14. Вдумчивый и опытнейший следователь Н. А. Соколов по поводу этого заявления написал: «Свердлов лгал, когда так говорил... Дневники и письма царской семьи были при ней в доме Ипатьева. Нет сомнения, для Царя письма к нему Императрицы были самым ценным. Как же можно было раньше убийства взять у него эти письма? Сделать это — раскрыть умысел убийства. Эти письма взяли у Царя, перешагнув через его труп»15. Следователю не было известно, что при членах Семьи были лишь текущие дневники, старые письма хранились в опечатанном каретнике, куда Николай Александрович не имел доступа. Даже зная большевиков довольно, Соколов не постиг степени их аморальности: они могли взять у живого Николая II, при надобности, все, что им было бы угодно. Они способны были вторгнуться в интимное, влезть в душу человека, да и отнять ее по произволу, у кого угодно и когда угодно.
Соколов ошибался, предполагая, что дневники и прочее было отправлено в Москву с Юровским, который выехал туда лишь в ночь на 20 июля, уже после убийства. Да, текущие дневники Николая и Александры Романовых были отправлены, конечно же, после убийства. Но и они к вечеру 18 июля, к заседанию Президиума ВЦИКа, могли лечь на стол его председателю, если какой-то гонец выехал в Москву ночью или утром 17 июля специальным поездом, с грозным документом-предписанием к железнодорожникам отправлять его незамедлительно, вне всякой очереди, как это в подобных случаях делалось. Сорока часов на доставку документов из Екатеринбурга в Москву вполне могло хватить. Такую возможность исключать нельзя. Спецпоездом мог выехать из Екатеринбурга А. Е. Лисицын или кто-то из его помощников. Однако, если говорить о старых дневниках, более правдоподобным будет предположение, что после получения 26 июня от самого Николая Романова сообщения, в каких ящиках хранятся дневники и переписка, они были изъяты и доставлены в Москву еще выехавшим туда Голощекиным. Соколов не доисследовал вопрос о режиме заключенных. Первоначально им с особого разрешения позволяли входить в сарай, к своим сундукам, брать какие-то вещи или просматривать их. Но затем, еще при коменданте Авдееве (примерно в начале июня), доступ к вещам был закрыт. Это отражено в «Книге записей дежурств» и в дневнике Николая II. Он по косвенным данным узнал, что вещи охраной растаскиваются. Конкретно же, какие именно — не знал, ибо не имел возможности проверить16. Так что старые дневники, переписка могли быть изъяты и в конце июня, и Николай Александрович выявить их отсутствие был не в состоянии. Дневники текущие — да, они до конца были при Романовых, путь овладения ими лежал «через их трупы». Так что заявление Свердлова о дневниках, переписке, материалах, которые «будут разобраны», вполне могло быть правдой. Их привез Голощекин (вряд ли он мог ничего не привезти). Слова же Свердлова о том, что Николай и Александра Романовы вели дневники «до последнего времени» могли означать лишь его информированность и ожидание обязательного получения и этих дневников в ближайшие дни. Свердлов не врал. И вообще факт изъятия у Романовых без их ведома самого ценного — переписки, дневников — задолго до казни может служить лишним доказательством абсолютной ее предрешенности. Охранники похищали все, что попадало под руку, — предметы обихода, столовые наборы, одежду и прочее; коменданты, руководители области собрали все, как они считали, драгоценности, которые были у членов Царской Семьи на себе и при себе, в их комнатах, и заключили эти драгоценности в шкатулку. Потом, после обнаружения на трупах драгоценностей, спрятанных в нательной одежде, стали тщательно осматривать вещи Семьи, находившиеся в комнатах и складских помещениях. С утра 17 июля в доме Ипатьева производилась сортировка и упаковка драгоценностей, документальных материалов и имущества Романовых для отправки в Москву.
Посмотрим, как это делалось. Один из убийц — начальник внешней охраны П. С. Медведев показывал: «...проснулся я часу в 9-м утра и пришел в комендантскую комнату. Здесь уже были председатель областного совета Белобородов, комиссар Голощекин и Иван Андреевич Старков.
Во всех комнатах был полный беспорядок: все вещи разбросаны, чемоданы и сундуки вскрыты: на всех бывших в комендантской комнате столах были разложены груды золотых и серебряных вещей. Тут же лежали и драгоценности, отобранные у Царской семьи перед расстрелом, и бывшие на них золотые вещи — браслеты, кольца, часы.
Драгоценности были уложены в два сундука, принесенных из каретника. Помощник коменданта находился тут же (речь идет о Г. П. Никулине. — И. П.)»17.
Разводящий А. А. Якимов, заступивший на смену, говорил: «Расставив посты, я вошел в комендантскую... На столе комендантской лежало много разных драгоценностей. Были тут и камни, и серьги, и булавки с камнями, и бусы. Много было украшений. Частью они лежали в шкатулочках. Шкатулочки были все открыты...
Вывоза вещей из дома 17 июля... не было»18. Это свидетельства лиц, которые, во-первых, в деле сортировки и упаковки имущества не участвовали, во-вторых, появились в ДОНе тогда, когда эта деятельность была в полном разгаре. Обратимся к воспоминаниям чекистов внутренней охраны — В. Н. Нетребина и А. Г. Кабанова. Нетребин: «С наступлением утра мы взялись за упаковку вещей для отправки их в Москву... Один из товарищей, просматривающий нательное белье, предназначающееся для стирки и принадлежащее быв/княг, со смехом тряс таковое. В белье он нашел пояс из черного бархата. Этот пояс был обшит пуговицами, то же из черного бархата, но имеющим что-то в середине твердое, наподобие дерева. Пояс очень походил на кучерский. «Что это Николай в кучера готовился, что-ли ребята!» — сказал товарищ, нашедший пояс. Мы осмотрели пояс и решили его подвергнуть той же участи, что и иконы: «Кидай его вон на Николу Святителя», предложил кто-то из ребят, указывая на вблизи валявшуюся икону Николая Святителя большого размера. "Пусть мол он подпоясывается", продолжал смеяться тот же товарищ. Пояс полетел. Через некоторое время тов., кинувший пояс, снова поднял его и разорвал на одной из пуговиц бархат. Вместо мнимых деревяшек оттуда заблистали бриллианты. Мы все стояли, как вкопанные, пораженные неожиданным раскрытием этих дьявольских хитростей. Этот случай возбудил в нас подозрение ко всему уже пересмотренному и валявшемуся на полу. Мы стали более тщательно относиться к пересмотру вещей и снова рыться в пересмотренном. В результате мы еще нашли несколько мотыльков, вернее что-то подходящее под образ мотыльков... тоже из черного бархата и служило для прикрытия безопасных булавок, которыми б/княжны прикалывали на нижней части спины, снаружи, блузки к юбке. Внутри них было что-то твердое; распоров бархат, я увидел там бриллианты. Из драгоценностей мы еще обнаружили несколько бус. Так что ими мы наполнили пол ящика. Из ценностей мы собрали еще два ящика золотых и серебряных вещей. Закончив работу, я еще, в последний раз, пошел посмотреть по комнатам, шагая по толстому слою разнообразных вещей. В задних комнатах я осмотрел бегло все. Мне показалось, что какая-то особенная тишина стояла в них. Полные хаоса, они стояли как умерщвленные свидетели происшедшего, живо напоминая все пережитое за последние дни. Охваченный какими-то неприятными чувствами, я вышел из них. Облегченные исполнением своей миссии, мы ждали освобождения от своих обязанностей. Однако выяснилось, что мы должны еще пустой дом караулить несколько дней. Что мы и делали. Кажется, если не ошибаюсь, два дня. Нашлась еще работа. В кладовой этого дома находилось несколько десятков сундуков, которые мы и занялись перетаскивать, вскрывая и перекладывая разные вещи, находящиеся в таковых... В сундуках мы не встретили ценностей. Тут была и всячина... Два дня мы перекладывали эти сундуки»19.
Сходные, но более лаконичные сведения давал много лет спустя и Кабанов: «Когда я... вошел в помещение, ранее занимаемое Николаем Романовым, то там студент горного института разбирал драгоценности династии Романовых — он драгоценные камни складывал в одно место, простые самоцветы в другое. На студенте был бархатный пояс одной из дочерей Николая. Тов. Юровский (мемуарист, по прошествии десятилетий, видимо, перепутал Юровского, занятого захоронением и вернувшегося в город только днем, с Никулиным, оставшимся за коменданта. — И. П.) предложил студенту снять пояс и распороть его. Когда студент это сделал, то оказалось, что вместо пуговиц, были пришиты крупные бриллианты, обшитые бархатом. В бантах, расположенных сзади пояса, также были зашиты крупные бриллианты. После этого стало вполне ясным, что необычные для молодых княгинь деревенские, длинные до пят ситцевые платья, русские сапоги с высокими голенищами и с низкими каблуками, нелепые, как у прежних легковых извозчиков, широкие бархатные пояса, в которых были запрятаны бриллианты колоссальной стоимости, не были бессмысленным маскарадом, а это была тщательная подготовка к побегу...
Все имущество Николая и его семьи хранилось в чемоданах, которые оказались запертыми на внутренние замки, а ключей мы найти не могли, почему чемоданы пришлось вскрыть при помощи ломика. Много верхнего и нижнего платья и обуви Николая Романова и его семьи... много небольших икон»20.
Кроме того, там же Кабанов сообщал о том, что в портфеле Николая Александровича ничего ценного, никаких документов уже не было. К моменту привлечения к основному грабежу чекистов из внутренней охраны, впущенных на второй этаж не сразу, все было уже изъято. Это еще одно доказательство быстрого обыска, просмотра вещей Царской Семьи уже во время ее казни и сразу после нее людьми «человека с черной, как смоль бородой», прибывшего из Москвы, — А. Е. Лисицына.
В первую очередь чекисты-охранники принялись за поиск драгоценностей, и им крупно повезло: драгоценностей оказалось много. Далеко не все они содержались в ящике (шкатулке) с описью и в одежде, в которой жертвы спустились на первый этаж. Примечательно, что к сортировке и упаковке драгоценностей каратели готовились загодя. Этим занимался студент Уральского горного института (по свидетельству Нетребина, этот горняк был в их охране).