«Как известно», допетровская Русь была страной очень дикой, отсталой и позарез нуждалась в реформах Петра и в просвещении ее Европой. Но вот интереснейшая деталь: Торговый устав 1653 года предусматривает полное уничтожение внутренних пошлин! С этого времени купец может везти товар из любого конца в любой конец Московии, преодолевать любые границы между бывшими княжествами или боярскими вотчинами, и никто не имеет права взимать никаких пошлин с его товара. Платится одна-единственная, универсальная торговая пошлина — 10 денег с рубля; при том что в рубле считали 200 денег, пошлина составляла всего 5 % с покупной цены товара.
А в «передовой» Франции того же времени торговлю невероятно тормозили внутренние пошлины! Королевское правительство сохраняло их вполне сознательно, чтобы дворянство, особенно крупные феодалы, могли бы кормиться за счет презренного «третьего сословия», паршивых купчишек. Эти внутренние пошлины составляли до 30 % покупной цены товара и существовали до самой Французской революции 1789 года. Чтобы уничтожить эти остатки Средневековья, потребовалось поднять восстание против короля, ввергнуть страну в страшнейший хаос, истребить до миллиона человеческих существ, поставить под сомнение само существование Франции как суверенного государства. А в Московии тот же самый переворот происходит совершенно бескровно, введением Таможенного устава, который «царь ввести повелел, а бояре приговорили», и притом при полном согласии всего остального народа.
Я не буду играть словами, пользоваться случаем, чтобы доказывать — Московия более передовое государство, чем Франция! Разумеется, это далеко не так. Но хотя бы в некоторых отношениях Московия — государство, вовсе не так уж далеко отстоящее от самых передовых стран Европы. И уж во всяком случае, это «Новомосковское царство», государство первых Романовых, никак не средневековое государство. Это страна, правительство которой хорошо понимает выгоду торговли, помогает своим купцам внутри страны и ограждает их интересы от посягательства купцов других стран протекционистскими тарифами.
XVII век — время появления в Московии и крупного производства.
В Европе едва ли не важнейшим признаком развития капитализма стало появление мануфактур: крупных производств, где множество людей работали вместе, производя общий товар, и где началось разделение труда: производство продукции ловко разделялось на множество отдельных операций.
Скажем, тачание сапогов… Ремесленник делает все — и раскраивает кожу, и замачивает ее, и вырезает каблук, и сшивает, и склеивает, и приколачивает готовый каблук. А в мануфактуре один мастер раскраивает кожу, другой замачивает, третий сшивает, четвертый клеит, и только пятый, работая совершенно независимо от всех других, приколачивает каблук. В результате люди специализируются, обучаются быстрее и быстрее производить одни и те же элементарные операции, и дело идет гораздо быстрее. В Италии XV века считали, что за то время, когда 10 ремесленников, работая каждый сам по себе, изготовят по паре сапог, 10 рабочих мануфактуры изготовят 15 или даже 20 пар.
Мануфактуры в Европе стали очень большим шагом к механизации производства, к введению машин: ведь заменить ремесленника, который делает сам все операции да к тому же сам покупает сырье и приносит на рынок продукцию, не сможет даже современный промышленный робот. Но заменить человека, который делает какую-то элементарную операцию, машина вполне в состоянии.
А кроме того, необходимость организовывать крупное производство мануфактур стала одним из шагов в развитии европейского капитализма.
В Европе государство давало капиталистам заказы и считало выгодным, если крупные мануфактуры поставляют порох, льют пушки или валяют сукно для государственных нужд: выходит дешевле, и к тому уже государству не нужно самому заботиться о налаживании производства, закупках сырья, поддержании дисциплины… то есть не нужна армия чиновников и можно сэкономить еще и на них.
В Московии государство могуче, а общество слабо. Государство само организует казенные мануфактуры. В начале XVII столетия на Пушечном дворе в Москве построили «кузнечную мельницу», чтобы «железо ковать водою», в двух каменных строениях вместо прежних деревянных.
Тогда же построены две казенные «пороховые мельницы», а давно существующие мастерские Оружейной, Золотой и Серебряной палат очень расширены.
При Михаиле Федоровиче заведены швейные казенные мануфактуры: Царская и Царицына мастерские палаты, ткацкая мануфактура — Хамовный двор в Замоскворечье, в Кадашевской слободе, и шелковая мануфактура — Бархатный двор.
Этот Бархатный двор быстро заглох, потому что царские чиновники не умели толком ни организовать производство, ни торговать готовой продукцией. Задумана-то мануфактура была как способ дать деньги вечно безденежной, постоянно нуждавшейся казне, да только получилось куда хуже, чем было задумано. Неслучайно же и в те времена считалось, и сегодня считается, что всякое производство в частных руках эффективнее.
А вот Хамовный двор, ткацкая мануфактура, оказался куда как жизнеспособным. Появился даже термин «Кадашевское полотно», и считалось это полотно ничем не хуже, нежели голландское. Между прочим, так считали и сами голландцы!
За 76 лет, между 1613 и 1689 годами, возникло до 60 дворцовых мануфактур, из которых до конца XVII века дожило не более половины. Некоторые ученые полагают, что эти предприятия вовсе и не были мануфактурами: на них использовался принудительный труд подневольных дворцовых крестьян, у них не было стабильной связи с рынком. Но, во всяком случае, если даже мануфактуры были и «ненастоящие», это были крупные производства, и они уже своими размерами создавали совсем иное, вовсе не средневековое отношение к труду.
А кроме того, на Московской Руси появились и купеческие мануфактуры — уже совершенно такие же, как в Европе. Так сказать, мануфактуры без малейшего изъяна, самые что ни на есть доподлинные.
Такими мануфактурами стали в XVII веке традиционные промыслы Руси: рыбные и соляные промыслы низовьев Волги, Севера. Организовывали эти промыслы купцы, вкладывавшие свои капиталы и прекрасно умевшие объединять эти капиталы, делая «обчества» на паях. Эти «обчества», где учитывался вклад каждого и каждый получал доход по вкладу, только одним отличались от акционерных обществ Европы: менее строгим учетом, менее жесткой формализацией. На Западе предприниматели регистрировали новую компанию как юридическое лицо, вели протоколы заседаний, выпускали акции и спорили до хрипоты, кто и какие имеет права из вложивших больше или меньше, а биржа аккуратно следила, как поднимается или опускается курс акций каждой компании. Московитские же купцы не утруждали себя ведением протокола, сложностями юридического оформления и не имели никакого представления о процедуре выпуска акций или о работе биржи.
В данном случае это глубоко принципиально, потому что получается: начавшийся в Московии процесс укрупнения, акционирования капитала никак не мог бы завершиться. Без всей этой европейской премудрости он был обречен оставаться на том же уровне — на уровне частных договоров нескольких доверявших друг другу купчин.
Нет-нет, это вызывает только уважение — умение верить друг другу на слово, без расписок и даже без торжественных клятв! Умение сойтись втроем-вчетвером, обсудить дело и неукоснительно провести его в жизнь! Это все — совершенно замечательные качества, и, если в этом есть необходимость, я готов проговорить еще раз — ни личные качества купцов, ни их способы организации производства, ни их способы кооперации ничем не ниже европейских купцов. Подобное постоянно происходит в странах восточного христианства — начинается такой же в точности общественный процесс, как и в странах западного христианства. И однако из-за отсутствия дисциплины, четкости, определенности этот процесс не может перешагнуть самых начальных стадий!
Но отмечу: московитские купцы движутся в том же направлении, стремятся организовать предпринимательскую деятельность так же, как европейские. Как видно, мозги у них устроены принципиально таким же образом, и поднявшиеся на организации этих соляных и рыбных производств Г. А. Никитников, Я. С. Патокин, Д. Г. Панкратьев, Н. А. Светешников, В. Г. Шорин, О. И. Филатьев и множество рангом пониже ничем не отличаются от дельцов, собиравшихся в те же годы в лондонском кафе Ллойда или на улице Уолл-стрит, в голландской колонии Нью-Йорка — Новый Йорк.
А масштаб производств был громаден — в одной Соли Камской работало одновременно 200 соляных варниц, добывавших до 7 миллионов пудов (более 110 тысяч тонн) соли в год. Из Астрахани каждый год вывозились до 300 тысяч пудов (4800 тонн) соленой рыбы и красной и черной икры.
Канатные дворы в Вологде и в Холмогорах возникли еще в XVI веке, и они быстро восстановились после разорения Смутного времени. Тогда же, при Михаиле Федоровиче, в Архангельске возник совершенно новый Канатный двор, которого там раньше не было. О масштабе этих предприятий говорит хотя бы число работающих на Вологодском канатном дворе — более 400 человек. А Холмогорский двор давал канаты для оснастки четвертой части кораблей английского флота — второго по размерам в мире (после голландского).
Это все — примеры производств, организованных совершенно «по-буржуазному».
Для канатных производств скупка сырья велась специальными приказчиками, которые «рядились» (то есть торговались) с крестьянами и порой давали им ссуды под урожай и под будущие поставки — совершенно так же, как это делалось в европейских государствах.
На соляные и особенно рыбные производства каждый год сходилось несколько десятков тысяч временных рабочих в летнее время. В наймиты шли посадские люди, черносошные крестьяне, частновладельческие крестьяне, холопы, в том числе и беглые, и, конечно же, «вольница».
Крестьяне обычно работали часть года, только чтобы поддержать отхожим промыслом свои хозяйства. Постоянные наймиты — это люди трех типов.