оизошла эта моя встреча с Юровским, но я убежден, что это было еще тогда, когда я не слышал об убийстве Государя Императора, и незадолго до того дня, когда большевики объявили об этом официально в газетах»11.
Записаны показания горного техника И. А. Фесенко, производившего в те дни в районе урочища Четыре Брата работы по изысканию руды. Его показания зафиксированы так: «Однажды во время работы в местности около Четырех Братьев он увидел ехавших верхами на лошадях Юровского и с ним двух неизвестных лиц, одного из которых рабочие называли Ермаковым, а другой был пленный австриец, мадьяр или кто другой, он не знает. Юровского он знал до того, он занимал какое-то видное место при большевиках и был многим известен, а Ермакова и пленного видал в первый раз в жизни и до этого их совершенно не знал.
Встретясь с ним, они спросили его сначала, чем он тут занимается. Он объяснил им, что занимается разведкой руд. Тогда они спросили его, можно ли будет проехать по этой дороге на Коптяки и далее на автомобиле-грузовике, и при этом объяснили ему, что им нужно провезти 500 пудов хлеба... Разговор с ним вел более Юровский. Повстречались они с ним под вечер, приблизительно часов около пяти. Было это около 11 июля или после этого числа, он хорошо не упомнит, но только знает, что в те именно числа.
После проезда Юровского и Ермакова он еще работал сколько-то времени — день или два в означенной местности, а затем работы были прекращены, так как красноармейцы начали выгонять из той местности людей под предлогом военных действий»12.
Работа и пребывание в том месте Фесенко подтверждается найденной еще 30 июля 1918 г. следователем А. П. Наметкиным отметкой и надписью на березе: «Горный техник И. А. Фесенко. 11 июля 1918 г.». На основе этих двух показаний следователь Н. А. Соколов заключил, что речь идет о двух поездках Юровского в смежные дни — 14 и 15 июля сначала в поисках дороги, пути проезда к шахте (второе показание), а на следующий день — уже по известному ему пути. Могло быть и так, но, с нашей точки зрения, скорей всего речь идет об одной и той же поездке Юровского. Человеку в те дни очень занятому подготовкой убийства вряд ли надобно было дважды осматривать шахту и путь к ней от железнодорожного разъезда. Расхождение же в показаниях (один спутник Юровского в австрийской форме, другой — в иной; в одном случае — в 4, в другом — в 5 часов вечера и т.п.) — несущественны. Допрос производился спустя год, летом 1919 г., свидетели что-то могли запамятовать. Ермаков — верх-исетский военный комиссар, незадолго до того командовавший красногвардейским отрядом в боях под Оренбургом, наверняка был в военной форме. На дошедших до нас двух фотоснимках тех дней Ермаков в военной форме. Совсем не исключено, что он мог надеть и иноземный френч, что делалось многими военными. В памяти одного из свидетелей по прошествии времени военная форма спутников Юровского могла ассоциироваться с военнопленными. К тому же нельзя допустить, что Юровский обследовал место предстоящего захоронения без Ермакова или его какого-то товарища-визовца, хорошо знавшего указанный район. Уместным будет вновь обратиться к свидетельствам И. П. Мейера, писавшего, что 15 июля Юровский и Ермаков вместе с «Хорватом», которого он именует «начальником Международной бригады», отправились на место будущего захоронения трупов. Вполне могло быть и так.
Соколов при датировании поездки (поездок) допускает противоречия: в одном случае пишет о 15 и 16, в другом — о 14 и 15 июля13. Между прочим, он опирается при этом на показания упоминавшейся послушницы женского монастыря Антонины, которая 15 июля при посещении ДОНа с продуктами для заключенных вместе с другой послушницей, Марией, получила от Юровского задание — доставить на следующий день (16 июля) «полсотни яиц и четверть молока, и яйца велел упаковать в корзинку». Все это 16 июля, «во вторник» (перед казнью), «рано утром» они и доставили14. Сухой калорийный продукт явно был нужен убийцам для питания целой группы вне города15. Но этот продуктовый запас мог планироваться Юровским для питания именно при ночном захоронении 17 июля. Поездка верхом (накануне убийства) вряд ли могла быть очень длительной, ездоки могли и не проголодаться. На троих захваченных полсотни яиц (да еще и четверти молока, как сообщали послушницы в другом случае) было много. Наличия корзины у верховых замечено не было. Поездка Юровского для разведки намечаемого под захоронение места ранним и возвращение уже совсем поздним вечером буквально перед намечавшейся казнью (вспомним, что Юровский был ответственным за ее проведение) просто немыслима. По многочисленным данным, Юровский вечером 16 июля был в доме Ипатьева. Так и должно было быть. Когда же могла в действительности состояться поездка Юровского с Ермаковым к Ганиным ямам? 14 июля, в день приезда из Москвы Голощекина (это произошло утром) или на следующий день. Но скорей всего именно вечером 14 июля. Дело в том, что в этот воскресный решающий день (поздно вечером будет принято постановление об убийстве) Голощекин со своими друзьями, как помнит читатель, устроил гуляние в лесу. В нем участвовали и видные руководители, вовлеченные вдело Романовых. Казалось бы, среди них должен был быть и Юровский, но его там не было. Не было его и на состоявшемся вечером решающем заседании. Почему? Вероятно, он был занят чем-то другим: торопился вместе с Ермаковым подыскать место для захоронения. Надо было с этим спешить: убийство могло быть совершено и в ночь на 16 июля, к исходу следующего дня. Вполне возможно, что указание даты 16 июля в рассматривавшихся нами заготовленных загодя вариантах извещения для печати о казни Николая Романова могло быть и не опиской. Видимо, именно в этот день, с возвращением Голощекина, получив от него соответствующие указания, Юровский и закрутился в водовороте завершения подготовки убийства. С местом захоронения Юровский ознакомился и определил его 14 или 15 июля, никак не позднее. И показания Фесенко, что он после этой встречи работал в урочище еще «день или два», пока не появилось оцепление красноармейцев (16 июля), подтверждают обоснованность предположения.
Участвовали ли в выборе места захоронения более высокопоставленные уральские руководители? М. К. Дитерихс на этот вопрос, видимо имея в виду некоторые свидетельские показания, отвечает положительно. Он писал: «Место в Коптяковском лесу для сокрытия тел членов Царской семьи выбирали Исаак Голощекин и Янкель Юровский по указанию Петра Ермакова. Для этого Янкель Юровский с Ермаковым и Вагановым ездили верхами в урочище "Четырех братьев" еще 14 или 15, где их видел горный техник Фесенко и некоторые из проезжавших по Коптяковской дороге крестьян и дачников. Утром же 16 июля Исаак Голощекин, Янкель Юровский и, возможно, Белобородов, собравшись в Ипатьевском доме, ездили оттуда в лес на легковом автомобиле с шофером Люхановым и вернулись назад уже под вечер»16. В данном случае автор не дает ссылки на источник. Не делает он этого и в первом случае указания на эту поездку; там говорится, что у встречных местных жителей расспрашивали «...про состояние дорог и интересовались проходимостью для автомобиля боковых маленьких дорожек», время обозначено «днем» 16 июля17. У Н. А. Соколова упоминания об этом существенном эпизоде мы не находим. Возможно, он недостоверен. В то же время и отвергать утверждения Дитерихса полностью не приходится. Как отмечалось, утром 16 июля Голощекин и Белобородов заходили в дом Ипатьева, затем, быть может, съездили на намеченное место захоронения, только вряд ли уже с участием Юровского, который был там накануне и вплотную занимался подготовкой убийства. В целом же выясняется, что выбор места захоронения не был отдан на откуп Ермакову. Решение вопроса находилось в поле зрения областного руководства, задействованного в деле истребления Романовых. А что этим непосредственно занимался Юровский — совершенно достоверно.
Какими мотивами руководствовался Ермаков, выбрав район Ганиной ямы? Почему именно это место? Видимо, потому, что его Ермаков знал лучше, чем какие-либо другие места. Там находилось несколько заброшенных железорудных шахт, относительно удаленных от города, да и само место было довольно глухим. Конкретный выбор места предопределялся тем, что в этом районе находился покос рабочего ВИЗа (семьи визовцев, как и рабочих других заводских поселков Урала, обычно вели и крестьянское хозяйство, имели скот и т.д.), одного из видных коммунистов-карателей А. Болотова, с которым Ермаков был очень дружен и состоял в каком-то родстве18. Там бывал прежде и сам Ермаков. Вот это место, заброшенную шахту вдали от города, Ермаков и посчитал подходящим для захоронения, смог внушить это Юровскому и другим руководителям области. Как он сам, так и другие совершенно не предполагали, что акция будет столь масштабной и с участием такой массы людей, что привлечет внимание крестьян близлежащей деревни Коптяки и тайное ее осуществление окажется практически исключенным. Да и шахта, весьма неглубокая, не могла служить надежным местом для захоронения. Это стало ясно руководителям практически сразу же, в первый день. Ермаков навлек на себя большое неудовольствие. Впоследствии, путая и перевирая ход событий, он заявил, что захоронение в шахте им было задумано как мера временная (!), он планировал в дальнейшем трупы из нее извлечь и сжечь19. Ложью было заявление и о выборе временного места захоронения, и о предварительном планировании сжигания трупов вне шахты. Спрашивается: зачем же было сбрасывать трупы в шахту, потом лезть туда, в ледяную воду, привязывать уже поврежденные взрывами гранат трупы веревкой и один за другим долго, с трудом извлекать их оттуда и пытаться сжигать, уже предельно намокшие и охлажденные? Все другие руководители преступления и некоторые рядовые исполнители показывают, что шахта была выбрана именно как место погребения, идея сжигания трупов возникла уже после их извлечения. Никаких горючих материалов 17 июля к шахте доставлено не было. Возникновение нового плана и процесс его реализации с помощью Войкова 18-19 июля подробно описывается Юровским и другими (Медведевым, Родзинским, Сухоруковым и т.д.). По первоначальному плану мыслилось сбросить трупы в шахту, на дне которой была вода, поэтому и Ермакову, и остальным могло казаться, что ее глубина гораздо большая, чем на самом деле. Особо следует подчеркнуть, что предусматривался непременный взрыв и завал шахты. Одним из недосмотров Ермакова и других явилось то, что он