После встречи с черным призраком Яна уснуть уже не смогла. Сердце билось как бешеное, руки тряслись, а плечи, на которых остались точно такие же черные пятна, как у Алины, горели огнем. Никита, конечно, не стал оставлять ее одну, отвел на свою кухню, а ничего не понимающая Даша сварила обоим сладкого какао, хотя они с удовольствием выпили бы чего-нибудь покрепче. Но Никита взглядом дал понять, что не стоит посвящать сестру в подробности и пугать, и Яна послушно молчала. Она надеялась, что Даша пойдет спать и ей удастся узнать у Никиты, когда и при каких обстоятельствах он уже сталкивался с подобным призраком, но та, как назло, сидела с ними. То ли просто перебила сон, то ли, застав Яну в объятиях брата, не поверила невнятным объяснениям и решила лично проконтролировать, чтобы они не наделали глупостей. В общем, Даша сидела с ними и весело болтала о самых разных вещах, не отправившись спать даже тогда, когда Никита недвусмысленно поинтересовался, сможет ли она проснуться завтра утром.
Ближе к утру вернулась измученная Лера, на все вопросы категорично ответившая: «Потом!» Они с Яной ушли к себе, и Лера сразу же рухнула в кровать, а вот Яна ложиться не стала. Ей было страшно даже представить, что она ляжет на диван и повернется боком к потолку, где несколько часов назад висело над ней черное существо. Так и просидела до утра на кухне, бессмысленно листая соцсети. До ужаса хотелось позвонить или написать Никите, обсудить произошедшее, но она не стала. Вдруг ему удалось уснуть? Саша в сети тоже не появлялся, так она и просидела в одиночестве.
Никита, как и договаривались, ждал ее на парковке магазина через две улицы от университета. Они не хотели давать лишние поводы для сплетен, которые и так стаями летали по коридорам университета после того, как он среди ночи приехал к ней в общежитие и увез с собой. Яна понятия не имела, кто рассказал об этом, но это было и не так важно.
Яна скользнула в машину, на ходу стряхивая с плеч мелкие дождевые капли. Вряд ли Никита что-нибудь скажет, но намочить салон ей не хотелось. Пристегнувшись, она вытащила из пакета упаковку с сэндвичами и антибактериальные салфетки, быстро протерла ее и открыла.
— Интересно, когда эта дрянь нас наконец покинет, чтобы мы перестали протирать все на свете? — пробормотала она, не требуя ответа, но Никита все равно улыбнулся:
— Не такая уж это и плохая привычка.
— Может, и не плохая, но иногда так хочется на нее забить, а паранойя уже не позволяет. Будешь? — Она протянула ему один сэндвич.
Никита не стал отказываться, признавшись, что голоден как волк. Некоторое время они ехали молча, жуя хлеб с ветчиной и сыром, а потом, когда улицы города остались позади, а в пластиковых упаковках лежали лишь крошки, Яна спросила:
— Что там с убийством домработницы?
— Странно все, — покачал головой Никита, не отрываясь от дороги. — Убийство совсем не похоже на убийство Алины. Катю явно пытали перед смертью, что-то искали в ее доме: все перевернуто. Умерла она от удара молотком по голове. Думаю, ее смерть была случайной, убийца просто не рассчитал силу, потому что до этого долго и методично избивал ее молотком. Все тело в синяках, пальцы раздроблены.
— Ужас какой, — выдохнула Яна.
Порой людская жестокость поражала ее, и она не могла скрыть этого, хоть и считала, что следователь, которым она собиралась стать, должен с невозмутимым видом смотреть на все, что подбрасывает ему работа. Папа однажды сказал, что следователи — тоже люди и, сколько бы всего они ни увидели, порой трудно сохранять хладнокровие, а папу Яна считала хорошим следователем.
— Тем не менее, все синяки видны, — продолжил Никита. — На фотографиях нет других. Как и в квартире нет следов когтей, Леша специально ездил туда утром еще раз и все осмотрел.
— Тогда кто и за что ее убил?
— Следователь, как и Леша, склоняется к тому, что это связано с убийством Алины. Может быть, Катя что-то унесла с места убийства, или убийца просто так думал и поэтому пытал ее, хотел заставить отдать.
— Думаешь, это Антон?
Никита отрицательно качнул головой.
— Катю убила девушка.
— Что? — не сдержала удивления Яна.
— Лера предположила это еще ночью по характеру нанесенных увечий, а я подтвердил. Пальцы, которые порой трогали Катю, были женскими, и пахло от убийцы женскими духами. Я хочу вечером заехать в магазин, может быть, удастся опознать их. Голоса, жаль, не слышал. Похоже, убийца впал в ярость, поэтому и ударил Катю сильнее обычного. Может, она что-то сказала или он просто устал. Но перед последними ударами уже не говорил, просто бил. Точнее, била. Леша думает, что Антона из дома вывела девушка, она же и убила Катю. Он склоняется к тому, что впопыхах они не забрали медальон, которым была задушена Алина, и думали, что его украла Катя. Следователь задержал пока соседку Кати, с которой они вместе снимали квартиру, поскольку до конца не верит в то, что ее убили из-за медальона. Это ведь не именной пистолет, по которому легко вычислить убийцу.
Они обсудили еще некоторые мелкие детали и уже давно свернули с хорошей трассы на проселочную дорогу, когда Яна наконец решилась сказать:
— Никита, ты говорил ночью, что вспомнил, где видел раньше подобные следы от этого… призрака.
Никита крепче вцепился в руль и не повернул к ней голову, продолжая вглядываться в кривую дорогу впереди, которая с каждым километром грозила перейти из проселочной в лесную. Яне показалось, что он был бы рад, если бы она и вовсе не вспоминала, будто ночью он сказал это на эмоциях, а теперь хотел оставить воспоминания при себе. До этого момента Яна была уверена, что он уже сталкивался с таким на каком-то расследовании, к которым его и раньше так или иначе привлекал Леша Лосев, и только теперь подумала, что это могло быть личным. Ведь Никита экстрасенс с глубокого детства, мало ли где и с чем он сталкивался за эти годы?
— Вспомнил, — наконец признался он. — Не совсем следы, следов я не видел. Как и самого призрака не видел. Я вспомнил ощущения. Такие же, как испытывал, когда держал за руку мертвую Алину и тебя после твоего первого кошмара в общежитии.
Он замолчал, но Яна решила не торопить его. Она вдруг отчетливо поняла, что этой ночью он тоже больше не спал и вспоминал произошедшее, но не с ней пару часов назад, а что-то очень давнее и личное.
— Я уже чувствовал это, когда еще не был экстрасенсом. И, должно быть, когда только им становился. В ту ночь, когда мой отец убил мать, а мы с Дашей и Женей прятались в шкафу. Я уже рассказывал тебе, что тогда ничего не видел, потому что дверь была закрыта, и больше всего на свете я боялся, что отец нас заметит. У меня на руках спала Даша, и я все время мысленно прикидывал, как закрыть ей рот, если она вдруг проснется и начнет плакать. Она была такая маленькая, и я боялся невольно задушить ее, перекрыть не только рот, но и нос. Поэтому я ничего не видел, но все слышал. И чувствовал. Только ощущения со временем покрылись пылью новых переживаний, но этой ночью мне… я вспомнил.
Яна пораженно молчала.
— Той ночью ты чувствовал то же самое? — выдохнула она. — Значит, в вашей квартире был еще кто-то? Рядом с отцом и мамой? Как кто-то был рядом с Алиной и Антоном?
— Я не знаю, — Никита покачал головой. — Я не читал материалы следствия. Сначала мне их не давали, теперь, наверное, я уже мог бы каким-то образом добиться того, чтобы мне показали, но я не хотел. Не знаю почему, не спрашивай. Знаешь, я порой езжу к отцу в клинику, все хочу выяснить у него, зачем он это сделал, но мне будто важно услышать все именно от него. Важно, чтобы он сам рассказал, а не прочитать в сухих материалах дела.
— А теперь, когда ты вспомнил?
— Пока еще не решил. И я прошу тебя никому об этом не говорить, ладно? Ни Леше, ни Лере. Пока я не узнаю, важно ли это для нашего дела, я не хочу, чтобы кто-то знал. Может так случиться, что я и не вспомнил и на самом деле ничего такого вовсе не было в ту ночь. Наши воспоминания — очень зыбкая, ненадежная почва. Я не хочу пускать следствие по ложному следу.
Яна заверила, что будет молчать. А себе самой пообещала, что тоже больше не будет затрагивать эту тему, пока и если Никита сам не захочет поделиться с ней своими изысканиями. Слишком это личное, слишком болезненное, чтобы впускать чужого человека.
Вскоре дорога действительно совсем испортилась и им стало не до разговоров. Тропа заросла, было видно, что по ней ездят очень редко. Две полосы мелкого песка от колес и пожухлая прошлогодняя трава посередине, нависающие по бокам кусты и деревья мрачного леса — вот и все, что их окружало. Высокие дубы сплетались вверху кронами, образуя туннель и закрывая от путников серое апрельское небо. Если бы не часы на панели, Яна бы думала, что уже сгущаются сумерки. Никита старался ехать аккуратно, не быстро, чтобы не пришлось менять пробитое колесо в этой глуши, но Яна была почти уверена, что царапины с двух боков его темно-синей машине обеспечены. Сама же она то и дело поглядывала на карту, силясь понять, не ошиблась ли где, не пропустила ли другую дорогу и не заведет ли сейчас их в такую чащу, где и развернуться-то не получится, придется много километров сдавать назад.
Минут через сорок лес все-таки сжалился и выплюнул отчаявшуюся машину на опушку. Внизу, в долине, показалась деревушка: маленькая, аккуратная, с прямыми дорогами и яркими домиками. После такой тропинки Яна подсознательно ожидала, что и деревня окажется ей под стать: мрачная, запущенная и отталкивающая, а потому была приятно удивлена. Оказалось, Никита думал так же, потому что внезапно весело рассмеялся:
— Надо же, нас не съедят здесь живьем!
Яна покосилась на него и улыбнулась в ответ.
Дом номер три по центральной улице совсем не походил на жилище ведьмы: он был маленьким, выкрашенным в ярко-голубой цвет, с шиферной крышей и розовыми окнами, с двух сторон обрамленными резными ставнями. Окружал его небольшой двор, уже заросший первой весенней травой и кустарниками. Забор был деревянным, некрашеным, но ровным и аккуратным, будто сделали его совсем недавно. Яна на всякий случай еще раз сверилась с картой, убеждаясь, что ничего не перепутала и действительно привела их по адресу, указанному Эвелиной.