о секретной. Ну а как с ролью в событиях Р. И. Берзина и Я. М. Свикке, о первом из которых вначале распространилось мнение как о спасителе Царской Семьи, а потом — как о человеке принявшем решение о ее уничтожении, а второй даже заявлял, что под его руководством все и совершилось? Версия действий Ленина через Пермь, Берзина, только другого, высказана также М. Хейфецем и будет специально рассмотрена далее. А. Г. Латышев в наибольшей степени обращается к воспоминаниям Я. М. Свикке, а вместе с тем настаивает на непричастности В. И. Ленина к убийству Царской Семьи, по крайней мере на недоказанности его вины59.
Итак, вновь о роли Берзина, но особенно Свикке. С начала 1920-х годов, задолго до появления в рижской, затем московской печати 1950-1960-х лет высказываний Я. М. Свикке рассматриваемая версия о нем, о Берзине получила распространение в зарубежной печати. А отправной точкой для ее выдвижения явилась, видимо, книга М. К. Дитерихса. В свою очередь, он опирался на выявленный на Екатеринбургском телеграфе текст телеграммы (от 27 июня) Берзина в Москву и упоминавшиеся уже слухи о якобы состоявшемся его разговоре с Лениным. Процитирую для последующего разбора обширный текст из книги Дитерихса с сохранением его стиля; вопрос, как видим, значимый: «В июне 1918 года в Москве, в обществе и среди некоторых кругов советских деятелей распространились упорные и тревожные сведения и слухи, что где-то и кем-то совершено убийство Царя. Переполох в определенных советских сферах, вызванный распространением этих сведений по-видимому, был большой. Слухи, все нарастая и нарастая, достигли такой степени реальности, что 20 июня Председатель Екатеринбургского совдепа получил из Москвы такой официальный запрос:
«В Москве распространились сведения, что будто бы убит бывший Император Николай второй сообщите имеющиеся у вас сведения. Управляющий делами Совета народных комиссаров Владимир Бонч-Бруевич. 499».
Кажется, особенного беспокойства этот запрос в екатеринбургских деятелях не вызвал; на запрос была положена своеобразная для существа запроса резолюция: «копию телеграммы сообщить Известиям и Уральскому Рабочему», а затем, разными почерками, «о жильцах дома Ипатьева», «В дело Цар.» и снова — «к делу о жильцах в д. Ипатьева». Но волнение в Москве, видимо, серьезно охватило официальные общественные советские сферы: вслед за указанным запросом Бонч-Бруевича 21 июня шлет телеграмму
«Екатеринбургскому Президенту Совдепа» комиссар «ПТА» (Петроградского телеграфного агентства. — И. П.) товарищ Старк:
«Срочно сообщите достоверность слухов убийстве Николая Романова вестнику точка... 887».
Резолюция: «Ответ поел» и — «К делу о жильцах д. Ипатьева».
Но или ответа не было, или таковой задержался, и 24 июня тот же Старк шлет в Екатеринбург комиссару советского органа «Известия», товарищу Воробьеву, новую телеграмму:
«Прошу срочно сообщить достоверности слухов убийстве Николая Романова очень важно».
Однако нельзя не обратить внимания, что интересуются правдивостью слухов об убийстве бывшего Императора не Янкель Свердлов, с которым, как видно из брошенных бумаг и дел, почти исключительно сносились главари Екатеринбургского Президиума по всяким политическим делам, а или российский полоумный негодяй Бонч-Бруевич, или немец-ко-шведский сотрудник советов — Старк.
При расследовании дела были косвенные указания на то, что именно в этот период произошел разговор по прямому проводу между Лениным и командующим армией Берзиным, сущность которого будто бы сводилась к тому, что Ленин возлагал ответственность за безопасность бывшего Царя на Берзина. Происходил ли такой разговор в действительности — неизвестно, но нижеприводимый документ позволяет думать, что что-нибудь подобное было. Мало того, документ этот, во-первых, объясняет, почему Ленин мог иметь разговор и, именно, с командующим армией, а, во-вторых, дает определенный ответ: какого убийства опасались и ожидали в Москве? Откуда, по московской молве, скорее всего можно было ожидать опасности? И, наконец, кто распускал в Москве сведения об убийстве?
Вот этот документ:
«Три адреса. Москва, Совнаркому; Нарком. воен., бюро печати, ЦИК.
Мною полученных Московских газетах отпечатано сообщение об убийстве Николая Романова на каком-то разъезде от Екатеринбурга красноармейцами. Официально сообщаю что 21 июня мною с участием членов В. военной инспекции и военного комиссара Ур. военного округа и члена всерос. след. комиссии был произведен осмотр помещений как содержится Николай Романов с семьей и проверке караула и охраны все члены семьи и сам Николай жив и все сведения об его убийстве и т.д. провокация. 198. 27 июня 1918 года О часов 5 минут. Главнокомандующий Североуралосибирским фронтом Берзин».
Так вот откуда в некоторых московских сферах и в массе населения, вероятнее всего, допускался заговор, ожидалась возможность опасности: не о белогвардейском освобождении думала масса, не на нем строилась молва, а росли слухи, вытекая из хорошего знания своих сотрудников, своих деятелей — советского воинства — красноармейцев. Это — глас народа, а не «публикации» Янкеля Свердлова. Вот почему мог иметь место и разговор Ленина с Берзиным; с командующим этими красноармейцами; а возлагал ли Ленин при этом ответственность за жизнь бывшего Царя на Берзина — не все ли равно. Склонность Ленина к тактическим маневрам слишком хорошо известна, чтобы можно было придавать серьезное значение такому обязательству Берзина»60.
Что следует из приведенного текста книги Дитерихса? В Москве распространились слухи об убийстве семьи Романовых. Это могло быть и инсценировано: если большевиками, то для зондирования общественного мнения, если их противниками, то в целях усиления внимания к грядущему очередному «их злодеянию». Но скорей всего, это были просто досужие слухи. Производились же запросы в Екатеринбург управделами СНК В. Д. Бонч-Бруевичем, к которому с вопросом о степени достоверности слухов могли обращаться и члены, чиновники правительства, и другие лица, и Л. Г. Старком — руководителем Петроградского телеграфного агентства (ПТА). Последнему также надлежало быть информированным, дать для печати какой-то конкретный материал. Спрашивали ли эти лица о реальном положении Семьи Романовых своих шефов — Ленина, Свердлова, Зиновьева* — неизвестно. Видимо, нет. Те все знали. Ясно лишь, что сами вожди озабоченности судьбой Романовых не проявляли.
Редактор газеты «Уральский рабочий» В. А. Воробьев об этой серии телеграмм писал: «С. Е. Чуцкаев — председатель городского совета — получил на этот счет из Совнаркома официальный запрос: «В Москве распространились сведения, что будто бы убит бывший император Николай II. Сообщите имеющиеся у вас сведения. Управляющий делами Совнаркома В. Бонч-Бруевич».
Несколькими днями позже подобный же запрос получил и я. Комиссар Петроградского телеграфного агентства Л. Г. Старк спрашивал меня: «Прошу срочно сообщить о достоверности слухов об убийстве Николая Романова. Очень важно»61.
Тексты телеграмм цитируются Воробьевым не совсем точно. Важно подчеркнуть, что и Воробьев не указывает на получение телеграмм от Ленина, его контакт с Берзиным. Внимание Дитерихса эпизод привлек прежде всего потому, что в деле высветилась фигура Берзина, факт обследования им положения в доме Ипатьева и наличие телеграммы в несколько адресов, отправленной в Москву и Петроград. Но все дело в том, что телеграмма Бонч-Бруевича была адресована не только председателю Совета, но и командующему фронтом Берзину. Поскольку запрос поступил не от Ленина или Свердлова, то, во-первых, местные руководители на него реагировали вяло, во-вторых, поручили дать ответ Р. И. Берзину. Очевидно, выбор предопределялся и тем, что в московской и питерской печати речь шла об убийстве Царской Семьи, как это видно из документа, именно красноармейцами, которыми командовал и за действия которых отвечал Берзин. А посему и его сообщение могло прозвучать наиболее убедительно. (Надо полагать, и Бонч-Бруевич запрашивал именно его все по той же причине.) И ответ ушел по адресам запрашивающих — СНК, Бюро печати, ВЦИК. В документе значится лишь Москва. Возможно, екатеринбуржцы рассчитывали, что Бюро печати при ВЦИК перешлет сообщение и в Петроград — Старку. Возможно, туда посылалась отдельная телеграмма, но вряд ли; во всяком случае, ее текст не найден. Заметим, что телеграмма пошла не в три, а даже в четыре адреса — еще и в военное ведомство — «Нарком воен.», то есть в вышестоящую для самого Берзина инстанцию. Мы видим, что от Ленина телеграммы не поступало и телеграмма Берзина адресовалась не ему, а запрашивавшему сообщения Бонч-Бруевичу. Бонч-Бруевич — не Ленин (это к тому, что многие авторы отождествляют адресата). Следует указать и на неточность, допущенную Берзиным в телеграмме. По прошествии некоторого времени после посещения дома Ипатьева он запамятовал день (число). На деле это было не 21, а 22 июня. В дневниках четы Романовых 21 июня никаких записей об этом нет, зато за 22-е (суббота) Николай Александрович записал: «Сегодня во время чая вошло 6 человек; вероятно, областного совета, посмотреть, какие окна открыть?», Александра Федоровна: «Люди (вероятно, из Комитета) пришли снова осмотреть окна»62. Главная забота: крепко ли охраняются Романовы. Необходимо заметить, что указание некоторых авторов63 на присутствие в составе группы и Ш. И. Голощекина несостоятельно. С Берзиным был другой военный комиссар — С. А. Анучин64. Комиссар Голощекин был хорошо известен супругам Романовым, вводил их в Ипатьевский дом и был бы отмечен ими особо. Посетители им не были известны лично и по должностям и были восприняты как группа для решения вопроса по поручению совета (и по просьбе узников) об открытии какого-либо окна. Да и субординация в группе посетителей была бы иной, и телеграмма могла пойти уже за подписью самого Голощекина (или его и Берзина).
Что касается каких-то переговоров Берзина с Лениным в те дни о Царской Семье, поручения ее безопасности опеке командующего, сведения о таковых не подтверждаются никакими документами, а основываются только на слухах, якобы исходивших от екатеринбургских телеграфистов. И конкретные данные об этих слухах не отражены ни в советских, ни