только один. Неприятный выход, но лучших вариантов не было.
— Хорошо, я всё расскажу, — выдохнул Марк. — Но с условием. Это вопрос больших денег. Поэтому сейчас я позвоню в Москву господину Юрьеву. Его телефон у меня есть. Включу громкую связь. Можете записывать. Если нет, с Юрьевым рано или поздно свяжутся. — Он блефовал, но ничего другого ему не оставалось.
К его удивлению, майор кивнул.
— Так даже лучше, — сказал он. — Звоните.
Опер вытащил старый кассетный диктофон. Разумовский знал этот приём. Цифровую запись можно перемонтировать. Следы монтажа на магнитной ленте удалить невозможно.
15.30. Разумовский. Юрьев
Москва. Ул. Божены Немцовой, 24а. Арт-музей. Переговорная
— Кто? — не поверил Юрьев.
— Разумовский, — повторил голос из трубки. — Я понимаю, вы, возможно, удивлены. Но выслушайте. От этого зависит многое. Для вас и для меня.
Юрьев поставил свой телефон на громкую связь.
— Я нахожусь в Минске, — быстро заговорил Марк. — В гостинице «Вереск». Меня задержали. Белорусское КГБ. Со мной картина и фотография.
— «Правда» и «Небыль»? — почти спокойно уточнил Алексей Михайлович.
— Да. Но я не виноват. Поверьте: да, их украли… взяли по моей просьбе, но я — не вор. Нет. Обе вещи были бы возвращены банку. В любом случае.
— А зачем тогда их взяли? — поинтересовался Юрьев. — Чтобы мне и банку навредить и ваш проект передачи функций безопасности на аутсорсинг протащить не мытьём, так катаньем?
— Я не хотел вам ничего плохого. Возможно, Гусин, который, собственно, украл и организовал доставку сюда картины и фотографии, этого хотел, но не я. И проект мой тоже ни при чём. Хотя, признаюсь, мысли на этот счёт были. Дело в другом. Ничего личного. Мне нужно было получить своё. То, что мне принадлежит. Фамильное…
— Я же говорил, — уверенно сказал Зверобоев.
— Кто ещё нас слушает? — забеспокоился Разумовский.
— Не волнуйтесь, это мой доверенный человек. Он полностью в теме, — успокоил его Юрьев. Сам же он всё никак не мог прийти в себя.
— Вы ему точно доверяете? Речь пойдёт об очень больших деньгах. Очень больших, — повторил Разумовский.
— Деньги, — констатировал Зверобоев. — Как обычно, деньги.
Ретроспектива. Разумовский1976-20…
Европа (Париж — Лиссабон)
Марк Разумовский родился в Париже, в семье эмигрантов из России. Семье положила начало прабабка Зоя Сиверс, дворянка, выехавшая из СССР в начале тридцатых. Ее сын родился уже во Франции, а Марк оказался французом в третьем поколении. В России он никогда не был.
Жила семья скромно, своим трудом, хотя и гордилась дворянскими корнями. Но во Франции, давшей пристанище многим русским людям благородного происхождения, им приходилось водить такси, работать швейцарами и делать другую непрестижную работу. Не до жиру, быть бы живу.
Легендой семьи был прадед Марка, Фёдор Ильич Разумовский. Боевой моряк, начавший служить под началом Колчака еще в 1904 году, когда будущий адмирал был назначен вахтенным начальником на крейсер первого ранга «Аскольд». Пройдя через всякое вместе с адмиралом, Фёдор Ильич заслужил его полное и безоговорочное доверие. В октябре 1919 года верховный правитель поручил своему давнему соратнику выполнить деликатное поручение, связанное с закупкой вооружения для нужд армии за счёт средств золотого запаса России, половина которого была захвачена в Казани генералом Каппелем в августе восемнадцатого. Для этого Фёдору Ильичу предстояло вывезти из Омска и доставить за границу вагон ящиков с золотыми слитками и звонкой монетой с тем, чтобы поместить их в банк, продать, а на вырученную валюту приобрести всё необходимое по списку, который был ему передан. Поручение было конфиденциальным. О нём знали только сам адмирал, Разумовский и министр финансов в правительстве верховного Иван Адрианович Михайлов.
Выполнение задания адмирала оказалось делом нелёгким и потребовало больше времени, чем представлялось вначале. Англичане и американцы оказались ещё теми союзничками. Разумовскому удалось правдами и неправдами доставить ящики с жёлтым металлом в Гонконг и поместить их на хранение в подвалы местного банка. Дело с закупкой вооружения затянулось. В январе 20-го Фёдор узнал, что его боевой командир подписал приказ об отречении от прав верховного правителя России, а в марте до него дошло печальное известие о расстреле адмирала. Разумовский был в отчаянии. Значительная часть средств, вырученных им от продажи золота, уже была потрачена в качестве предоплаты по заключённым договорам на поставку из США оружия, боеприпасов, снаряжения и военной техники. Теперь эти договоры было невозможно исполнить за отсутствием получателей. Оставшаяся неиспользованной часть средств и непроданное золото в ящиках продолжали храниться на счетах и в подвалах банка в Гонконге. Разумовский числился их единственным законным владельцем.