ые. Юровский просто констатировал факт, что белые стояли на мостике, но не догадались копать под ним. «Всего полтора месяца тому назад, — рассказывал Юровский, — я впервые читал книгу Соколова, из этой книжки я увидел, что моя хитрость оправдала себя. Там сказано, что по дороге был сделан помост, очевидно, для грузовика. Они этого места найти не могли, хотя и видели. Они пошли по ложному следу. В книге был помещен снимок, на котором были эти шпалы» (ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1, д. 151, л. 18.). Так все и было. Белые не только не искали, но, увы, и не догадались поискать под мостиком захоронение. Сфотографировали его, но только как место, где застревал автомобиль команды Юровского, и тот этим гордился: вот как хитро поступил! Так оно и было. У кого же тут обнаруживаются «несуразности» и «противоречия»? Обнаруживается лишь невладение автора историческим материалом или необъективный подбор «аргументов».
Да, в «Записке» и прочих документах, связанных с именем Юровского и других убийц и похоронщиков, есть противоречия, частью самими же ими позднее исправлявшиеся или сразу же оговаривавшиеся, но они носят частный характер (особо стоят лишь воспоминания П. 3. Ермакова) и легко объяснимы, что в данной книге и показывается. На эти воспоминания накладывали отпечаток и издержки памяти, и практически полная невозможность обращения к источникам, и амбициозность некоторых, через десятилетия стремящихся присвоить себе особую роль (Ермаков — руководителя смертоубийства и захоронения; Юровский и Медведев-Кудрин — первый выстрел в Царя...), и, наконец, особая, экстремальная ситуация, в которой они действовали (и дни, и бессонные ночи, и нервное напряжение, невозможность под страхом расстрела рассказать о событиях кому-либо и т.д.). Документ, составленный рукой Покровского, имеет самое прямое отношение к Юровскому, как к его соавтору и больше — автору исходного текста. Машинописный текст его, как уже отмечалось, хранился последним всю жизнь, и членам семьи он выдавал его за собственный «для Покровского». Суть изложенного, подавляющая часть деталей повторена им в дальнейшем в двух документах, в том числе в докладе на собрании старых большевиков. Абсолютно очевидно, что «Записка» не есть фальсификация. Она составлена по достоверным данным виднейшего участника событий из первых рук. Это будет предметно, по ходу освещения событий, анализа источников, сопоставления совокупности документов показано.
Немаловажным является вопрос о датировании «Записки» Юровского — Покровского. Она датирована сыном Юровского Александром при участии дочери Юровского Риммы со слов отца, уже покойного (при передаче ее копии в 1958 г. в Свердловский обком КПСС), 1920-м годом. Эта же дата названа А. Я. Юровским Г. Т. Рябову при ознакомлении последнего с текстом в 1978 г. В начале 1960-х гг. указание А. Я. Юровского было принято, очевидно, после анализа самого документа сотрудниками Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Есть основание для принятия этой даты, как совершенно реальной и весьма точной, давно уже введенной в научный оборот. Анализ содержания документа, сопоставление его с другими позволяет твердо утверждать, что она достоверна. Отклонение может быть лишь в сторону начала 1921 г., ибо в нем о 1919 г. говорится в прошедшем времени.
Ю. А. Буранов решительно оспаривает известную дату, утверждая, что «Записка» была написана на несколько лет позднее, после 1924 г. Мотивируется эта точка зрения все тем же предположением о «фальсификации», полном неучастии в составлении документа Я. X. Юровского, описании всего М. Н. Покровским, который, не будучи участником событий, мог это сделать только после выхода в свет книг по данной теме. На этот счет приводится аргумент — факт заимствования составителями «Записки» данных о производившихся в 1918-1919 гг. белыми поисках останков Семьи Романовых у деревни Коптяки и о нахождении там «пальца» и т.п. Ю. А. Буранов исходит из твердого убеждения, что составитель «Записки» мог это узнать только из книг. Эта позиция — глубокое заблуждение. Что же об этом сказано в «Записке»?
В документе говорится: «При этом (при первом захоронении трупов 17 июля, сбрасывании их в шахту. — И. П.) кое-что из ценных вещей (чья-то брошь, вставная челюсть Боткина) было обронено, а при попытке завалить шахту при помощи ручных гранат, очевидно, трупы были повреждены и от них оторваны некоторые части — этим ком[ендант] объясняет нахождение на этом месте белыми (к-рые потом его открыли) оторванного пальца и т. б.» (Последние дни Романовых. Док. С. 157).
Ю. А. Буранов заключил, что факт всех этих находок — пальца и прочего — был известен «узкому кругу следователей "белого" движения», Покровский не мог их «знать» и мог получить эти сведения и написать «уже после выхода в 1920-1924 годах книг Вильтона, Дитерихса, Соколова и других, изданных в Лондоне, Владивостоке, Париже и Берлине. В них-то и были изложены упомянутые выше детали» (Правда о екатеринбургской трагедии. Сб. док. М., 1998. С. 19-20). Но в тексте прямо говорится, что М. Н. Покровскому об этом было сказано комендантом — Я. X. Юровским. И тому, и другому, особенно последнему, в 1920 г. вовсе не надо было ждать выхода книг указанных авторов. Они это знали точно. Но если бы даже и не знали, то узнали бы точно уже в том же 1920 г., когда сначала в Лондоне на английском, затем в Париже на русском языке вышла книга Р. Вильтона «Последние дни Романовых». В ней прямо говорилось: «Нашли холеный палец, отрезанный, наверное, чтобы снять с него кольцо, а также искусственную челюсть с золотой отделкой, — то и другое признали за принадлежавшее доктору Боткину», упоминалось также об «огромном количестве драгоценностей» в том числе о конкретных предметах (Последние дни Романовых. С. 442). Эти находки были сделаны следствием белых еще в середине августа 1918 г., о чем, вопреки мнению Буранова, стало широко известно населению Екатеринбурга, газетчикам, сообщавшим о том в российской и зарубежной печати. Юровский мог знать об этом, находясь в Москве, так или иначе еще тогда же, скажем, через коммунистов-связных с большевистским подпольем, и уж, во всяком случае, с лета 1919 г., когда прибыл в Екатеринбург в качестве председателя губернской ЧК и занимал эту должность целый год, пока вновь не уехал в Москву. Под его руководством производились аресты, допросы и расстрелы по делу белого следствия и поиска останков Романовых. Были схвачены, допрошены и расстреляны первые следователи — А. П. Наметкин и И. А. Сергеев, знавшие все в точности по рассматриваемому вопросу. Местный большевик П. М. Быков, опубликовавший в 1921 г. работу «Последние дни последнего царя», материалы к которой подбирал и текст составлял с 1920 г., о следствии белых и его результатах был осведомлен; неужели руководитель облчека ничегошеньки об этом не знал?! Просто нелепое предположение. С лета 1920 г. Я. X. Юровский вновь на работе в Москве, и, конечно же, по указанному моменту мог дать пояснение М. Н. Покровскому. До книг он был не охотник. С книгой Н. А. Соколова, вышедшей в свет еще в 1925 г., он, как отмечал сам, познакомился лишь в конце 1933 г., незадолго до выступления с докладом в Свердловске (ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1, д. 151, л. 18). Записка не могла быть составлена до 1920 г., ибо в ней говорится в прошедшем времени о 1919 г.: в «19-м году откопано и привезено в Москву (речь о добытых драгоценностях при раздевании трупов у шахты. — И. П.)» (Последние дни Романовых. Док. С. 157.) И вряд ли она была составлена в 1921-м, разве что в самом его начале, ибо в «Свидетельстве», датированном в отпечатанном виде весной этого года, емком и составлявшемся, надо полагать, начиная с предыдущего года, исправлен целый ряд частных неточностей (написание фамилии повара, дана фамилия «фрейлины», которую к составлению «Записки» он «забыл», и т.д.), описано все более обстоятельно и точно, рассказано о роли целого ряда лиц, прежде даже не упоминавшихся. Это лишнее и веское доказательство абсурдности предположения, что «Записка» составлена после 1925 г. По отношению к «Свидетельству» она выглядит набросками.
Итак, с полнейшей уверенностью можно подтвердить датирование «Записки» Юровского-Покровского второй половиной 1920 г., когда Юровский переехал в Москву (в крайнем случае — началом 1921 г.).
Следовательно, мы имеем дело с документом, составленным руководителем расстрела и захоронения Романовых в Екатеринбурге Юровским и видным советским историком М. Н. Покровским, написанным рукой последнего по устным и, очевидно, письменным данным самого Юровского (докладу, специальному тексту по запросу?). Нахождение доклада, сличение такового с рукописью Покровского сняло бы сомнения у самых недоверчивых. Но и без этого ясно, что данный документ ни в коей мере не есть фальсификация. Он достоверен. Он уникален и в изучении екатеринбургской трагедии восполним разве что «Свидетельством», его разделом «Последний царь нашел свое место», которое исследователями до сих пор практически игнорируется. В свете приведенной аргументации ясно: всем принимающим писания Ю. А. Буранова по рассматриваемому вопросу как результат добросовестного и квалифицированного анализа и оценки исторических документов пора отнестись к его выводам с той критичностью, которой они заслуживают.
46 См.: Источник. 1993. № 0. С. 108-116.
47 Жильяр П. Трагическая судьба русской императорской фамилии. Ревель, 1921. Переиздана в Москве в 1992 г.; Император Николай II и его семья. Вена, 1921. Переиздавалась в России, в частности в Ленинграде в 1990, в Москве в 1991 г.
48 Волков А. А. Около царской семьи. Париж, 1928. 395
49 Мельник-Боткина Т. Воспоминания о царской семье и ее жизни до и после революции. Белград, 1921. Переиздана в Москве в 1993 г.
50 Панкратов В. С. С царем в Тобольске // Былое. 1924. № 25-26. Воспоминания воспроизведены также в качестве одного из приложений в упомянутой книге т.е. Мельник-Боткиной.
51 Марков С. Покинутая царская семья. 1917-1918. Царское Село —Тобольск — Екатеринбург. Вена, 1928.
52 Матвеев П. Воспоминания о тобольском заключении царской семьи // Уральский рабочий. 1990, 16 сент.; Царское Село — Тобольск — Екатеринбург (записки-воспоминания о Николае Романове П. М. Матвеева). — В кн.: Последние дни Романовых. Документы.