19, ни 20 июля, ни вообще в числе первых живых вестников о казни Романовых, мы тем самым попутно опровергаем курьезные суждения о «головах», например И. Г. Непеина: «Уже давно не секрет, что по приказу Шаи Исаковича Голощекина у трупов... были отделены головы, но что стало с ними дальше, оставалось тайной для нас, тайной, которую западный читатель знал достаточно хорошо»39. Приведенные высказывания Дитерихса Непеин и другие авторы без обиняков выдают за выводы всей следственной группы, следствия вообще. Подчеркну, что Соколов считает курьером Юровского и не дает ни малейшего повода для рассмотрения в качестве такового другого человека, в том числе Голощекина. Наоборот, он предметно показывает присутствие и конкретные действия 19 июля и в последующие дни Голощекина в Екатеринбурге. Он указывает и на публичное выступление Голощекина 20 июля40. Но у O. A. Платонова мы читаем: «Следственной комиссии белых удалось также установить, что 19 июля 1918 года Шая Голощекин выехал в Москву в отдельном салон-вагоне. С ним было три "тяжелых не по объему ящика"». и т.д.41. Все это досадные примеры повальной практики выдергивания отдельных мест из книг Дитерихса, Соколова или каких-то показаний следствию без изучения их во всей совокупности, без критической проверки другими источниками. Еще раз следует подчеркнуть, что, полагая с 19 июля Голощекина находящимся в отъезде, Дитерихс и вслед за ним — историки и писатели считают авторами телеграмм из Екатеринбурга в Москву и т.д. не Голощекина, а Белобородова. Голощекин в 20-х числах занимался эвакуацией Екатеринбурга, прежде всего военных учреждений. Он в это время, как показываюсь, занимался вопросом о восстановлении на командном посту Р. И. Берзина, военными вопросами вообще. Чекисты, в том числе М. А. Медведев, И. И. Родзинский не давали сведений об отъезде Голощекина в те дни в Москву. Горничная Американской гостиницы, то есть помещения облчека, Ф. А. Дедюхина в феврале 1919 г. показывала, что Голощекин там, в отведенном ему № 10, бывал, «но жил он в нем лишь последние 10 дней перед эвакуацией»42. Он значится в числе эвакуировавшихся в Пермь по документам43. В числе политических заключенных, которыми занималась облчека, увезенных 20 июля из Екатеринбурга в Пермь, был С. Н. Смирнов. Он потом говорил Н. А. Соколову о том, что Голощекин как «главное лицо» в сопровождении «комиссаров» дважды приходил в пермскую тюрьму для решения вопроса о последовавших расстрелах44. К сожалению, конкретное время этих посещений не зафиксировано. Возможно, это происходило сразу же вскоре после прибытия заключенных. То есть создается впечатление, что Голощекин уезжал в Москву примерно в конце июля, а возможно, в тот момент вообще оставался на Урале. Приходится пока придерживаться общепринятой точки зрения, что и он уезжал тогда по делу Царской Семьи, но ясно, что это не могло быть сразу после ее убийства и захоронения. Вопрос требует доисследования.
3. Юровский, незамедлительно выехавший в Москву, вез с собой туда сравнительно небольшой груз ценностей, и именно тот, который вместе с документами предназначался только для конечных получателей. Но для отправки из Екатеринбурга готовилось несколько вагонов с имуществом, в том числе с частью драгоценностей. Имеющееся разночтение, когда и кем это было сделано, должно и может быть устранено. Наиболее распространенную версию об отправке всего имущества и ценностей одновременно с Я. X. Юровским и Г. П. Никулиным, их совместной поездке в Москву45 следует решительно отбросить. Совокупность подлинных источников свидетельствует о том, что с отправкой Никулина не спешили. Он не был тем самым «срочным курьером» и доставщиком не только драгоценностей, но и документов. Отправка Никулина планировалась на вечер 20 июля. Он руководил упаковкой, погрузкой имущества. Охранник М. И. Летемин показывал: «В течение 18, 19, 20 и 21 числа июля как из помещений, занимаемых царской семьей, так и из кладовых и амбаров, увозили на автомобиле царские вещи. Увозом вещей распоряжались два молодых человека — помощники Юровского; вещи увозили на вокзал...»46 Летемин, много наворовавший в доме Ипатьева и взявший там во обличение себя неубитую собачку, остался в городе и был арестован белыми в первые же дни их прихода47; его показания с фактической точки зрения особо ценны — они наиболее свежи (от 7 августа и 9 ноября 1918 г.). По некоторым сведениям, 20 июля были увезены последние вещи. Летемин же говорил, что часть их оставалась и далее. Он, между прочим, указывает, что на заключительном этапе вещами занимался и А. Н. Жилинский, ведавший в облисполкоме снабжением. Летемин говорил, что и в самом конце, при снятии караула, «часть вещей, представлявших небольшую ценность, просто валялась в разных местах без всякого призора на дворе, на полу в комнатах и в амбаре»48. Для нас ценны указания Летемина и на то, что погрузкой и вывозом имущества на станцию занимались два молодых человека — помощники Юровского. Официальным помощником Юровского, а какое-то время после его отъезда фактически комендантом Ипатьевского дома, являлся Никулин — человек действительно молодой (родился в 1884 г.). Под вторым имеется в виду, очевидно, Кабанов, который во внутреннем карауле являлся начальником пулеметной команды, как бы заместителем (помощником) Никулина, наиболее «заслуженным» чекистом в ряду других. И сам А. Г. Кабанов отмечал, что все время оставался в ДОНе и после отъезда Юровского занимался упаковкой вещей. От него же мы узнаем, что далее упаковкой и увозом груза в Пермь руководил именно Г. П. Никулин, что с собой он взял чекистов все той же внутренней охраны. А. Г. Кабанов писал: «К вечеру 19 июля (мемуарист вновь ошибся на сутки, на сей раз назад; следует — 20 июля. — И. П.) мы закончили погрузку в товарный вагон всего имущества царя и его семьи, и наш поезд особого назначения в составе одного товарного вагона направился в Пермь.
Когда мы прибыли в Пермь, товарищ Никулин занялся сдачей имущества царя, а я пошел в общежитие»49.
Будь Юровский еще в Перми, он наверняка встретил бы поезд с грузом ценностей, а Никулин стал бы действовать через него. 21-22 июля Юровского в Перми уже не было.
Итак, Г. П. Никулин выехал из Екатеринбурга почти на сутки позднее Я. X. Юровского. Он вывозил все то ценное из имущества Романовых и, возможно, их придворных, что еще не было расхищено в Екатеринбурге. Никулину был выдан для беспрепятственного провоза партии груза специальный мандат, который он сохранил:
«20 июля 1918 г.
Рабоче-Крестьянское правительство Российской Федеративной Республики Советов Уральский областной Совет Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Президиум
Выдано товарищу Никулину Г. П. в том, что он командируется Уральским Советом для охраны груза специального назначения, находящегося в двух вагонах, следующих в Пермь. Все железнодорожные организации, городские и военные власти должны оказывать товарищу Никулину полное содействие.
Порядок и место выгрузки известно товарищу Никулину согласно имеющимся у него инструкциям.
Председатель областного Совета Урала
А. Белобородов»50.
Как видно, вагонов с грузом было два. Кабанов был неточен. Конечно, не исключено, что в одном из двух, скажем в пассажирском вагоне, размещался Никулин с охраной и вагон не был полностью загружен. Неверны и некоторые сохранившиеся в материалах следствия заявления отдельных свидетелей об отправке из Екатеринбурга царского имущества в трех вагонах51.
Имущество в Перми было сдано, в дальнейшем частично отправлено в Москву, частично растащено партийным активом Уральской области, Пермской губернии и «иже с ними». Никулин же через несколько дней выехал из Перми в Москву. По свидетельствам и воспоминаниям самого Никулина, его отъезд в Москву, как до того и Юровского, был обставлен конспиративно. Он был одет крестьянином-мешочником, драгоценности были сложены в мешок из грязного рубища52. Он вез, видимо, преимущественно бриллианты и другие драгоценные камни, ибо Юровский сдавал лишь целые (неповрежденные) ювелирные изделия, из которых камни не были извлечены. Куда и кому он сдал их в Москве — неизвестно. Скорее всего в ВЧК еще на вокзале.
Читатель по различным, в основном косвенным источникам наслышан не только о растранжиривании ленинско-сталинским руководством за бесценок на международном рынке художественных ценностей страны, раздаче их авантюристам разного рода на дело мировой революции, но и о том, что масса из них просто уничтожалась. Широчайшее распространение получила практика выковыривания драгоценных камней из золотых ювелирных изделий, а сами они, как и оклады с икон, сминались, прессовались и переплавлялись в слитки. Ювелирные изделия, в том числе редчайшие, не имевшие цены, исчезали, вновь превращались в сырье, правда, само по себе дорогое. Пример такого вандализма можно привести все из той же истории отношения к сокровищам Царской Семьи уральского руководства. Это относится к той части ценностей, которая после отъезда в Москву Юровского и Никулина оставалась еще в Перми. 18 августа 1918 г. Уральской областной коллегией финансов был составлен акт о переплавке части золотых и серебряных изделий Семьи Николая II, хранившихся в двух чемоданах: «Серебряные изделия весом 1 пуд, б фунтов, 71 золотник и золотые — весом 1 фунт, 21 золотник и 84 доли переплавить и стоимость зачислить в доход казны»53. Вот так легко и просто! В слитках удобно хранить!
Данный факт заставляет еще больше сомневаться в правдивости утверждения Юровского, что драгоценные изделия Царской Семьи хранились на Урале, прятались ив Москву доставлялись лишь летом 1919 г., после изгнания белых. Таким образом, драгоценности, привезенные Романовыми из Тобольска в Екатеринбург открыто, и те, которые были запрятаны в одежде, были изъяты, отчасти расхищены, но большей частью тогда же увезены Юровским и Никулиным в Пермь и в Москву. Оставлена в Перми, на Урале при отступлении оттуда красных могла быть лишь самая небольшая их часть, скажем т