[75] Так с разухабистостью журналиста разделывается с евреями Восточной Европы мистер Даймонт (и не забудем, как низко ценится евреями «принадлежность к миру деревень и крестьян»).
Искать ли причину в отсталости Восточной Европы? Но в XIII–XIV веках вся Испания, и в том числе испанское еврейство, стояла на гораздо более низкой ступени интеллектуального и культурного развития, чем Польша в XVIII веке, а сефардам это вовсе не помешало активно участвовать в общественной и политической жизни.
Не говоря о Хазарском каганате VIII–IX веков. Не говоря о Египте Птолемеев. Не говоря о Вавилонии VI века до Рождества Христова. Может быть, все-таки не только культурная отсталость тут срабатывает, но и другой национальный характер? Национальный характер еврейского народа, говорящего на идиш, живущего в штетлах, происходящего от хазар по крайней мере процентов на семьдесят?
В наши дни становятся популярны «герменевтические» исследования — изучение «тайной», или «закрытой», истории человечества. То есть истории каких-то тайных орденов, закрытых групп, в идеологию и практику которых почти невозможно проникнуть и которые-то, как «выясняется», и управляют человечеством, направляя его историю.
Что миром правят масоны — не уверен, но факт: вся еврейская история, а особенно история евреев ашкенази, по крайней мере до середины XIX века, — это «герменевтическая», закрытая от мира история. Не потому, что евреи подчиняются тайному Мировому правительству или масонам, построившим Иерусалимский храм. И не потому, что «они» сознательно не допускают иноземцев до изучения этой истории (захоти русские изучать еврейскую историю! Представляю, какой восторг у евреев это бы вызвало!). А потому, что их история никому ни за чем не нужна. Евреями просто не интересуются ни русские, ни поляки, ни литовцы, ни австрийские и прусские немцы.
Просвещение-Гаскала с ее идеей приобщения евреев к европейскому просвещению в XVII веке еще вызывает какой-то интерес… Но в основном не к еврейскому народу и к его истории, а скорее к тем отдельным интеллектуалам, «салонным евреям», которые сумели войти в немецкое общество и рассказать о своей приверженности иудаизму на хорошем немецком языке. Интересны и попытки евреев модернизировать жизнь своих общин по европейскому образцу… Интересно уже из гражданских побуждений: на глазах возникает новая общность немцев — «немцы Моисеева закона». Но общество христиан даже в Германии очень плохо представляет, чем живет еврейское традиционное общество.
То есть и между христианскими народами не всегда хватает взаимного понимания. Немцам не очень понятно, что такое икона Матки Бозки Ченстоховской и почему за нее так цепляются поляки. Полякам может быть плохо понятно, почему русские так любят неудобный, чересчур холодный Петербург и не хотят принимать католицизма. Но границы между национальными культурами христиан проницаемы. Тем более что есть между этими народами взаимное уважение и есть вполне реальный практический смысл — учить языки друг друга, знакомиться друг с другом.
Особого уважения традиционная еврейская жизнь не вызывает. Уж да простят меня потомки евреев, но чересчур она «туземная» — грязная, нелепая, далекая от соблюдения элементарных культурных норм. Что видит поляк, русский и немец в «штетле»-местечке? Грязные кривые улочки, обшарпанные домишки, все ту же грязь и полчища насекомых в домах, нелепую и тоже не всегда чистую одежду, полную невоспитанность большинства обитателей местечка.
Опасаясь обвинений в пресловутом антисемитизме, я приведу слова злейшего врага евреев, их писателя Шолома Рабиновича. В одном из его рассказов главный герой находит на станции немца — представителя торговой фирмы, который должен прожить близ станции несколько дней, и приглашает к себе на «штанцион». Вот немцу стелют постель, а он «чем-то недоволен, не нравится ему, видно, что перья летят, крутит носом и начинает чихать, на чем свет стоит!».[76]
И далее: «Поначалу, когда легли, слышу, мой немец спит, не сглазить бы, сладко, храпит как-то странно, сопит, как паровоз, свистит и хрипит, как недорезанный бык, и вдруг вскакивает, кряхтит. Ойкает, фыркает, почесывается, плюется и ворчит, потом поворачивается на другой бок, опять храпит, сопит, свистит и снова вскакивает, плюет и ворчит… И так несколько раз подряд, а потом как спрыгнет с кровати, и я слышу: мой немец швыряет на пол одну подушку за другой и с особенной злостью произносит какие-то странные, непонятные слова: „Цум тейфель! Сакраменто! Доннер-Веттер!“ Подбегаю к дверям, смотрю в щелочку: мой немец стоит на полу в чем мать родила, скидывает подушки с кровати, плюется и сыплет проклятиями на своем языке — спаси Господи и помилуй!
— В чем дело, — говорю, — господин немец?
И отворяю дверь.
Тут он как налетит на меня с кулаками, уничтожить хочет… Хватает за руку, подводит к окну и показывает, как всего его искусали, потом выгоняет меня и захлопывает дверь.
— Какой-то сумасшедший немец! — говорю я жене. — Чересчур изнеженный! Показалось ему, что его кусают, так он уж из себя выходит!»[77]
Немец оказался хитрый и отомстил еврею очень хитро: слал ему письма, «забывая» полностью оплатить доставку, и бедняга доплачивал от 12 копеек и до 1 рубля 12 копеек за счастье прочитать целую порцию преувеличенных благодарностей за замечательный «штанцион».
За посылку еврей заплатил и так уже 2 рубля 24 копейки… А там портрет немца со всей семьей! «Он! Немец с длинной своей шеей, высокой шляпой и трубкой во рту! К портрету приложено письмецо, по-немецки, конечно же, опять все то же, благодарит за „штанцион“, за наше гостеприимство и добросердечие, которых он ни в жизнь не забудет… На что способен человек! Сгореть бы ему! Можете себе представить, чего только не пожелали мы ему от всего сердца! Хоть бы половина сбылась, Господи милосердный!»[78]
Так что за полчища клопов отплатил немец сполна. Рассказ этот, как и большинство рассказов Шолом-Алейхема, довольно смешной. Но трудности, с которыми сталкиваются иностранцы, знакомясь с жизнью местечка, описаны у него очень выпукло. Приведу еще один отрывочек:
«Нужно признаться, что Шолом до того времени и понятия не имел, что за столом нужно соблюдать какие-то правила — в обыкновенном еврейском доме до них никому и дела нет. В обыкновенном еврейском доме все едят из одной тарелки: попросту макают свежую халу в жирный соус и едят. В еврейском доме средней руки не знают никаких особых законов и правил насчет того, как сидеть за столом, как пользоваться ложкой, ножом, вилкой. В еврейском доме для соблюдения приличий достаточно оставить на тарелке недоеденный кусочек рыбы или мяса, а сидеть можно как угодно и есть сколько угодно, даже ковырять вилкой в зубах тоже не возбраняется. Кто мог знать, что на свете существует какой-то этикет?»[79]
Еще раз подчеркну — хорошо, что это пишет писатель с фамилией Рабинович, а не Иванов, не то визгу про антисемитизм поднялось бы до самых небес.
Кроме того, учить иврит или идиш, общаться с евреями «на их территории» просто незачем. То есть кучка ученых священников и профессуры на кафедрах иудаистики изучает иврит и арамейский, чтобы читать в подлиннике Священное Писание. Но это — профессиональная работа кучки интеллектуалов, буквально нескольких тысяч человек на все три страны — на Германию, Польшу и Россию. И этим людям тоже в общем-то незачем общаться с евреями, даже с Виленским Гаоном.
А зачем нужны евреи всему остальному населению этих трех стран? Евреи почти не бывают специалистами современного уровня. На иврите и тем более на идиш не ведется преподавание математики или географии. Если и есть логика в том, чтобы поехать в Краков, послушать лекции на польском языке, или проучиться семестр или два в Гейдельберге или в Петербурге, то какой смысл для русского или немца посещать иешиву: даже самую знаменитую между евреев? Что может прочитать иноземец из написанного евреями на иврите? Комментарии на комментарии к Талмуду? А ему это надо, иноземцу? Разве что из соображений науки: так этнографы поселяются среди первобытных племен, чтобы их лучше изучить (примерно как Богораз жил среди чукоч).
В результате ну по крайней мере до середины XIX века еврейская культура, внутренняя жизнь еврейства совершенно незнакома для их соседей. А если даже евреи захотят рассказать о духовных проблемах, которые их мучают, европейцу это глубоко безразлично. К различиям и спорам реформаторов иудаизма хасидов и сторонников классического образования митнагдим, к похождениям сторонников «настоящего мессии» Саббатая Цеви в Турции или к просвещению-Гаскале русские, поляки и немцы относятся примерно так же, как британцы — к тонким различиям между вишнуизмом и шиваизмом. Так, частности туземной жизни, которые волнуют одних туземцев. Не заниматься же этой ерундой цивилизованному человеку?!
Разница в том, что в отличие от индусов эти туземцы все время на виду, они хорошо знакомы полякам, белорусам и украинцам. С этими людьми ведут дела, и каждый может составить свое мнение — хорошие они люди или плохие, выгодно ли с ними торговать и честные ли евреи торговцы. В процессе торговых или ремесленных дел появляются свои связи, свои знакомства, смутная масса евреев распадается на отдельных людей, и тоже каждый со своим характером, поведением и степенью надежности. Но все это общение — на культурной территории славян. То есть на их языках и по международным правилам, общим у всех народов для ведения коммерции.
А потом, купив или продав, всучив белорусу подкову, поляку — вышитый платок, а украинцу — петушка на палочке, еврей ныряет в совершенно другую жизнь — жизнь еврейского местечка, где говорят, поют и думают на другом языке. И не просто на другом языке, это еще мелочи… а в совершенно другой системе представлений.