и невозможно.
На мой взгляд, создавая зону пограничного заграждения, советское политическое руководство в тот период преследовало цель не столько борьбы с агентурой вероятного противника, сколько пыталось таким образом замедлить процесс осознания местным населением по обе стороны старой границы того очевидного факта, что уровень жизни в Советском Союзе значительно ниже, чем в районах, ранее принадлежавших Польше, Румынии, а также в бывших государствах Прибалтики.
В подтверждение своего вывода предлагаю читателям ознакомиться с одним очень интересным документом, который, к тому же, еще ни разу не публиковался в исследованиях историков Пограничной службы ФСБ России.
Вследствие недобора хлебов в 1940 г. (выбито градом) и неполадков организационной работы внутри колхозов Теофипольского, Ляховецкого и Плужанского районов Каменец-Подольской области, — экономическое положение ряда колхозов находится в неудовлетворительном состоянии. Особенно остро обстоит вопрос со снабжением хлебом, так например: по Теофипольскому району колхозники с. Колесец получили на трудодень 300 грамм хлеба, с. Чулгузово 350 грамм, с. Святеуц от 300 до 700 грамм, с. Шибин от 470 до 650 грамм. По Ляховецкому и Плужанскому районам почти аналогичное положение.
Районные и областные организации каких-либо реальных мер к организации снабжения хлебом, нуждающихся колхозников не принимают, в результате в целях приобретения хлеба в районах западных областей УССР, за последнее время наблюдаются массовые случаи попыток нарушения зоны заграждения со стороны жителей вышеперечисленных районов Каменец-Подольской области. Особенно этим поражен Теофипольский район. В подтверждение изложенного можно привести следующие данные: на участке 2 °Cлавутского погранотряда за время с 15 по 25.5.41 г. задержано при попытке нарушить зону заграждения — 1040 чел., являющихся в основном жителями Теофипольского района.
Для покупки хлеба в селах западной Украины идут не только беспартийные, но и коммунисты, комсомольцы и подчас учительский персонал.
В связи с тем, что создавшееся положение в названых выше районах осложняет охрану зоны заграждения — прошу принять необходимые меры.
Содержание этого документа напрочь опровергает укоренившееся мнение о сытой жизни в СССР и бедности населения в районах, ранее принадлежавших Польше. А с другой стороны — дает совершенно ясный ответ на вопрос о составе основной массы задержанных нарушителей в зоне пограничного заграждения. Среди них преобладали жители районов, прилегающих к зоне заграждения. Можно не сомневаться, что основной поток так называемых нарушителей двигался с востока на запад, т. е. из районов, разоренных советской властью за двадцать лет ее существования, в села и города Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики, где жизнь накануне войны была значительно лучшей. В подтверждение сказанного приведу выложенный в интернете В. Бардовым (Республика Беларусь) фрагмент из воспоминаний его родственницы, участницы Великой Отечественной войны, о жизни в г. Гродно накануне войны. Вот ее слова: «В конце 30-х годов я училась в фармакологическо-медицинском техникуме в г. Клинцы Брянской области. После его окончания по комсомольской путевке 1 августа 1940 года я приехала в Гродно. Это была еще заграница и только по пропуску командировали на работу. Гродно в то время нас встретил ласково, приветливо, люди относились дружелюбно. В магазинах и товары и продукты частников. Было много текстильных товаров, одежды из ситца. Мы всему удивлялись — красивому богатству после нашей бедной России. Очень красивая была жизнь в Гродно в то время»[291].
А вот строки из писем рядового Петра Поволяева, проходившего накануне войны службу в одном из полков 23-й стрелковой дивизии в г. Даугавпилс Латвийской ССР, своему другу Степану Фолину в г. Петрозаводск: «Степан, жизнь в Латвии в настоящее время больше чем прекрасна. Магазины завалены всем. Какие прекрасные мужские туфли 20 лат (50 примерно рублей). Такие туфли в Сов. Союзе стоят 300–350 рублей. Костюм, который у нас за полторы тысячи купишь — стоит 100 лат (200–300 руб.). Скрипка замечательная стоит 35 лат (это рублей 80 на наши деньги), какие замечательные мандолины 15–20 лат, часы хорошие 30–40 лат. Спеши выслать деньги, я могу достать здесь всего, чего хочешь, и часы и материал любой»[292].
Как видно из приведенного примера, у многих военнослужащих РККА от изобилия товаров в магазинах, да еще по таким низким ценам, просто голова шла кругом.
Если же говорить об уровне жизни командиров, политработников и другого начальствующего состава Красной армии, Военно-Морского флота, войск и органов НКВД, проходивших накануне войны службу на вновь присоединенных к СССР территориях, то можно с полной уверенностью утверждать, что он вырос в десятки раз. Для большей убедительности своих слов предлагаю ознакомиться с воспоминаниями двух разных людей, которые накануне войны проживали в Прибалтике.
Известный историк М. Солонин в одной из своих книг приводит воспоминания уроженца городка Карсава (Латвия) участника Великой Отечественной войны войны М. Гейденрейха:
«К нам на постой определили офицера с женой. То ли старший лейтенант, то ли капитан. Сейчас не помню, как, впрочем, и его фамилию. Звали его Николаем. Молодые и симпатичные люди. Этот офицер получал денежный оклад в тысячу рублей, которые в первые месяцы приравняли к лату в соотношении один к одному. При средней тогда зарплате рабочего 80 лат в месяц, Николай практически получал целое состояние при полном изобилии товаров в магазинах. Когда он шел домой со службы, то по дороге забегал в кондитерскую и за 1 рубль (лат) покупал коробочку с двадцатью пирожными. Больше пяти-шести они с женой, естественно, съесть не могли, а на завтра оставлять не имело никакого смысла. Так они оставшимися пирожными кормили наших кур (мама очень ругала их за это)…
Жена Николая, как и все жены советских командиров, скупала мужские и женские часы, изделия из золота и камней и везла их в СССР, в город Киев, где таких товаров уже и в помине не было, а продать их можно было за любые деньги. Обратно она привозила наличные, и все повторялось в геометрической прогрессии… Через несколько месяцев обе свои комнаты и коридор квартиранты заставили фанерными ящиками с самыми различными товарами. Скупалось все подряд: обувь на все времена года и на всю оставшуюся жизнь, кожаные и драповые пальто и куртки, мануфактура рулонами, мужские костюмы и женские платья немерено, постельное и нательное белье несчитано. А в магазинах товары все не убывали…»
В этой же книге приводится воспоминание еще одного ветерана Великой Отечественной войны:
«Наш полк был расквартирован в Либаве (Лиепае). Дали шикарную квартиру, можно сказать, апартаменты, а мебели никакой. Пошли с женой покупать. Зашли в магазин, а там такой выбор, что глаза разбегаются. Сначала подумали, что очень дорого и не хватит денег расплатиться. Приценились. Копейки, а не цена. Выбрали пятикомнатный гарнитур из карельской березы. Расплатились и буквально тут же грузчики привезли и по всей квартире расставили. Не прошло и месяца, как жена моя, гуляя по городу, зашла опять в этот же мебельный и увидела такую роскошь из красного дерева, что не удержалась и купила. Прихожу со службы, а по всему дому стоит новая шикарная мебель. На свой вопрос: «Куда делась старая?», получил вполне логичный ответ: «Грузчики на помойку вынесли»[293].
Сытость жителей Западной Украины, Западной Белоруссии, а также Прибалтики резко контрастирует с тем, к чему привыкли советские солдаты и офицеры у себя на Родине и что считали обычным и привычным. Следует особо отметить, что военные кампании 1939–1940 годов до предела раскрутили в Советском Союзе продовольственный кризис. Частичная мобилизация в СССР под польскую и финскую кампании вызвали бешеный покупательский ажиотаж. 17 сентября 1939 года Молотов по радио заявил, что страна обеспечена всем необходимым, люди, тем не менее, в магазинах начали в массовом порядке скупать соль, спички, крупу. Под новый, 1940-й год в продаже уже не стало хлеба и муки. На рынках взлетели цены на все. В сельской местности правительство вообще запретило продажу хлеба. В «Исторических хрониках с Николаем Сванидзе. 1939–1940» приведены выдержки из писем граждан Советского Союза того времени. Вот одно из них.
«Я хочу рассказать о тяжелом положении, которое создалось за последние месяцы в Сталинграде. У нас теперь некогда спать. Люди в два часа ночи занимают очередь за хлебом. Матери с детьми на руках, старики — по 6–7 тысяч человек. Страшно видеть безумные, остервенелые лица, лезущие за чем-нибудь в магазине. На глазах у всех умер мальчик, съевший доставшуюся пачку чая. И везде говорят об одном: «Дожили, говорят, на 22-м году революции до хорошей жизни, радуйтесь теперь».
17 августа 1940 года группа бойцов и командиров Ленинградского военного округа направила анонимное письмо первому секретарю Ленинградского обкома партии следующего содержания:
«Тов. Жданов!
Положение в Красной армии стало совершенно невыносимым.
1. Срок службы стал самым длинным, по 3–4 года держат в целях муштровки.
2. Питание стало самое отвратительное — равноценное на броненосце «Потемкин» в старое время.