В начале сентября Орджоникидзе вынудил Вышинского прекратить уголовное дело против нескольких инженеров Магнитогорского металлургического комбината.
Но, пожалуй, наиболее характерная история произошла с директором саткинского завода «Магнезит» Табаковым. 29 августа 1936 года газета «Известия» опубликовала статью своего челябинского корреспондента. Называлась она вполне в духе тех лет — «Разоблачённый враг». В ней сообщалось о том, что директор Табаков был изобличён в связях с троцкистами и исключён за это из партии. Орджоникидзе как будто ждал этой статьи и немедленно организовал крупномасштабную проверку. И уже (вот это оперативность!) 1 сентября ЦК принимает специальное решение, в котором с Табакова были торжественно сняты все обвинения.
Обращает на себя внимание схожесть почерка. И в случае с обвинениями в адрес лидеров правого уклона, и в деле Табакова наблюдается задействование схожих технологий отбеливания. Сначала людям предъявляют страшные обвинения, а потом их торжественно оправдывают. А если вспомнить, что газету «Известия» редактировал именно Бухарин, всё становится абсолютно понятным.
Любопытно, что ещё и раньше наркомат Орджоникидзе практически не подвергался партийным чисткам. Например, во время так называемого «обмена документов», проходившего весной-летом 1936 года, из 832 номенклатурных работников НКТП было уволено всего 11, из них 9 исключили из партии и арестовали.
Теперь же Орджоникидзе наступал. В августе и в начале сентября действовала и усиливала свои позиции одна и та же спайка, один и тот же блок, во главе которого стоял «король тяжпрома».
Куда же глядел Сталин? А есть все основания полагать, что его в то время никто ни о чём особо и не спрашивал. На стыке двух месяцев, августа и сентября, Иосифа Виссарионовича вообще не было в столице, он находился на отдыхе в Сочи. Практически все руководители — Калинин, Ворошилов, Чубарь, Каганович, Орджоникидзе, Андреев, Косиор, Постышев — вернулись из отпуска 27 августа. Чуть позже прибыл Молотов. Только Сталин продолжал оставаться в Сочи. Вопросы о лидерах «правого уклона» и о вредителях были решены в его отсутствие. И это показатель того, что вождь на тот момент находился в состоянии некоей изоляции.
Но что же всё-таки послужило причиной столь резкого усиления оппозиции? Очевидно, произошли определённые подвижки в сталинской группировке. Там появились колеблющиеся, готовые перебежать на другую сторону.
К таким колеблющимся можно с большой долей вероятности отнести Кагановича. Его считают тенью Сталина, но ведь тень она на то и тень, чтобы уменьшаться или даже исчезать в зависимости от движения Солнца. Вообще, любой человек гораздо сложнее, чем то стереотипное мнение, которое складывается о нём. Каганович тоже был вовсе не так прост, как его пытаются изобразить. Любопытно, что наша антисталинская историческая школа грешит теми же шаблонами, что и официальная советская. Её представителям и в голову не может прийти, что какие-то деятели сталинского окружения могли позволить себе определённые уклонения от нормы. Есть готовая схема, есть привычный образ, и ничего за их рамки выйти не может.
Мы, однако же, не будем уподобляться догматикам от либерализма. Задумаемся над таким вопросом: не могла ли произойти определённая эволюция во взглядах Кагановича за время его пребывания на посту наркома транспорта? В 1934 году, на XVII съезде, Каганович жёстко критиковал руководителей наркоматов. Но ведь тогда он не занимал пост наркома, а был прежде всего секретарём ЦК. Ясно, что за два года работы в экономическом наркомате Железный Лазарь не мог не подвергнуться влиянию узковедомственного духа, царившего в таких заведениях.
Исследования американского историка А. Риза, опиравшегося на архивные источники, показывают, что в 1936 году Каганович был очень близок к Орджоникидзе. Их переписка отличается подчёркнутым дружелюбием. Два наркома-хозяйственника исходили из своих ведомственных интересов. Так же, как и Орджоникидзе, Каганович протестовал против любых попыток тронуть кого-нибудь из работников своей отрасли. В публичных выступлениях Кагановича в тот период содержатся призывы избегать массовых преследований «вредителей». На основании изученных источников Риз пришёл к выводу, что и Орджоникидзе, и Каганович на определённом этапе сумели установить неплохие отношения с НКВД. Что ж, неудивительно, если учесть, что и Ягода, и Орджоникидзе дружили против Сталина вместе с одним и тем же человеком — Бухариным.
Не следует сбрасывать со счетов и того, что старший брат Кагановича, Михаил Моисеевич, был в то время одним из заместителей Орджоникидзе. Перед нами типичный ведомственный клубок, характеризующийся тесным переплетением аппаратных связей. Такие клубки, впрочем, существовали и в партийных организациях. Сталин их ненавидел страшно, а организованную в кланы бюрократию называл «проклятой кастой». Теперь эта каста брала вождя за горло, причём с участием его же соратников.
Именно Каганович присутствовал на очной ставке Бухарина и Рыкова с Сокольниковым, который давал показания против правых. После беседы Каганович доверительно сказал Бухарину о Сокольникове: «Всё врёт, б… от начала и до конца! Идите, Николай Иванович, в редакцию и спокойно работайте». Какая трогательная забота!
Можно предположить, что Каганович был настроен не столько против Сталина, сколько против Молотова. Будучи председателем правительства, Молотов неоднократно пытался образумить ведомственных баронов. Мы уже видели, насколько серьёзные разногласия у него были с Орджоникидзе, пытавшимся выпускать меньше продукции при увеличении капиталовложений. Но в любом случае позиция Кагановича в 1936 году была объективно антисталинской. Очевидно, именно это и привело к резкому усилению оппозиции, которая потребовала крови Молотова. В сущности, оппозиция уже переставала быть оппозицией.
Позже, когда вождь возьмёт реванш за свои временные неудачи, Каганович вернётся на сталинские позиции. В попытке реабилитировать себя в глазах Сталина он развернёт беспрецедентную кампанию по борьбе с вредителями в своём наркомате. И так уж получится, что этот «верный изменник» будет прощён. У Сталина конечно же тоже были свои слабости и свои ошибки.
О том, что ряды сталинистов дрогнули, свидетельствует поведение «дедушки Калинина». И.М. Гронский, редактор «Известий», а затем и «Нового мира», сообщает о следующих словах председателя ЦИК, сказанных в адрес вождя в 1936 году: «Сталин — это не Ленин. Ленин на десять голов был выше всех окружающих его людей, он ценил всякого образованного, умного, толкового работника и пытался его сохранить. У Ленина все бы работали — и Троцкий, и Зиновьев, и Бухарин. А Сталин это не то — у него нет ни знаний Ленина, ни опыта, ни авторитета. Он ведёт дело к отсечению этих людей». Калинин и раньше не очень жаловал Сталина. В 20-е годы Михаил Иванович говорил о генсеке: «Этот конь когда-нибудь завезёт нашу телегу в канаву». Он, как и Ворошилов, был по своим взглядам ближе к Бухарину и Рыкову. И только неуклонное усиление Сталина вынудило хитроватого «дедушку», работающего под простачка, решительно встать в ряды сталинистов. И какой же должен был начаться раздрай в сталинской команде, чтобы это осторожное растение посмело вякнуть на вождя? Конечно, потом Калинин вернётся обратно, к отцу народов, который по-отечески простит его. Кстати, этот факт, как и прощение Кагановича, лишний раз опровергает миф о сверхмстительном Сталине.
Усиление оппозиции сильно отразилось на внешней политике страны. Оппозиция хотела продолжать свою прежнюю политику Народного фронта. В связи с этим она добилась того, что СССР оказал поддержку республиканской Испании против мятежников Франко. Сталин поддерживать республиканцев явно не хотел. Его никак не радовала перспектива противостоять Германии и Италии, патронировавшим мятежного генерала. И, самое главное, — во имя чего? Победа левых сил в Испании была вождю совершенно не нужна. В противном случае он поддержал бы испанских коммунистов и социалистов ещё в 1934 году, во время рабочего восстания в провинции Астурии (чего сделано не было). Испания буквально кишела троцкистами, анархистами и прочими леваками, которые были настроены враждебно в отношении сталинистской Компартии Испании (КПИ). Если бы они взяли верх в ходе политической борьбы, Испания вполне могла стать полигоном для реализации коммунистических проектов, не укладывающихся в схему сталинского национал-большевизма. А такая угроза реально была. Те же самые анархисты контролировали многие районы, где они терроризировали местное население. Особенную ярость леваков вызывали католические монахи и монахини, которых они уничтожали и насиловали, закрывая и даже разрушая сами монастыри. Вообще, в республиканскую Испанию съезжался авантюристический сброд со всего мира, создавая питательную среду для явных и скрытых троцкистов.
Показательный факт. Два высокопоставленных невозвращенца, занимавших видные посты в советской разведке, И. Райсс и упоминавшийся уже Кривицкий, решили порвать со Сталиным и поддержать Троцкого ещё в 1936 году. Тогда от этого шага их удержало только желание использовать свои посты в разведке для оказания помощи испанской революции.
Исходя из всего этого, Сталин первоначально решил не поддерживать республиканцев, заняв позиции невмешательства. Ещё в первых числах сентября 1936 года Литвинов писал советскому послу в Мадриде М. Розенбергу: «Вопрос о помощи испанскому правительству обсуждался у нас многократно, но мы пришли к заключению о невозможности посылать что-либо отсюда». И всё-таки 6 сентября руководство приняло решение продать республике самолёты через Мексику. Решение это, кстати сказать, саботировалось в течение трёх месяцев, очевидно, самим Сталиным, который резонно считал, что назначенные к продаже самолёты больше пригодятся нашей армии. Инициатива перешла к представителям ленинской гвардии, по инерции мыслящим в категориях прежнего интернационализма. И ничего переиграть уже было невозможно.