Ну а теперь рассмотрим более внимательно аргументы моих оппонентов по поводу проблем, поставленных в статье «Стойко и мужественно выговаривать правду».
Главным «забойщиком» в споре с автором статьи выступил начальник Центрального пограничного музея ФСБ России полковник Н. Н. Берсенев. Учитывая, что Николай Николаевич в исторических проблемах разбирается очень слабо и ему очень непросто было совмещать вышеназванную должность с должностью директора ресторана, расположенного под одной крышей с музеем, можно предположить, что пять пространных агитационно-пропагандистских статей — это коллективное творчество ученых и специалистов музея.
Сам факт, что главным критиком моих взглядов на те или иные вопросы, касающиеся участия пограничников в сражениях Великой Отечественной войны, выступил начальник Центрального пограничного музея, а не ученые, скажем, Академии пограничной службы ФСБ России или Пограничного научно-исследовательского центра ФСБ России, лучше всего свидетельствует о том, что серьезной школы в этой сфере деятельности у нас до сих пор так и нет. А агитационно-пропагандистская работа сотрудников музея, как известно, не имеет ничего общего с серьезной научно-исследовательской деятельностью.
Назвав свою статью «Взыскивающий правды, будь точен сам», Н. Н. Берсенев как бы определил главное направление своего спора со мной: доказать, что в своих суждениях я несамостоятелен, многие мои аргументы и факты взяты из работ небезызвестного В. Суворова (Резуна), а в ряде случаев — сплошное вранье. Хотя не все. Один раз он признал, что историк А. Мартиросян явно завысил число фашистских солдат и офицеров, уничтоженных советскими пограничниками в первые дни войны. При этом Берсенев высокопарным тоном «маститого ученого» или «известного публициста» вещает, что «если уже в заголовке заявляешь тему вселенского масштаба, то оговорок быть не должно, потому что разговор о правде сродни разговору о смысле жизни». После такого вступления Николай Николаевич начинает «разоблачать» неправду автора статьи. Боевого запала, как мне показалось, ему хватило ненадолго, так как значительную долю его статьи в трех последних номерах занимают примитивные рассуждения о «столкновениях двух подходов в мировоззренческих взглядах на историю и на отношение к человеку», которые якобы неизбежно вели к столкновению нацистской Германии и СССР, о различном уровне развития военной науки и подготовки офицерских кадров в двух странах, о сути блицкрига, плана «Барбаросса» и многом другом. Эту «политинформацию» полковник Н. Н. Берсенев, наверное, решил посвятить молодым читателям газеты «Граница России», потому что к моей статье эти вопросы не имеют никакого отношения.
Так что же это за «смертные грехи», в которых меня обвиняют оппоненты?
Я подвергся «разгромной» критике за то, что якобы неверно указал в своей статье фамилию президента РФ, который принял решение об издании нового 12-томника «История Великой Отечественной войны». Обращаю внимание читателей на то, что этот вопрос никакого отношения к теме дискуссии не имеет. Н. Н. Берсенев утверждает, что именно при Д. А. Медведеве было принято это решение, а В. В. Путин тут ни при чем. Подобный вывод он сделал, по всей видимости, после прочтения в первом томе указанного издания обращения тогдашнего президента Российской Федерации Д. А. Медведева к читателям. Оказывается, мои оппоненты на тот период не знали, что именно В. В. Путин, будучи президентом страны, еще 5.05.2008 подписал распоряжение «Об издании фундаментального многотомного труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов». А мои слова о том, что это событие произошло четыре года назад, объясняется тем, что статья была готова еще в 2012 году, а опубликована только в 2013 году. Все же другие инсинуации по этому поводу пусть останутся на совести моего оппонента.
Несколько слов по поводу цитаты бывшего наркома ВМФ Советского Союза адмирала флота СССР Н. Г. Кузнецова, приведенной в статье. Мои оппоненты, радуясь как дети, вещают, что «цитата, которую вы прочли, взята из книги В. Резуна «Ледокол», а значит, по отношению к этой цитате В. Городинский, как бы это сказать, не совсем самостоятелен». В этой связи должен заметить, что я всегда в своих мыслях и поступках был самостоятельным и не боялся идти даже против устоявшегося мнения. Лучшим подтверждением этому может служить моя статья, вокруг которой разгорелись нешуточные страсти. Судя же по вышеприведенным словам, мой главный оппонент и группа его поддержки, кроме работ В. Суворова (Резуна), по этому поводу больше ничего не читали. В связи с этим рекомендую ознакомиться с книгой историка и писателя О. Грейгъ «Сталин мог ударить первым», в которой на 10-й странице приведена цитата из книги Н. Г. Кузнецова «Накануне», которую я использовал в своей статье. К этому хочу добавить, что я нигде не встречал даже тени сомнения в достоверности приведенных слов выдающегося флотоводца. Не исключено, что ее нет в последних изданиях воспоминаний Н. Г. Кузнецова, зато в первых, увидевших свет в период хрущевской оттепели, эта цитата могла звучать именно так.
Далее меня обвинили в том, что вывод об особой боевой эффективности пограничников в начальный период войны с фашистской Германией и о том, что они сыграли в тот период не тактическую, а стратегическую роль, я ошибочно приписал С. Кремлеву, автору нескольких книг о Л. П. Берии, и тем самым якобы хотел его скомпрометировать. Чтобы убедиться в том, что это неправда, достаточно внимательно прочитать мои слова из статьи — и больше ничего. В ней приведена не прямая речь из книги С. Кремлева, а резюме на все перечисленные работы Ю. Мухина, А. Мартиросяна, С. Кремлева и ряда других историков. А с Кремлевым я заочно дискутирую лишь по поводу его вывода о стратегической роли, которую якобы сыграли пограничные войска в первые недели войны. И не более того! Ну а если быть до конца точным, то С. Кремлев в другой своей книге под названием «Лаврентий Берия. Личный дневник 1941–1945 гг. Второй войны я не выдержу» на с. 78 пишет дословно следующее: «Думаю, в июне 1941 г. средний пограничник НКВД стоил не менее пятерых (а то и десятерых) средних красноармейцев РККА и не менее трех средних рядовых вермахта. Это была сила! И эта сила встала навстречу германской силе! И сыграла стратегическую роль в той войне в первый раз».
Этот и другие примеры свидетельствуют о том, что большинство исторических работ, указанных в моей статье, Н. Н. Берсенев и его сторонники полностью никогда не читали, а пошли по пути наименьшего сопротивления — сверять приведенные мною цитаты с первоисточниками. Довольно-таки примитивный подход. А в том, что в своем стремлении возвеличить преступника Берию С. Кремлев явно хватил через край, свидетельствует оценка роли пограничников в тот период известного пограничного ученого, доктора военных наук Г. П. Сечкина. Он отмечал, что «действия пограничных войск по обороне государственной границы в начале войны имели оперативно-тактическое значение». Полковник Н. Н. Берсенев, окончив Военную академию им. М. В. Фрунзе, должен знать разницу между этими двумя терминами. К слову сказать, в этом месте я нигде не утверждаю, что названные мною авторы (А. Мартиросян, Ю. Мухин, С. Кремлев) каким-то образом позиционируют себя с историками-пограничниками. Это выдумка моих оппонентов.
Н. Н. Берсенев очень возмущается по поводу того, что я в своей статье якобы очень избирательно привожу цитаты из работ пограничных историков (в данном случае Ю. Кисловского), а также участников войны как с нашей, так и с немецкой стороны. Если отбросить дешевую демагогию на этот счет, то можно уяснить, что мой главный оппонент полностью согласен с тем, что один пограничник-пулеметчик вполне мог уничтожить до батальона немцев, а пограничная застава численностью 40–45 чел. в одном бою (а их в течение дня могло быть и несколько) уничтожила (т. е. убила) около 200 пехотинцев противника и подбила 10–12 танков. В порядке справки: немецкий пехотный батальон — это 860 человек, а 200 пехотинцев и 10–12 танков — это полнокровные пехотная и танковая роты. Н. Н. Берсенев очень ярко и эмоционально описывает, как, на его взгляд, мог происходить бой одного пограничника с немецкими захватчиками: «Итак, картина. Замаскированная, оборудованная пулеметная позиция на крутом обрыве. Противник на воде. Он качается на волнах. Плывет до середины реки. Огонь! Чем не тир? Можно и батальон намолотить». Думаю, что при таком понимании сути общевойскового боя у читателей может сложиться впечатление, что в той войне мы сражались не с сильнейшей армией мира, а с какими-то дикими племенами Центральной Африки, вооруженными допотопными луками и каменными топорами.
Сегодня уже многим хорошо известна высокая оценка немецким командованием стойкости, мужества и героизма советских воинов при обороне Брестской крепости и военно-морской базы Лиепая. По немецким документам, их войска понесли здесь небывалые до этого потери: в Брестской крепости погибло 452 фашистских солдата и офицера и 668 было ранено, а при штурме Лиепаи — 650 и 983 человека соответственно. Если верить моим оппонентам, то получается, что один пограничник в одном бою уничтожил практически столько же фашистских солдат, сколько одна дивизия Красной армии и несколько сотен военнослужащих войск НКВД за несколько дней боев при обороне Брестской крепости или военно-морской базы Лиепая. Утверждать подобное как-то несерьезно для офицера с академическим образованием.
Не брезгует Николай Николаевич в своей статье и откровенным манкированием, говоря, к примеру, о содержании книги генерал-майора в отставке Героя Советского Союза A. А. Свиридова «Батальоны вступают в бой». Он пишет следующее: «Я неделю искал эту книгу через интернет по городам и весям. В Москве нашел одну. Тоненькая. Написано как художественное произведение. Прочитал. И что? Армейский батальон занял оборону вблизи границы. Жили в лагере, в палатках. Понемногу зарывались в землю. Застава никуда не ушла».