Пропустим пока документ № 2, рассмотрим № 3 (сходный с № 1). Речь о протоколе заседания облисполкома с представителями облчека и Ревштаба. Здесь тот же бланк, те же печати, обозначение должностей, руководителей и их подписи: Белобородова, Голощекина («Голочекин»), Мебиуса. Если сам текст протокола, свидетельствующий о том же предстоящем уничтожении Семьи Николая II, не вызывает необходимости специального разбора, то обозначенная выше атрибутика документа его требует. Напомню: здесь и необычный вариант бланка, обнаружить образец которого не удается, и невыясненность личности Мебиуса, и неправильно написанная и не совпадающая с автографом подпись Голощекина. Документ, вероятно, поддельный. В. А. Козлов мотивирует суждение о фальсификации документа практически одним признаком — «опять же» — «Голочекин». Вместе с тем он относительно данного и первого документов высказывается так, что коль скоро совещания были «расширенными», причем в составе всего «Уральского Совета», то в названии (штампе — реквизите) слова «президиум» быть не должно, его «фальсификатор... вставил»62. Но это были (если состоялись на деле) заседания не всего Уральского Совета, в который входили сотни членов, и даже не его Исполкома, а лишь части президиума с фактическим приглашением на него других лиц. В таких случаях как раз и использовался значащийся на рассматриваемых документах штамп (реквизит). При удалении слова «президиум» он бы просто не соответствовал подлиннику. Приписывания (фальсификации) слова могло бы и не быть (за ненадобностью). У Исполкома облсовета штамп (реквизит) был совсем другим63.
На деле опять же напрашивается группа высказанных выше предположений и вопросов, а также вывод, что и по данному документу требуется дальнейшее исследование. Но и теперь важно подчеркнуть, что опять же речь идет о реально проводившемся заседании руководителей области, Военревкома с чекистским активом — президиумом облчека.
Склоняясь к определению документа № 3 как фальсифицированного, отмечу удивительное совпадение отраженного в нем события с реально происшедшим. О заседании руководителей облсовета, ведущей части его президиума (она же — ядро) обкома РКП(б) с участием президиума облчека сообщали в дальнейшем (не для общественности, а в адрес специальных инстанций, для хранения сведений в спецхране) активные участники тех событий. Мейер этого никак не мог знать. Чекист, участник расстрела М. А. Медведев (Кудрин) в 1963 г. рассказывал: «Вечером 16 июля н[ового] ст[иля] 1918 года в здании Уральской областной Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией (располагавшейся в Американской гостинице города Екатеринбурга — ныне город Свердловск) заседал в неполном составе областной Совет Урала. Когда меня — екатеринбургского чекиста — туда вызвали, я увидел в комнате знакомых мне товарищей: председателя Совета депутатов Александра Георгиевича Белобородова, председателя Областного комитета партии большевиков Георгия Сафарова (Сафаров был товарищем председателя обкома Е. А. Преображенского, находившегося в указанное время в отъезде. — И. П.), военного комиссара Екатеринбурга (точнее, области. — И. П.) Филиппа Голощекина, члена Совета Петра Лазаревича Войкова...» Далее Медведевым называется группа членов коллегии облчека, в том числе Я. М. Юровский (и ошибочно Ф. Н. Лукоянов, уже выбывший в Пермь), других приглашенных лиц, включая верх-исетского военного комиссара П. 3. Ермакова. Об этом писал, правда, весьма расплывчато и сам Ермаков. Совещанием руководил Голощекин. Изображая дело таким образом, что местная власть берет инициативу уничтожения Царской Семьи на себя, он как бы добивался на то и согласия собравшихся чекистов (вероятно, и представителей ВРК, включая А. Мебиуса (?), о котором участники не упоминают, но отмечают присутствие «других»).
Если документ № 3 сфабрикован, то это сделано весьма компетентным лицом или группой лиц. К 1950-м годам никаких сведений о рассматриваемом заседании в печати не появлялось. О нем просто надо было знать. По утверждению М. А. Медведева, Ш. И. Голощекин в выступлении говорил, будто ни Я. М. Свердлов, ни В. И. Ленин санкции на казнь Семьи Романовых не давали. «Я. М. Свердлов, — отмечал бывший чекист, — пытался приводить доводы Голощекина об опасности провоза поездом царской семьи через Россию, где то и дело вспыхивали контрреволюционные восстания в городах, о тяжелом положении на фронтах под Екатеринбургом, но Ленин стоял на своем:
— Ну и что же, что фронт отходит? Москва теперь — глубокий тыл, вот и эвакуируйте их в тыл! А мы уж тут устроим им суд на весь мир. На прощание Свердлов сказал Голощекину:
— Так и скажи, Филипп, товарищам — ВЦИК официальной санкции на расстрел не дает»64. Если об этом говорил (да еще в такой форме) Голощекин, то это лишний раз подчеркивает, что совещание в помещении Американской гостиницы было организационно-практическое, но никак не решающее. У намечаемых и собранных исполнителей акции Голощекин и должен был создать впечатление о самостоятельно принимаемом уральцами решении, непричастности к нему вождей центра, чтобы дать им возможность и в то время, и позднее «валить» все на инициативных уральцев, самим же оставаться в стороне. Вряд ли такой характер носил доклад Голощекина на заседании узкого состава руководителей 14 июля. Да те, собственно, были уже в курсе дела о позициях руководителей партии. Такое выступление воспринято было бы как по меньшей мере странное. Будь так, участники разгадали бы двусмысленность поведения Голощекина и стоявших за ним вождей. Во всяком случае, ограждая имя Ленина или Свердлова, следуя их жесткому указанию даже среди самых «посвященных», Голощекин мог употреблять какие-то фразы вроде: не дали согласия, но и запрета не последовало, думайте, решайте сами, по обстоятельствам, руки у Уралобкома остаются свободными. В этом плане уместно обратиться к воспоминаниям И. П. Мейера, который, вероятно на основе полученной информации, передавал: «Он (Голощекин. — И. П.) имел разговор по делу Романовых с председателем ВЦИКа товарищем Свердловым. ВЦИК не желает, чтобы царь и его семья были доставлены в Москву. Уральский совет и местный революционный штаб должны сами решить, что с ними делать»65. Голощекин и уезжал в Москву для согласования вопроса об убийстве о времени его, форме извещения (какому органу решать, от имени какого делать заявление) и, очевидно, выяснения, вся ли Семья должна быть уничтожена.
Совершенно преувеличенными применительно к рассматриваемому делу являются утверждения некоторых авторов о сепаратизме уральского руководства, позволяющего действовать вопреки центру и т.д. Ничего подобного. Партийные руководители области не могли бы вынести постановления о расстреле Романовых без согласия центра, тем более при его запрете на это, тем более решить — единогласно. Сам факт приезда и, как было показано выше, очевидного участия в заседании представителя Свердлова, Ленина и Дзержинского А. Е. Лисицына (или как его там?) исключал принятие противоречащего их воле постановления.
Итак, судя по совокупности данных, поздно вечером 14 июля по предложению вернувшегося из Москвы Ш. И. Голощекина и, возможно, реального председателя ВРК (нач. штаба) А. Мебиуса — А. Е. Лисицына(?) руководство Уральского обкома единогласно принимает постановление о «ликвидации» содержавшихся в доме Ипатьева узников. Всех, включая обслуживающий Семью Романовых персонал. На деле вопрос решило руководство обкома партии с участием членов президиума исполкома облсовета, но лишь большевиков. Положение постановления о проведении казни без указания точной даты, в рамках нескольких предстоящих дней (положим, «не позднее 18-го июля», то есть четверга) многое разъясняет в последующем поведении руководителей области и характере их взаимоотношений, контактов с центром, сводящихся главным образом к согласованию конкретного времени, вплоть до суток и часов, составления и обнародования соответствующего извещения, документа. Об этом речь пойдет далее.
После выдачи Голощекиным задания на «ликвидацию» Романовых ее исполнением занялся Юровский, располагавший лучшим кабинетом в той же гостинице — помещениях ЧК и по отъезде Лукоянова возглавивший ее и де-факто. Как свидетельствовал позднее М. А. Медведев, собравшиеся в этом номере-кабинете, действительно детально рассмотрели дело. Это же в то время под руководством Юровского и Никулина делалось и в самом доме Ипатьева. Предварительно распределяли жертвы персонально между намечаемыми участниками казни: «договорились стрелять в сердце, чтобы не страдали»66. Одним словом, вечером 16 июля за стенами дома Ипатьева предрешался, а затем уже в нем самом решался окончательно вопрос о составе команды палачей, который мы обстоятельнее рассмотрим далее.
А теперь вернемся к документу № 2, который напрямую относится к этому вопросу.
И. П. Мейер утверждал, что получил его, как и другие документы, от А. Мебиуса. Но как бы там ни было с получением, автор склонен в большей мере считать его подлинным (фотокопией), во всяком случае, составленным на основе реальных данных и источников. Проанализируем его обстоятельнее, тем более что именно этот документ уже используется многими авторами как бесспорный и обычно без ссылок на источник. По идее — это отпуск[5] самого документа, ибо не подписан, без печати, но со штампом. На нем значится: «[Ре]волюционный Комитет при Екатеринбургском [Совет]е Рабочих и Солдатских Депутатов. Революционный штаб Уральского района: "Чрезвычайная комиссия"». Правее же, наверху, даны рукописные: исходящие — «314-5» с чьей-то подписью, текстом — «По делу Романовых» и датой — «17-го июля», с неясным завершающим знаком (то ли цифра «4», то ли закрывающие текст кавычки).
Собственно текст документа следующий:
«СПИСОК
Команды особого назначения в дом Ипатьева
(1-го Камишл. стрел к. полк)
Комендант Гэрват Лаонс
Фишер Анзелм, Здельштейн Изидор, Фекете Эмил, Над Имре, Гринфелд Виктор, Вергази Андреас